Огромная ретроспектива Сальвадора Дали в парижском Центре Помпиду собирает толпы. Выставка каждый вечер работает до 11 часов, билеты можно заранее купить в интернете, но очереди велики.
Первое, что видишь, подходя ко входу, — объявления: отсюда ждать час с лишним, а отсюда — 45 минут. Перед Рождеством очереди уменьшаются, хотя в залах все равно не протолкнуться.
В Центре Помпиду показывают более 200 полотен, скульптур и графических листов Дали, отобранных из коллекций по обе стороны океана — от музея художника в испанском Фигерасе и музея современного искусства Нью-Йорка до мадридского музея королевы Софии (здесь выставку покажут летом) и многочисленных частных коллекций, в том числе, например, из Мексики. Обильно представлен и Санкт-Петербург — но не город на Неве, а городок во Флориде, где расположен музей художника.
В последний раз в таких масштабах Дали показывали в Париже еще при жизни автора, в 1979 году. Впрочем, тогда на открытие не смог попасть никто, включая самого Дали: в день вернисажа в музее началась забастовка. Это не помешало выставке стать самой успешной в истории Центра Помпиду — 800 тыс. посетителей.
Сейчас тоже ожидают рекордов, ведь популярность Дали с годами растет. Хотя все больше критических голосов, ставящих под сомнение его послевоенное творчество (дескать, автор совершенно коммерциализировался), да и политические взгляды художника отдают провокацией.
О ней напоминают некоторые работы на выставке, например «Частичная галлюцинация. Шесть портретов Ленина на фортепиано» (1931), «Загадка Гитлера» (1937) или «Тройной образ. Портрет Франко» (создан в 1939 году, но имя Франко появилось в названии лишь в 1970-м).
После войны Дали превратился в главную гордость франкистской Испании. Франко так и не удалось залучить домой Пикассо (довольно-таки ехидный, если не сказать, злобный портрет Пикассо кисти Дали также представлен в Париже), зато ему достался самый известный сюрреалист.
К концу 1940-х владелец дома-замка в Фигерасе уже успел потратить арт-капитал 1930-х и все больше превращался в салонного автора, радующего буржуа повторением давно найденного. Но все же Дали оставался визитной карточкой страны, тем более что его частые поездки в Париж (на зиму он снимал номер в фешенебельном отеле «Мёрис», где прославился драками с престарелой женой) охотно освещались прессой. Да и его эротические работы, представленные сейчас в Помпиду, такие как рисунок, запечатлевший Гала во время занятий сексом с бывшим мужем, или «Мастурбирующий Гитлер», впечатляют определенную часть публики.
При этом в Дали много неожиданного. Он был, например, страстным вагнерианцем, использовал музыку Вагнера в «Золотом веке» (на выставке фильм показывают вместе с массой документальных лент о самом Дали) и в нереализованном сценарии кинокартины «Бабау» (представлен макет декорации к ней). Сам Дали любил выходить к гостям под музыку из «Тристана и Изольды».
Об увлечении Дали танцем напоминает полотно «Безумный Тристан», связанное с работой над одноименным балетом для труппы «Русский балет Монте-Карло» Леонида Мясина. Перед этим Дали уже работал над скандальной «Вакханалией» из жизни Людвига II Баварского на музыку «Тангейзера», «первым параноидальным» балетом, как он его называл.
За Дали — огромная культура. На него повлияли многие предшественники импрессионизма. Речь в первую очередь об «Анжелюсе» («Вечерней молитве») Жан-Франсуа Милле. Дали ценил эту работу, нарисовал немало вариаций на ее сюжет, у него множество скрытых цитат и отсылок к «Анжелюсу» (причем они так часты, что впору увидеть в этом попытку Дали переложить собственную духовную работу на Милле и ограничить себя лишь его цитированием).
Парижской публике дали уникальную возможность: музей Орсэ предоставил на время выставки полотно Милле, а куратор Жан-Юбер Мартен (он делал и выставку 1979 года) собрал множество произведений Дали, связанных с образами «Анжелюса» — мужчиной и женщиной, работающих на поле при свете заходящего солнца.
Из этого сочетания высокого и низменного, пошлого и серьезного, которым переполнен Дали, необязательно рождается искусство. Но в случае с каталонцем случилось редкое: патологическая жадность и болезненная эксцентричность так и не убили в авторе художника.