Автор книги Андреас Теннесманн сразу признается, что сам всегда в «Монополию» проигрывал. Возможно, это и было одной из побудительных причин для подробного исследования. Рациональность, агрессия, стратегический расчет — такими качествами, как считает автор, должен обладать победитель в игре и — шире — в либеральной модели экономики. Кто бы спорил.
Плюс ко всему, как выясняется, всемирная слава игры началась с банального плагиата. Первый вариант игры назывался The Landlord’s Game — «Игра землевладельца» и был придуман стенографисткой Лиззи Маджи Филлипс, квакершей и поклонницей социалистического утописта Генри Джорджа.
В игру была вложена некая, впрочем, не абсолютно очевидная идея о правильном распоряжении землей и о социальной благотворительности — Генри Джордж, идеи которого вдохновляли значительных людей, включая Льва Николаевича Толстого, не являлся сильным экономистом. Главная его мысль заключалась в том, что необходимо пресечь спекуляции землевладельцев в городах и всех собственников земли обложить налогами с тем, чтобы они не наживались на ней, но использовали ее на общее благо.
Игра в «Землевладельца» имела большую некоммерческую популярность и хождение как в народных, так и в академических кругах, но сама изобретательница почти ничего с этого не получила. Игру копировали буквально от руки, совершенствовали или упрощали до тех пор, пока предприимчивый водопроводчик Чарльз Дэрроу в период Великой депрессии не изготовил известный до сих пор вариант «Монополии» и не продал его крупной фирме, производящей настольные игры. Чарльз Дэрроу стал миллионером.
Андреас Теннесманн идет дальше и объясняет победный марш экономической игры, которую в СССР наверняка назвали бы как-нибудь вроде «Пауков в банке», ее укорененностью в европейских идеях утопического города. В ход идет и Томас Мор, и монах Кампанелла с «Городом Солнца». По сути, «Монополия» и есть идеальный город либеральной экономической модели. Идеализм, например, в том, что при всей экономической агрессии игра происходит относительно честно: так, игрок не может взять или дать взятку, нет теневого сектора экономики и продажных копов. Но еще более существенное отличие утопического города в том, что он замкнут сам на себя, чего в европейской цивилизационной парадигме, ориентированной на экспансию, нет и не может быть в принципе.
В России у «Монополии» своя история: она была востребована у интеллигентных младокоммерсантов 1990-х, которые верили в эти клетки улиц почти как в Бога. Время показало, что экономическая игра — только способ провести вечер, а в реальности дела обстоят гораздо сложнее. Что хорошо продемонстрировал фактический автор «Монополии» водопроводчик Дэрроу: продав патент и заработав свои миллионы, он купил ферму и предпочел тихую жизнь экономическим войнам.