Возможность понижения дипотношений с США и их союзниками изучается, заявил «Известиям» замглавы МИД РФ Сергей Рябков в кулуарах десятого научно-экспертного форума «Примаковские чтения», прошедшего в Москве 25–26 июня. Но решения такого рода, по его словам, принимаются на самом высоком уровне. Усиление давления на Россию со стороны Запада лишь укрепляет решимость РФ обеспечить свои интересы «всеми доступными средствами». При этом дипломат подчеркнул: Москва сейчас не готова к диалогу с Вашингтоном о возобновлении переговоров по стратегическим вооружениям. Рябков также отметил, что РФ продолжает обсуждать с членами БРИКС список партнеров, которые будут приглашены на саммит глав государств в Казани. О перспективах расширения объединения, участии союзников России по ОДКБ в СВО и обмене с США заключенными — в эксклюзивном интервью Сергей Рябкова «Известиям».
«Более 30 государств уже выразили интерес к дальнейшему сближению с БРИКС»
— Весной вы заявили, что страны БРИКС изучают возможность расчетов в стейблкоинах — криптовалютных токенах, курс которых привязан к какому-либо активу, например к доллару, евро или унции золота. Рассматривается также вариант создания платформы, которая состыкует системы цифровых валют центробанков, и обсуждается возможность объединения национальных систем передачи финансовых сообщений. Какой из этих вариантов сейчас более глубоко прорабатывается всеми странами БРИКС?
— Я думаю, что мы действуем по всем этим трем направлениям достаточно энергично и равномерно. Мы ни по одному из них не находимся в тупике. В конце концов, государства БРИКС — это объединение единомышленников, которые понимают, зачем это нужно, и исходят из общей оценки того, что требуется для повышения надежности и работоспособности международных финансовых систем. Профессионалы в этой области говорят, что достижения соглашения только по одному из этих трех сегментов будет недостаточно. Нужно комплексно подойти к задаче. Сейчас уже есть значительный массив идей, они стыкуются друг с другом. Этим занимаются эксперты и профессионалы из министерств финансов и центральных банков всех стран.
Разумеется, здесь важен и политический импульс: мы в качестве председательствующей в БРИКС страны передаем его в соответствии с договоренностями лидеров, достигнутых в прошлом году в Йоханнесбурге. И у меня на полпути к завершению российского года в БРИКС есть достаточная уверенность, что к октябрьскому саммиту в Казани — а это уже будет 16-й саммит БРИКС — подойдем с весомыми результатами. Может быть, там не будет каких-то решений, которые всё радикально преобразуют. Наверное, это и не нужно. В конце концов, это настолько чувствительная сфера, где эволюционный прогресс оптимален. Но результаты будут, и я рад тому, что все страны, входящие в объединение, в том числе те, кто присоединился к нему 1 января, разделяют наше понимание и наше видение того, что делать это нужно.
— По вашей оценке, какая из этих трех опций может реально заработать и как от этого выиграет Россия?
— Давайте дождемся договоренностей. Я думаю, что все эти три направления без реализации схем, которые заложены в идею стейблкойнов, цифровизации расчетов и возможности осуществлять трансакции таким образом, чтобы мы отходили от счетов, где происходят операции в валютах западного мира (долларах и евро), будут слабыми. Но обращаю ваше внимание, что внутри БРИКС между всеми странами — и особенно это заметно по российской торговой статистике и финансовым показателям — доля расчетов в национальных валютах и доля применения схем, которые защищены от враждебного воздействия западных регуляторов, неуклонно растет. По некоторым аспектам она уже превышает 80–90%, что очень важно. Одно другому не мешает. Мы будем создавать механизмы, применимые для всего БРИКС, и продолжать работать на двусторонней основе со всеми партнерами (теми, которые входят и не входят в БРИКС), чтобы расширять такую практику.
— Стоит ли в ближайшее время ожидать расширения БРИКС?
— БРИКС, по сути, меньше чем полгода назад расширился в два раза. Не побоюсь сказать, что это рекорд для всех международных объединений, не говоря уже о международных организациях, которые имеют устав, определенные регламенты и так далее. Даже более неформальные ассоциации государств (а БРИКС именно такая) не имели в прошлом подобного рода прецедентов. Поэтому говорить о постоянном, безостановочном расширении БРИКС я бы поостерегся. Если идти по этому пути, мы можем утратить значительную часть практической эффективности, которая достигнута. А стоит задача ее наращивать и дальше, двигаться в сторону всё новых практических проектов и решать те проблемы, которые есть на пути существующих. Мы этого тоже не скрываем. Это, например, определенные аспекты деятельности Нового банка развития, требующие уточнения и коррекции. Мы этим занимаемся и будем дальше заниматься.
Но мы признаем, что на сегодня более 30 государств уже выразили интерес к дальнейшему сближению с БРИКС, и в конечном счете многие из них ставят вопрос о формальном вступлении в объединение. Мы не можем на это не реагировать. Не случайно лидеры в прошлом году на саммите в Йоханнесбурге поставили задачу: до саммита в Казани разработать категорию государств-партнеров и составить их примерный список. Составить — значит согласовать его в кругу всех членов БРИКС, а не просто председатель что-то пишет, и потом это становится искомым списком. Нет, это требует определенной переговорной, консультационной работы и дипломатических усилий, чем мы тоже занимаемся. Кстати, на недавней встрече министров иностранных дел, которая с успехом прошла в замечательном Нижнем Новгороде (10–11 июня. — «Известия»), этой теме уделялось большое внимание.
Хочу сказать, что, по нашему убеждению, государства-партнеры как категория не должны быть ограничены в своих правах по взаимодействию с другими участниками БРИКС или, при всей важности саммитов, приглашаться только на мероприятия высшего уровня. Нужно, чтобы они работали на всех уровнях архитектуры БРИКС и ее модели взаимодействия. Здесь тоже предстоит продолжить наши обсуждения внутри объединения. Председательство этим занято очень плотно. Несмотря на приближающийся во многих странах период летних отпусков, мы не ослабляем усилия и отдаем себе отчет, что до саммита в Казани остается не так много времени. И здесь нужно сделать максимум, чтобы мы предложили государствам, интересующимся БРИКС, привлекательную модель.
Что касается расширения, лидеры в подходящий момент примут решение, как и насколько расшириться и кого пригласить. Всё это — уровень президентов или председателей правительств в тех странах, где это применимо. Будем тоже готовить почву и для таких решений, но они не на переднем плане. В фокусе — категория государств-партнеров. Вот то, чем мы занимаемся в контексте растущего интереса международного сообщества к деятельности БРИКС.
— Помимо постоянных членов БРИКС известно ли, кто будет принимать участие в саммите глав государств, который пройдет в этом году в России?
— Исторически сложилось так, что на саммит приглашается довольно широкий круг государств-единомышленников и союзников, а также просто влиятельные страны, которые координируют или возглавляют региональные и международные организации. Кстати, прошу обратить внимание на состав приглашенных на встречу министров иностранных дел в Нижнем Новгороде, который о многом говорит. Географический и смысловой диапазон и тот политический заряд, который был заложен именно в такой круг, показателен. Саммит — это событие еще на ступень выше, сейчас идет процесс приглашения, и говорить о конкретном круге преждевременно. Это вопрос, который отрабатывается во всех деталях и во всех аспектах. Скоро вы узнаете подробности.
«Западники нас провоцируют»
— 23 июня Украина нанесла удар по Севастополю пятью американскими ракетами ATACMS. В результате атаки погибли четыре человека, более 150 пострадали. Вы не раз допускали понижение уровня дипотношений РФ с США, и в качестве одной из предпосылок к этому называли конфискацию американцами российских замороженных активов. Могут ли атаки против мирного населения с использованием западного оружия стать причиной для понижения уровня дипотношений со Штатами и их европейскими партнерами, в частности Великобританией и Францией?
— 24 июня, когда в МИДе было сделано представление послу США, с нашей стороны было сказано, что эти действия, по факту являющиеся соучастием в террористическом акте, совершенном киевским режимом, без ответа и без последствий не останутся. Но характер ответных действий не всегда подлежит разглашению.
Что касается понижения уровня дипотношений, хочу обратить внимание, что мы ни разу не инициировали такой шаг, несмотря на все перипетии острейшей фазы в наших отношениях с так называемым коллективным Западом. Мы считаем, что посольства и работа послов — это весьма тяжелая функция, особенно в нынешних условиях, и ею нельзя пренебрегать — должны оставаться каналы общения, в том числе на высоком уровне. У нас были случаи, когда послы отзывались для консультаций, и это тоже общепринятая практика. Мы не исключаем никаких вариантов в будущем. Это всё будет зависеть от кого, как себя будут вести наши противники.
Сейчас Евросоюз объявил, что произойдет изъятие доходов от незаконно замороженных российских активов и эти средства будут переводиться в какие-то фонды, откуда они дальше, как заявлено ЕС, помогут финансировать военную помощь Украине. Цинизм всего это зашкаливает до такой степени, что задаешься вопросом, есть ли вообще где-то предел морального падения группы, задающей сегодня тон в Брюсселе и в других столицах ЕС?
Возможно ли сейчас решение, которое включает понижение уровня дипотношений? Могу сказать, что это — предмет рассмотрения и всё это изучается. Решения такого рода у нас принимаются на самом высоком уровне. Пока их нет, спекулировать на эту тему контрпродуктивно. Но противники должны знать, что они шаг за шагом приближают себя к точке невозврата. В каком смысле точка невозврата? Пусть они думают и сами решают, но эта внешнеполитическая вседозволенность и упоение собственной безнаказанностью в итоге приведет к тому, что реакция с нашей стороны окажется гораздо более болезненной, чем сегодня представляется этому ворью.
— Западные политики постоянно говорят о присутствии военнослужащих НАТО на Украине. Недавно премьер-министр Венгрии Виктор Орбан заявил о подготовке военной миссии. Расценивает ли Москва это как акт агрессии НАТО против России, ведь, по сути, это и есть расширение альянса за счет Украины?
— Что касается акта агрессии, мы придерживаемся определения, которое содержится в резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, принятой на 29-й сессии 14 декабря 1974 года. Если вы прочитаете текст этой резолюции и изучите его, то найдете третью статью, где расписано, что такое акт агрессии. И далее, в следующей статье, написано, что изложенный выше перечень не является исчерпывающим, а Совет Безопасности ООН может квалифицировать и другие обстоятельства как представляющие собой акт агрессии.
Западники нас провоцируют. Они каждый день находят информационные поводы, для того чтобы вновь и вновь испытывать нас на прочность. Они могут придумывать любые лейблы и навешивать любые ярлыки на свою сугубо антироссийскую деятельность на Украине и по многим другим направлениям. Мы оставляем за собой право на соответствующие квалификации при всем нашем четком знании предмета и понимании того, что изначально закладывалось в этот очень важный и многоплановый термин.
Западники не утруждают себя такого рода заморочками. Они всё время ограничиваются заученной фразой, что всё, исходящее из Москвы, — это дезинформация или пропаганда. Понятно, что здесь нет не только какого-то минимального оттенка готовности прислушаться к тому, что мы до них доводим. Но здесь нет даже просто абсолютно начального стремления соотнести свои собственные действия с тем, что было общепринятым в цивилизованном международном сообществе до того, как все эти деятели пришли на руководящие должности, в частности в группе, именующей себя Евросоюзом. Наша решимость обеспечить свои интересы всеми доступными нам средствами из-за их вызывающего и наглого поведения только крепнет. Чем сильнее пытаться сжать пружину, тем сильнее будет отдача, это очевидный факт.
— Киев регулярно осуществляет удары по территории России. Иными словами, РФ подвергается регулярным обстрелам со стороны иностранного государства. Допускает ли Россия возможность участия в украинском конфликте своих военных союзников по Организации договора о коллективной безопасности (ОДКБ), в случае если ВСУ усилит атаки по территории РФ, особенно вглубь нашего государства?
— ОДКБ — сложившийся формат. Все вопросы, связанные с военной безопасностью, там рассматриваются. Я не готов обсуждать сценарий и опции, потому что в нынешней обстановке любой конкретный сценарий и сюжет, который рассматривается в Москве публично, становится пищей в информационном пространстве в попытке еще сильнее вбить в головы доверчивых слушателей в западных странах и других регионах (где пока еще не пришли к однозначному выводу о вредоносности этого информпотока) об «агрессивных» или иных «деструктивных» устремлениях Москвы. Это одна сторона. А другая сторона — просто нельзя давать пищу врагам, чтобы они заранее разрабатывали планы, как этому противостоять. Очень простая логика, и я не буду вдаваться в подробности подобного рода сюжетов.
— В мае в Южном военном округе начался первый этап учений по применению нестратегического ядерного оружия. 20 июня президент Владимир Путин заявил, что Россия думает о том, как можно изменить нашу ядерную доктрину. И связано это с тем, что вероятный противник разрабатывает новые элементы, связанные с понижением порога применения ядерного оружия, в частности взрывных устройств сверхмалой мощности. Понятно, что возможные изменения в ядерной доктрине и учения служат сигналом западным странам в ответ на их недружественные действия в отношении РФ. Но допускает ли Москва реальное использование тактического ядерного оружия в ходе СВО?
— Тема звучит, и вы совершенно правы, ссылаясь, в частности, на эти комментарии нашего Верховного главнокомандующего. Были и другие, которые, я надеюсь, серьезно воспринимаются оппонентами, а не просто на уровне каких-то кулуарных обсуждений без практических выводов. Регламенты применения ядерного оружия (назовем их так) прописаны достаточно четко. Что такое наши доктринальные документы, тоже известно: это военная доктрина и «Основы государственной политики в области ядерного сдерживания».
В ходе панельной дискуссии на «Примаковских чтениях» прозвучала очень верная мысль: эти документы составлялись в другую эпоху и в других условиях. Они требуют адаптации к резко изменившейся ситуации в сфере безопасности. Соответствующая работа (и об этом тоже уже не раз говорил президент) ведется. Я не предвосхищаю ее результаты, но я призываю наших противников вдуматься в то, что говорит президент. Они играют с огнем в прямом смысле слова, и они должны в конце концов воспитать в себе умение не предаваться крайне опасным иллюзиям, а попытаться трезво взглянуть на мир и понять, что у нас есть незыблемые национальные интересы, защищая которые, мы готовы идти до конца.
«Мы должны зафиксировать реальные позитивные сдвиги в нынешней политике США»
— В конце апреля в Госдепе США признали, что Россия придерживается количественных ограничений в рамках положений Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений (ДСНВ). Американцы сослались на данные своей разведки. Может ли РФ то же самое сказать о США?
— Я не могу сказать, что они придерживаются. Более того, они и не придерживались еще задолго до того, как произошел нынешний слом в отношениях между Москвой и Вашингтоном, и до того, как мы в силу радикально изменившихся обстоятельств приостановили действие ДСНВ. Мы высказывали претензии Вашингтону в том, что он путем манипулятивных практик и лживых приемов вывел из-под засчета по договору значительное количество своих стратегических носителей. И это остается как комплекс вопросов, не получивших ответов с американской стороны. То есть сказать, что США безупречно следовали договору, я не мог и тогда, а уж теперь и подавно.
Но по большому счету сейчас вопрос состоит в том, что произойдет в этой сфере после истечения срока действия ДСНВ (договор истечет 26 февраля 2026 года. — «Известия»). Не вижу пока никаких предпосылок для того, чтобы мы вместе с США вернулись к реальному обсуждению перспектив контроля над стратегическими ядерными вооружениями. Для того чтобы это случилось, мы должны зафиксировать реальные позитивные сдвиги в нынешней политике США на российском направлении, которая пропитана русофобией и стала антироссийской от А до Я. Когда мы увидим что-то реальное в плане изменения к лучшему, а я думаю, что этот момент рано или поздно настанет, тогда мы сможем вернуться к рассмотрению идеи о том, как применить механику контроля над вооружениями к задаче укрепления безопасности. До этого очень и очень долгий путь. Давайте быть реалистами.
— Исходят ли от американцев предложения о возобновлении переговоров по стратегическим вооружениям?
— Они неоднократно предлагали это сделать, но они получали единственно возможный в этой ситуации ответ: пока их поведение не содержит ничего, кроме оголтелой русофобии, мы к такому диалогу не готовы. Получается, что они ведут опосредованную войну против нас, а в ряде случаев и напрямую вовлекаются в конфликт, как это было с ужасающим ударом по Севастополю, когда без ввода данных с американских разведывательных средств никакой подобный удар был бы просто невозможен. И само по себе введение подобных полетных заданий в системе ATACMS не осуществляется без прямого подключения американских специалистов — это мы знаем достоверно. Это вопиющий случай прямого вовлечения в конфликт. И как мы можем, зная, что это происходит в нашем доме, сидеть с ними за одним столом и договариваться о дальнейших сокращениях или хотя бы даже просто об ограничениях в сфере стратегических наступательных вооружений? Они должны понять невозможность этого в силу элементарной человеческой логики.
— Россия и США ведут сложный диалог по обмену задержанных граждан, включая журналиста Эвана Гершковича и американца Пола Уиллана. Есть ли какие-то подвижки в переговорном процессе?
— Насколько я знаю, пока нет. И американцам необходимо вновь и вновь тщательно взвешивать те идеи, которые были изложены по соответствующему каналу с нашей стороны. Надеюсь, что они поймут в конечном итоге здравый смысл и резоны, по которым эти предложения делались, и откликнутся разумно, трезво и хотя бы с каким-то элементом конструктивного подхода, несмотря на то что происходит в наших отношениях и вокруг них.