Дэн Браун снова напустил тумана

На русском вышел очередной бестселлер о приключениях профессора Лэнгдона
Наталия Курчатова

Несмотря на то, что книги Брауна снабжены жанровой аннотацией «интеллектуальный детектив», а самый известный герой Роберт Лэнгдон является профессором искусствоведения, говорить о них с «ученой» точки зрения совсем не получается.

Ноу-хау, опробованное в принесшем автору мировую известность и миллионные тиражи «Коде да Винчи» и повторенное в свежем романе «Инферно», можно охарактеризовать как гибрид голливудского блокбастера со статьей из «Википедии». Погони и перестрелки перемежаются довольно нехитрыми задачками на общую эрудицию и экскурсами в подсознание человечества, где присутствуют образы, в разное время явленные в литературе и искусстве.

Напуская мистического тумана, Браун не забывает добросовестно и безо всякого высокомерия просвещать почтенную публику. Квинтэссенцией подобного подхода может служить эпизод из «Инферно», где профессор Лэнгдон, читая доклад на конференции общества Данте, в нескольких фразах и с картинками повествует о «Божественной комедии» для тех, кто ни разу ее не открывал.

«Божественная комедия» в популярной интерпретации — стержень романа «Инферно». По ходу дела Лэнгдон обнаруживает себя во Флоренции с касательным ранением головы и таинственным контейнером в потайном кармане твидового пиджака. За контейнером охотятся спецслужбы и мафиозный консорциум, шеф которого оказывает сильным мира сего разного рода деликатные услуги и в этом качестве напоминает «консультирующего преступника» Мориарти из новой британской экранизации рассказов о Шерлоке Холмсе. Помимо профессора Лэнгдона, плохим парням в «Инферно» противостоит очаровательная докторша-англичанка с небывалым уровнем IQ и личными сложностями.

Мысль «историческая» в романе, пожалуй, одна и не слишком глубокая. Принадлежит она спятившему на Данте и позднем Средневековье демоническому гению. Суть ее в том, что мир время от времени должен подвергаться радикальному обновлению через смерть: кровопролитные религиозные войны и тотальная эпидемия чумы, выкосившая треть населения Европы, предшествовали Ренессансу, и это, мол, далеко не случайно. В похожей шоковой терапии цивилизация якобы нуждается прямо сейчас.

Есть сильное искушение назвать авторов, подобных Брауну, паразитирующими на высокой культуре. В какой-то мере так оно и есть. Хотя если по прочтении романа несколько процентов населения полюбопытствует насчет Данте или Боттичелли, то можно сказать, что 500-страничный роман оправдал расход бумаги.

Еще более интересен социологический аспект, проявляющийся со всей полнотой в литературе, рассчитанной на среднего массового читателя. Восприятие современного мира как аналога «позднесредневекового» с его приметами мировоззренческого кризиса, многочисленными локальными конфликтами, перенаселенностью европейских городов, то есть с чертами конца эпохи, а также инстинктивное желание все это подвести под общий знаменатель, упростить, пройтись огнем по сухостою наблюдаются не только у сумасшедшего ученого из «Инферно», но и у многих действующих политиков.