Демонстрацией вызывающей гордыни, непомерных претензий на невозможное. Выходящее за нормы обыденности всегда интересовало Гинкаса. Но прежде, в «Пушкин. Дуэль. Смерть», «Черном монахе», «Золотом петушке», «Счастливом принце», в других сильных, как взрыв, спектаклях тема разрабатывалась гораздо мощнее и глубже. В своей «Гедде Габлер» Гинкас лишил психологическую партитуру Ибсена нюансов и многомерности. Пьеса свелась к выводу, однозначному, как пословица. Что обывателю хорошо, то незаурядной личности — смерть.
Контрасты резки, как краски на политплакате. Гедда (Мария Луговая) задирает всех и своим тоном, и своим видом. Расхаживает по сцене в мини-бикини, картинно курит, разговаривает с издевательским превосходством над собеседниками. Облик будто скопирован с бесстыжей глянцевой рекламы. Остальные похожи на тех, кто глянец в руки не берет. Библиотечная мышь Тесман (Игорь Волков), Теа (Юлия Марченко), стершая свое «я» в преклонении перед чужими талантами, усталый сердцеед с аристократическими манерами асессор Бракк (Семен Сытник), озаренный научными идеями Левборг (Александр Лушин)… Все тихи, мягки, интеллигентны. Они не нужны Гедде, Гедда не нужна им. Но в тесном пространстве дома, набитого вещами, деться друг от друга некуда.
Предыдущие хозяева не успели забрать свой скарб. Ящики и комнатные статуи, завернутые в прозрачную пленку, так и стоят весь спектакль вдоль пластиковых стен. Целлофан и пластик — фактура фальши, точно найденная художником Сергеем Бархиным. Возле деланной, изломанной Гедды даже рыбки, плещущиеся в аквариумах, кажутся ненастоящими. Выловив сачком одного из карпиков, Габлер садистки признается, что вот так же хотела бы держать в руках чужую судьбу. И могла бы, если бы роль не ограничивалась первым планом. Самое острое мгновение спектакля, объяснение Гедды и Левборга, решено Гинкасом минималистки сдержанно. Статичная мизансцена наэлектризована настолько, что еще чуть-чуть, и история начнет развиваться по-другому. Но нет, ничего человеческого в этой Гедде не будет. Хамская походочка, интонации, уложенные в три ноты, оскал вместо улыбки утомляют однообразием, а не раздражают, как было задумано. А когда Гедда, поглощенная галлюцинациями, кричит о том, что всё смешное и пошлое следует за ней по пятам, ничего пошлее, чем она сама в эту секунду, придумать невозможно.
Основная загадка спектакля — не странная героиня, а окружающие ее мужчины. Почему они, умудренные жизнью, увлеклись пустой девчонкой, годящейся кому в дочки, а кому и во внучки? На этот вопрос ни режиссер, ни замечательные актеры Волков, Лушин и Сытник не отвечают.
«Гедда Габлер» Гинкаса — попытка привить веточку субкультуры к дереву культуры истинной. В результате получился сухой ствол, похожий на тот, что навязчиво чернел на авансцене, намекая на смерть души.