«Романтические комедии удаются, если авторам плевать на законы жанра»

Режиссер Ричард Кертис — о своем новом фильме «Бойфренд из будущего» и о том, почему он не хочет возвращаться в прошлое
Заира Озова
Фото: REUTERS/Luke MacGregor

В российский прокат выходит третий и, как утверждает сам режиссер, последний фильм Ричарда Кертиса «Бойфренд из будущего». Автор сценария романтических комедий «Четыре свадьбы и одни похороны» и «Ноттинг Хилл» успел прославиться и на режиссерском поприще, сняв «Реальную любовь» и «Рок-волну». В новом фильме он рассказывает, как путешествия во времени могут повлиять на жизнь отдельно взятой семьи. Корреспондент «Известий» Заира Озова встретилась с кавалером Ордена Британской империи Ричардом Кертисом в Лондоне.

— Снимать фильм о путешествиях во времени — большая ответственность. Надо, чтобы герои нигде не нарушили пространственно-временной континуум.

— Да, мне и вправду пришлось изрядно потрудиться. Но я всё же подозреваю, что и наука еще не вполне в курсе, как работают путешествия во времени (смеется). Никто ни в чем не уверен. Поэтому нельзя наверняка сказать, что путешествия во времени невозможны. А вот, как именно они могут осуществляться, зависит от фантазии автора. Этой простой логикой я и руководствовался.

— Почему вы выбрали на роль протагониста Донала Глисона? Он до этого не играл главные роли.

— С Доналом пришлось непросто. Когда шел кастинг, он снимался в «Анне Карениной» в роли Левина (фильм Джо Райта. — «Известия») и носил бороду. В костюмах из «Карениной» он, может, и казался настоящим русским парнем из XIX века, но в футболке и джинсах выглядел серийным убийцей, который провел последние два месяца в джунглях (смеется). Было трудно понять, насколько он нам подходит, ведь в начале фильма ему надо было играть очень молодого героя. Но в итоге съемки «Анны Карениной» закончились, мы попросили сбрить эту бороду, и наши сомнения развеялись: мы поняли, что Донал — наш персонаж.

— Вы утверждаете, что «Бойфренд из будущего» — ваш последний режиссерский проект. А если вам предложат сделать очередной фильм о Джеймсе Бонде?

— Какому нормальному человеку захочется видеть меня режиссером фильма о Бонде? (Смеется.) Но я бы в любом случае отказался. В работе над «Бойфрендом» мы были группой близких друзей, делающих вместе кино. Процесс был тихим и, можно сказать, уединенным, мы были вольны делать то, что нам хотелось. А всё потому, что кино стоило копейки, наши инвесторы ничем не рисковали. Когда приходится делать большой студийный проект, возрастает сразу все: ставки, бюджеты, ответственность. Ты тут же оказываешься маленьким винтиком в большой машине, теряешь не только власть, но и покой, и сон. Зачем это, помилуйте? Мне 56 лет, я хочу завязать с режиссурой. Я ухожу в бессрочный творческий отпуск, и фильм о Бонде — это последнее, что способно меня из него вытащить.

— Но вы хотя бы сценарии писать будете?

— Буду, но «писать» — совсем не то же самое, что «писать и режиссировать».

— Справедливо. А можете навскидку назвать пять вещей, которые непременно должны быть в романтической комедии?

— Таких вещей просто нет. Хотя я бы рекомендовал всем Рэйчел МакАдамс — вот она станет украшением любой романтической комедии (смеется). Но если серьезно, всё не так просто. Если бы существовал один рецепт, все бы клепали по нему ромкомы, и у нас были бы штампованные, похожие друг на друга фильмы.

— Признаться, создается впечатление, что многие ромкомы последних лет и вправду клепаются по лекалам.

— Надеюсь, этот камень не в мой огород? Знаете, романтическая комедия на самом деле очень странный жанр. Когда я работал над «Четырьмя свадьбами», то и понятия не имел, что пишу ромком. Мне казалось, что это будет некая автобиографическая мелодрама — с шутками, но всё же в основном серьезная. Ну, что-то вроде «Забегаловки» Барри Левинсона или «Уходя в отрыв» Питера Йетса. А на самом деле получилось нечто совсем иное и при этом вроде бы всех устроило.

Мне кажется, главное — не следовать никаким правилам. Некоторые откровенные ромкомы получаются исключительно привлекательными именно потому, что их авторам плевать на законы жанра. Из примеров последних лет в голову приходит «Как сумасшедший» Дрейка Доремуса. Или вот известный фильм «500 дней лета» Марка Уэбба — тоже ведь ромком, но настолько нешаблонный, что диву даешься.

— Откуда вы черпаете вдохновение для ромкомов? Неужели из собственного опыта?

— Я бы не сказал. Мой опыт, несмотря на возраст, очень скромный. В молодости у меня почти не было романов. Хотя однажды появилась девушка и так сильно разбила мне сердце, что я потом лет 10 приходил в себя. Тогда-то и начал писать все эти сценарии о любви. Но это всё дела минувших дней. Сейчас мое кино скорее сосредоточено на семейных, нежели романтических отношениях.

— То есть привычка заходить в шкаф, зажмуриваться, сжимать кулаки и отправляться в прошлое, как это делает герой Донала Глисона, осталась в юношеском возрасте?

— У меня в прошлом — сплошной вакуум, перемещаться по времени нет смысла (смеется). Хотя вот, вспомнилась одна история. Однажды, когда я был совсем мальчишкой, украл кольцо у мамы. И подарил его девочке, которая мне страшно нравилась, но без взаимности. Девочка бросила кольцо в снег, и я не смог его найти. Это, пожалуй, единственная причина, которая зовет меня в прошлое: вернуться и не красть кольцо.

— А более поздние события? Неужели не хочется пережить что-то вновь или впервые?

— Ну, если так стоит вопрос, я бы непременно постарался увидеть The Beatles на сцене, году эдак в 1964-м. Хотя в то время на их концертах было так шумно, что я бы ничего не услышал, кроме коллективного девичьего визга.

— То есть вы для себя ответили на вечный вопрос: The Beatles или The Rolling Stones?

— Я даже не пытался его задавать. Просто The Rolling Stones до сих пор здравствуют и выступают, а The Beatles перестали это делать в 1966-м, если не считать знаменитый концерт на крыше. К тому же двоих из них уже нет в живых. Так что если бы я оказался в 1960-х и мне предложили выбрать, на чей концерт сходить, я бы не задумывался. Но «роллингов» тоже очень люблю. Мы недавно с дочерью пришли к выводу, что начало песни Paint It Black («Я вижу красную дверь и хочу покрасить ее в черный цвет») — самая гениальная начальная строчка в истории музыки. Хотя в «Бойфренде из будущего» есть одна композиция, которая в этом плане может потягаться с Paint It Black. Into My Arms Ника Кейва начинается словами «Я не верю в Бога-интервента». Тоже эффектное заявление, согласитесь.