Десять лет назад государство сделало ставку на госкорпорации как главный локомотив инновационного развития страны. О том, в каком состоянии сегодня находится российское технологическое предпринимательство, насколько эффективна господдержка этого сектора и в каких научных отраслях нам ждать «прорывов» в ближайшие годы, корреспонденту Наталье Тимашовой рассказывает и.о. генерального директора Российской венчурной компании ЕВГЕНИЙ КУЗНЕЦОВ.
— Евгений Борисович, зачем специально поддерживать технологическое предпринимательство? Вот в Советском Союзе вообще не было никаких предпринимателей, тем не менее науки развивались и мы были впереди планеты всей — отправили человека в космос...
— Пример с космосом показателен: еще задолго до полета Юрия Гагарина, в 1931–1933 годах, в СССР при ОСОВИАХИМе действовала группа изучения реактивного движения (ГИРД), куда входили наши лучшие инженеры — Сергей Королев, Фридрих Цандер и другие. Занимались они разработкой ракет и двигателей к ним, сами гирдовцы расшифровывали аббревиатуру как «группа инженеров, работающих даром», никаких зарплат не получали. Но фактически это была технологическая предпринимательская группа, которая работала не в расчете на коммерческую прибыль, а «за идею». В 1934 году ГИРД вошла в Реактивный НИИ — выражаясь современно, произошло «поглощение» предпринимательской команды.
Часто предпринимательскую команду поглощают именно с целью привнести в косную корпоративную структуру стартаперский дух, готовность брать на себя риски и умение быть гибким. Если мы делаем ставку на крупные госкомпании, как, например, это сделал Китай, то важно одновременно с этим развивать технологическое предпринимательство, которое бы генерировало новые самостоятельные идеи. А для развития оно нуждается в господдержке.
— Какие меры господдержки наиболее эффективны: налоговые льготы, прямая финансовая поддержка в виде грантов, образовательные программы, создание технопарков, поддержка бизнес-ангелов и бизнес-инкубаторов?
— Все перечисленное необходимо. Плюс специализированное регулирование, учитывающее особенности технологического рынка. Речь идет о помощи стартапам в защите их интеллектуальной собственности и монопольного права на получение в какой-то период времени прибыли со своей уникальной разработки. Российское законодательство не любит монополизм и старается не допустить его, получается, что стартапы сразу попадают в неблагоприятные условия на рынке. В целом же госполитика в сфере технопредпринимательства должна быть системной.
— Что должна включать эта система?
— В основе должны быть культура и образование — людей надо правильно готовить к тому, чтобы быть технологическими предпринимателями в самых перспективных отраслях. Должно быть эффективное госрегулирование: когда создается стартап, он должен тратить минимум времени и денег на организационные вопросы — бухгалтерию, налоговый учет, таможенные проводки, отчисления в разные фонды. Везде в мире в стартап-зонах действует облегченное законодательство либо сервисы поддержки непрофильных функций. Если эти функции со стартапа снимаются, он развивается вдвое быстрее.
Очень важная сфера, к сожалению, слабо развитая в России, — системная господдержка развития компаний на международном рынке. Госпрограммы поддержки роста экспорта своих компаний развивают Китай, Корея, Индия, страны Евросоюза, у России же здесь сильный провал. Однако Минэкономразвития начинает помогать нашим компаниям выходить на международный рынок.
— А достаточный ли спрос на программы господдержки, которые сегодня предлагаются стартапам?
— Спрос высокий, в целом система поддержки стартапов на ранней стадии развития в стране сложилась, о чем говорит бурный рост их количества. Так, в федеральном акселераторе технологических стартапов GenerationS, который проводится РВК уже четвертый год при поддержке российских корпораций, институтов развития, представителей венчурной инфраструктуры, на входе в 2016 году было более 4200 заявок, рост по сравнению с 2015-м — 60%. Создавать стартапы у нас научились, теперь надо дать им возможность эффективно расти, преодолевать барьеры роста внутри страны и на международном уровне.
— Какие же институциональные барьеры мешают развитию технологичного предпринимательства?
— Фискальная система и таможенное регулирование. В России есть хороший опыт создания преференций и налоговых льгот для развития IT-отрасли, которые помогают ей эффективно расти. Теперь можно расширять стимулирующее регулирование на другие сферы — для поддержки биотехнологических компаний, стартапов, работающих в области альтернативной энергетики, роботизации.
Таможенное регулирование остается большой проблемой, особенно в части доступа к компонентам, биоматериалам — действующие нормы блокируют развитие технопредпринимательства. Нежели на научных данных, мы сами себе связываем руки на огромных перспективных рынках. Например, в области генной модификации (геномики), где у нас сейчас жестко закручены гайки: исследования вести можно, а продавать их результаты нельзя.
— Нейронауки взорвут технологичный рынок уже через 10–15 лет. А какие еще направления станут «прорывными»?
— В первую очередь это разработки в области искусственного интеллекта. Все, что связано с цифровыми технологиями, — написание софта, нейросети, роботизация — это меганаправление будет перспективным еще несколько десятилетий.
Вторая огромная сфера, где расти и развиваться можно бесконечно, — медицина. Она также становится цифровой, параллельно происходит революция в самой медицине как науке. Старение теперь рассматривается как болезнь, которую можно лечить, появился целый класс новых лекарств — биопрепаратов, которые спасают от рака и других смертельных болезней.
— Какие стартапы медицинской направленности РВК поддержала в 2016 году?
— Таких стартапов немало в нашем портфеле: проект по созданию аппарата для коррекции бессонницы «Соня», проект «Брейн Бит», разрабатывающий неинвазивный глюкометр, проект «РТМ Диагностика», специализирующийся на разработках и коммерциализации технологии глубинной радиотермометрии — безвредного метода, позволяющего диагностировать наличие злокачественных новообразований на ранних стадиях, который можно использовать для экспресс-диагностики.
Через Национальную технологическую инициативу (НТИ) сейчас в основном идет господдержка таких компаний, которые способны сделать прорыв на международном уровне и успешно работать на глобальном рынке — информационном, фармацевтическом, энергетическом и других. Так, мы сотрудничаем с компанией «Таврида Электрик» — одним из мировых лидеров в области «умных» энергетических сетей, у которого уже достаточно большие объемы продаж в Бразилии, Индии, Великобритании. А также с компанией «Транзас» — одним из мировых лидеров в области электронной картографии и разработки тренажеров по судовождению. В перспективе это роботизация судовождения и перевод в «цифру» управления морскими перевозками.
— Приоритет в финансировании все-таки тем направлениям, где мы уже достаточно сильны?
— Да, надо фокусироваться там, где у нас есть сильные стороны, но есть некоторые обязательные отрасли, которые нельзя игнорировать. Та же медицина — это гигантский перспективный рынок, и его нельзя проигрывать. Быть страной XXI века и не иметь современной медицины невозможно, а для этого нужны современные биология и инфраструктура. Но здесь мы отстаем на порядок, взять хотя бы научные центры, где есть оборудование для проведения метода редактирования генома CRISPR/Cas — простого, дешевого метода, открывшего новые возможности в лечении онкологических, орфанных заболеваний: в России таких центров всего пять, а в Китае, США, Великобритании сотни. Если в ближайшие пять лет в области генной коррекции ничего кардинально не поменяется, то у нас так и останется медицина прошлого века.