В прошлом году объем выручки резидентов «Сколково» превысил 500 млрд рублей. При этом 30-35% компаний — уже серьезные игроки рынка. Об этом на полях ПМЭФ-2024 рассказал «Известиям» заместитель председателя правления по инновациям, главный управляющий директор Фонда «Сколково» Кирилл Каем. По его словам, успех стартапов инновационного центра связан с их жестким отбором. Около 70% заявителей, предлагающих сомнительные идеи, отсеиваются. Как это происходит и какую помощь оказывают резидентам — в материале «Известий».
— Рынок инвестиций в последние годы сильно изменился. Можно ли сказать, что основным инвестором в высоких технологиях сейчас стало государство, а частные инвесторы вышли из игры?
— Нет, я бы сказал по-другому. Мы, как фонд «Сколково», работаем в первую очередь с посевными и венчурными компаниями. Собираем из них воронку и помогаем вырасти до объема индустриальных предприятий. Часть становится лидерами в своих отраслях. Я могу привести в пример такие компании, как T8, «Рапид Био», VisionLabs. Они уже добились успеха и занимают значимую долю на рынке.
В части посевных и венчурных инвестиций сейчас действительно большой провал, и это мировая ситуация, а не только российская. При этом лидер венчурной модели — преуспевавшие за счет избыточной ликвидности США — так же пикируют вниз, объем их венчурных инвестиций серьезно падает.
А дальше зависит от отрасли. В отраслях, где есть определенный объем обеспечивающих безопасность страны критических технологий, уровень присутствия государства выше. Но, как правило, оно в основном присутствует через корпорации с государственным или негосударственным участием. Это или докапитализация госкорпораций, или финансовая поддержка за внедрение новых технологий.
В той части рынка, где основными операторами являются частные компании без государственного присутствия, модель тоже перестраивается. Но это все-таки корпоративная венчурная модель, и корпоративные инвестиции усиливаются. Хотя да, с точки зрения мелких инвесторов, специально создаваемых венчурных фондов, не привязанных к каким-то специальным корпорациям, объем сокращается.
Любопытно, что растет объем ранних инвестиций со стороны частных физических лиц. Поскольку инструментария для приумножения богатства у людей становится меньше, то у нас за последние несколько лет подрастает плеяда бизнес-ангелов, которые занимаются этим профессионально. Обычно ими становятся бывшие корпоративные менеджеры, знающие свой сегмент рынка, понимающие, какая технология нужна, и они инвестируют собственные деньги.
И у фонда есть возможность такое поддерживать. Мы совместно с двумя министерствами ввели две меры поддержки. С Минфином это бизнес-ангелы, которые инвестируют в сколковские стартапы, и мы делаем своеобразный кэшбэк на НДФЛ. То есть если физическое лицо проинвестировало в наш стартап, то ему вернется НДФЛ за предыдущие три года.
И схожая мера по университетским стартапам — ее мы сделали с Минобрнауки. Это как раз не сколковкие резиденты, студенты и аспиранты. И если кто-то из инвесторов ранних стадий, которые обозначаются как три F (family, fools and friends, «семья, друзья и ... смелые люди»), захочет проинвестировать в студенческий стартап, то тоже может получит кэшбэк на НДФЛ. Отличная мера — и очень популярная.
— Есть ли крупные сделки и финансовые успехи у резидентов Сколково?
— Да, конечно. Наверное, имеет смысл назвать общие цифры, потому что некоторые детали распространять пока нельзя.
Мы очень быстро росли портфелем фонда, он рос по выручке три года, и только на 2023-й год объем выручки наших резидентов превысил 500 млрд рублей. Всегда есть стереотип, что «Сколково» — проработка предприятий совсем-совсем ранних стадий, но 30-35% наших компаний — уже серьезные игроки рынка. Однако тех, кто уже больше 10 лет является сколковским резидентом, и тех, кто вышел за пределы 1 млрд или выручки в 300 млн рублей, отсеиваем. Они становятся независимыми компаниями.
Те, кто еще в обойме, генерируют полтриллиона рублей. Есть налоговые преференции, но они полностью платят НДФЛ, и в этих стартапах работает около 30 тыс. человек. НДФЛ — это десятки миллиардов рублей в год, то есть больше, чем государство инвестировало в Сколково за всю историю его существования.
С точки зрения привлечения частных инвестиций у нас цифры очень близки к 2022-2023-м годам, но все еще 30 млрд рублей. Это значимые средства по любым меркам. Если соотнести размер господдержки стартапа — грантовые средства — с размерами привлеченных инвестиций, то получается где-то 1 к 7, то есть на 1 рубль государственных средств приходится 7 рублей инвестиций.
— А как еще Сколково помогает стартапам развиваться? И правда ли, что ваша поддержка втрое ускоряет развитие технологий?
— Если трезво оценивать, то поддержка сама по себе важна, но еще весьма важен качественный контроль на входе. Перед тем, как стартап получает комплекс поддержки, он проходит фильтр. Мы, как государственный проект, не хотим распыляться на людей с ложной научной идеей в основе. Регулярно приходят люди с разной степенью ментального здоровья...
— Серьезно?
— Конечно. С фантастическими идеями, всякими вечными двигателями, таблеткой от всех болезней и прочее. Иногда приходят люди с хорошей научной работой, но она или слишком поздняя, и уже есть более экономичные эффективные аналоги на основе старых разработок, или слишком ранняя, то есть сделана на рынок, которого пока не существует, поэтому не может быть реализована экономически эффективно, спроса еще нет.
Мы всё анализируем, и это первый фактор, который обеспечивает большую выживаемость наших стартапов — более чем в два раза выше, чем в среднем по рынку. Плюс быстрый рост. Отсев примерно 70% — они не проходят на статус резидентов.
Второй фактор — это весь инструментарий, который мы предлагаем. Часть предоставляет государство: налоговые и таможенные льготы, гранты, невозвратная поддержка на ранних стадиях как дополнение к тем самым трем F, а также значимый объем сервисов.
Путь стартапа мы разложили на этапы, каждый из которых требует специфического инструмента. Для начала это инкубации — поиск предпринимателя, который поддержит ученого с научной гипотезой. На второй стадии, стадии роста — верификация рынка, понимание потребителей и работа непосредственно с менторскими группами, которые позволяют правильно сформировать продукт. Третий этап — продуктивизация, создание прототипа, проверка в бою. Это всё нематериальный инструмент, как раз по нашей части. И четвертый этап — продажи.
Проводя стартап по этапам, мы позволяем ему расти быстрее, в основном за счет своей широкой сети контактов. Сейчас в портфеле более 4 тыс. стартапов. Одними сотрудниками фонда закрыть все компетенции и обеспечить все сервисы невозможно, но с разветвленной сетью контактов в различных отраслях, научных учреждениях, среди предпринимателей, венчурных инвесторов как в России, так и за рубежом, мы способны подтянуть разную экспертность. И стартап получает что нужно и когда нужно.
— Речь идет о поддержке предпринимателей или о внедрении технологий в реальную экономику, доведении до потребителей — грубо говоря в каждую квартиру?
— Сколковские технологии уже в каждой квартире. Например, в вашем кошельке наверняка лежат кредитные карты, которые используют финтех-решения наших стартапов. С точки зрения фильтрации мы всегда ориентированы скорее на DeepTech, научные технологии. Они бывают B2C, когда бизнес работает напрямую с потребителем, но большая часть — B2B, то есть бизнес для бизнеса, либо B2BC. Например, медицина и фармацевтика — это, по сути, B2BC. Москвичи получают расшифровку рентгенограмм. В 90% случаев при этом используется ИИ от нескольких разработчиков — резидентов Сколково, мы просто этого не замечаем.
Так что да, разработки уже в каждом доме. Например, если вы походите по площадке, то тут ползают роботы-полотеры — это продукт сколковских резидентов. «Бери заряд», который позволяет взять пауэрбанк напрокат, — тоже сколковские резиденты. Скорее всего, система контроля здесь, на ПМЭФ, организована при помощи решений LentLabs? и VisionLabs, сильнейших в мире игроков в области искусственного зрения.
— Какую роль играет Сколково в укреплении технологического суверенитета нашей страны?
— Это очень серьезный вопрос, и во многом мы даже перестраивали свою работу в последние три года. В начале своей деятельности мы были сконцентрированы на уникальных технологиях, которых нет нигде в мире.Но нужно было ответить на вызовы времени, и вопрос замещающих, а в дальнейшем опережающих технологий, стал целью последних двух лет. Были разработаны специальные меры поддержки, и Сколково стал их оператором.Наиболее болезненные с точки зрения рисков, которые несет производственная, транспортная, энергетическая экосистема страны, — это вопросы программного обеспечения.
Каким образом развивалась промышленность? Закупалась готовая промышленная линия, которая шла с софтом от производителя, и это ПО постоянно обновлялось. Линию назад вывезти нельзя, а вот обрезать программное обеспечение достаточно легко, и речь даже не об обновлениях: некоторый софт постоянно обращается к серверу.
И чтобы этого не происходило, понадобилась специальная мера. Первоначально это было финансирование первого внедрения новых технологий, что мы делали совместно с Минцифры. Когда надо было работать на замещение, меру изменили, и был собран отраслевой спрос по определенным сегментам и по необходимому софту. Финансирование ушло на его поддержку. То есть софт помогает, например, не одному игроку, а всей отрасли — всем металлургам, шахтерам, сельхозкомпаниям и так далее.
Схожая история и с искусственным интеллектом. Отрасль приходит со спросом и говорит: «Мне нужно, чтобы ПО решало вот эту проблему». И дальше мы выходим на рынок и собираем соответствующих разработчиков.
По сути, это привело к быстрой концентрации специалистов — они стали укрупняться, покупать друг друга и работать вместе.
И второе, что важно, — если раньше российские разработчики предлагали дополнение и улучшение софту, то сейчас они становятся вендорами, которые начинают производить основу софта.