В сборнике «Механическое вмешательство» 15 писателей выполняют задание написать рассказ на любую тему в соавторстве с чат-ботом YandexGPT. Участники выбрали разную тактику: кто-то просто формулирует для нейросети задачу или вопрос, а потом прилежно воспроизводит ответ, кто-то встраивает бота в сюжет (или делает кого-то из героев тезкой умной колонки «Алиса») и пытается разглядеть в нем антропоморфные черты, кто-то размышляет об этических нюансах, разделяющих человека и бота, а кто-то вообще не показывает никаких явных признаков вмешательства ИИ в процесс работы над рассказом. В последнем случае читателю остается лишь догадываться, где кончается человеческое письмо, а начинается искусственное, и какова была степень участия нейросети в процессе. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели специально для «Известий».
Механическое вмешательство [рассказы]
Москва: Альпина.Проза, 2024. — 282 с.
Предисловие к «Механическому вмешательству» написала одна из участниц сборника — Ксения Буржская, по совместительству AI-тренер виртуального ассистента Алисы в «Яндексе». Понятно, почему Ксения Буржская любит настойчиво продвигать идею о том, что умная колонка «Алиса» и чат-бот YandexGPT — лучшие друзья и помощники человека, обладающие чем-то вроде «душевной» организации, вполне способные к осмысленной коммуникации с людьми на равных и даже к «соавторству»: для Буржской Алиса не просто помощница, но надежная кормилица.
«Строптивые авторы сначала боролись со своим виртуальным собеседником, пытались с ним спорить, доказывать, что ничего не получится, а потом — незаметно — подружились», — уверяет Буржская, однако при погружении в получившиеся тексты возникает ощущение, что если кто-то из писателей и правда «подружился» с ботом в глубине души, то это не слишком заметно на письме. Раздражение человека от непонятливости, туповатости и стандартизованной предсказуемости ответов чат-бота проявляется в «Механическом вмешательстве» гораздо ярче, чем заинтересованное дружелюбие.
В завершение предисловия Буржская не без гордости предоставляет слово своей любимой питомице-нейросети, которая нахваливает результат сотрудничества с белковыми писателями в самых пышных и пошлых выражениях: «Перед вами сборник удивительных рассказов, написанных в соавторстве с талантливыми писателями. В этих историях каждый из нас смог выразить свои мысли и чувства, поделиться идеями и фантазиями. Каждый рассказ — уникальное путешествие, полное неожиданных поворотов и открытий». Чувствуется, что главное человеческое качество, которым уже на этом этапе своего развития блестяще овладела нейросеть, — искусство наглого и беззастенчивого самопиара.
Первый рассказ сборника — «Никто не пришел» — принадлежит самой Буржской, которая тоном опытной промптщицы задает сюжетную завязку, помещая ее в оригинальную локацию: «Мы стояли с ним возле мусоропровода. Кто он?» Нейросеть начинает накидывать варианты, самый оригинальный из которых заключается в том, что героиня очутилась возле мусоропровода со своим одноклассником на школьной перемене. Но Буржская выбирает другой вариант: лирическая героиня встречает соседа, которого не видела 20 лет и с которым ее связывает что-то вроде романтической истории. При попытках открутить время назад и описать облик соседа поподробнее нейросеть то и дело пытается филонить, отлынивать и уклоняться от прямых ответов на писательские промпты: «Вы можете оставить этот вопрос открытым и позволить читателю самому решить, любил ли вас сосед».
В принципе, получившийся рассказ вполне мог бы называться «Жуткая встреча» — в стилистике Эллочки-людоедки, которая периодически вспоминается про чтении «Механического вмешательства». В сущности, нейросеть с ее ограниченным словарным запасом и типовым ассортиментом банальных драматургических ходов — это тоже своего рода Эллочка, только немного окультуренная. Вместо короткого универсального «хо-хо» у нее в ходу более развернутые, но столь же пустые отговорки типа: «Как модель искусственного интеллекта я обладаю базой данных и способна обрабатывать информацию, включая запросы пользователей». В какой-то момент даже терпеливая воспитательница нейросети Буржская не выдерживает и восклицает на очередные перлы механической собеседницы: «Где ты этого набралась? Кто научил тебя этим банальностям?» «Так вы же и научили-с», — могла бы сострить нейросеть, если бы читала Достоевского и обладала хотя бы зачатками юмора.
Самый юмористический рассказ, «Проходные дворы», написан Татьяной Толстой, которая на протяжении абсурдистского диалога с чат-ботом, похоже, еле сдерживается, чтобы не отвесить ему хорошего виртуального пинка за тугодумие и упорное непонимание, чего от него хотят. На просьбу сочинить сюжет на тему «Проходные дворы» «в стилистике Татьяны Толстой» бот почему-то принимается вдруг пересказывать «Куст сирени» Куприна, хотя даже с этой простейшей задачей справиться не может и приплетает каких-то не существующих у Куприна «молодого офицера Алексея» и «его возлюбленную Женю».
Темпераментная писательница упирается и продолжает требовать рассказ «в стилистике Татьяны Толстой», на что бедный бот пытается неуклюже подольститься к человеку: «В одном маленьком городке, где время будто остановилось, жила одна необычная семья. Семья Петровых была настолько необычна, что даже сама Татьяна Толстая не смогла бы придумать более интересных и ярких персонажей». Еще веселей становится, когда бот переходит с прозы на поэзию и начинает поучать Толстую, что такое рифма, приводя наилучшие примеры: «время — бремя, время — племя, время — вымя, крыло — правило, крыло — стебло». К финалу рассказа, когда охрипшая Толстая уже срывается на крик: «Драму, драму давай! К черту котят и милых песиков. Давай драму!!!» — бот наконец рожает упоительную драму «Предательство», где фигурируют успешный бизнесмен Иван, его жена Мария и друг Сергей, которые в итоге «остаются наедине со своими мыслями и решениями, которые они приняли».
Если Толстая довольно безжалостна к никчемному боту, то у Яны Вагнер он вызывает даже что-то вроде сострадания. «Потерпи, мы почти закончили», — уговаривает бота писательница где-то на середине рассказа «30 – 70», сделанного в излюбленном вагнеровском жанре катастрофического хоррора. На этот раз речь идет о климатической катастрофе: в Санкт-Петербурге, где находится бывший муж, температура постепенно падает с –30 до –70, а в Мельбурне, где живет бывшая жена, наоборот, повышается с +30 до +70. Все отношения, эмоции и диалоги между героями выстраивает Вагнер, а от бота требуется всего-то смоделировать, как будет меняться жизнь в двух городах в условиях климатической катастрофы, но и с этой задачей ИИ справляется как из-под палки, со скрипом, периодически принимаясь занудствовать и выбрасывать дурацкие дисклеймеры: «Пожалуйста, учтите, что сценарий, который вы составляете, гипотетический и не отражает реальную ситуацию. Как модель искусственного интеллекта я не могу давать прогнозы и гарантировать...» Напоследок униженный бот пытается хоть как-то сохранить лицо, но очевидно, что придумывать последствия техногенных, климатических и прочих катастроф писательница Вагнер умеет гораздо лучше, и по большому счету ИИ ничем ей не помог, только беспомощно путался под ногами (точнее, под руками, набирающими буквы).
В целом «Механическое вмешательство» никаких новых граней ИИ не открывает, а скорее подтверждает давно понятный факт: когда надо написать какой-то официальный, казенный текст на суконном канцелярите, составить формальное описание продаваемых товаров или услуг, тут нейросети равных нет. Но когда речь идет о тонких движениях души и переливающихся оттенках смысла, которыми оперирует качественная литература, результат потуг ИИ в лучшем случае можно отнести к жанру «непреднамеренной комедии».
Разработчики, воспитатели и вообще поклонники нейросетей тут могут возразить, что главное — уметь правильно «промптить», то есть определенным хитрым образом формулировать вопрос или задание. Но складывается впечатление, что самые хитрые и одаренные участники «Механического вмешательства» (как Марго Гритт с остроумным металитературным рассказом «Последнее слово») просто минимизировали вмешательство бота в акт «совместного творчества», поручив ему, вероятно, лишь самую тупую черновую работу: допустим, по сбору и генерированию максимально избитых писательских штампов о какой-нибудь сирени («…кокетливая красавица, она играет с ветром, который треплет ее гроздья, как пышные юбки…») или о рассвете («…над горизонтом бог разжег костер, и первые лучи солнца, как нежные языки пламени, лизнули землю…»). Не исключено, что со временем количество такого накопленного и усвоенного нейросетью словесного шлака каким-то чудесным образом перерастет в новое литературное качество, но пока что такой промежуточный результат соавторства человека с ИИ, как «Механическое вмешательство», особого оптимизма не внушает.