Архитектурные проекты заводов, санаториев, домов-коммун и фабрик-кухонь поселились в историческом здании Хлебозавода №5 на Пресне. С 6 марта по 14 июля Центр «Зотов» проводит уже третью масштабную выставку, посвященную конструктивизму. И если первая исследовала рождение стиля, а вторая фокусировалась на взаимодействии искусства со словом, то новый проект — «Работать и жить. Архитектура конструктивизма. 1917–1937» — показывает, как революционный подход к строительству изменил и облик российских городов, и сам уклад жизни. «Известия» не без интереса заглянули в прошлое.
Утверждения нового
Своим размахом — два этажа, более 500 экспонатов — экспозиция «Зотова» под кураторством Полины Стрельцовой и Ирины Финской явно идет по стопам мегаломанских проектов раннесоветских архитекторов. Впрочем, если фантазии конструктивистов зачастую так и остались на бумаге (известно, например, что Эль Лисицкому удалось построить только одно здание из множества придуманных), то выставка более чем реальна. И на ней в изобилии представлены не только чертежи и эскизы, но и макеты зданий, и предметы интерьера — в общем, сделано всё, чтобы художественно-бытовые метаморфозы столетней давности стали для посетителей максимально наглядными.
Идеологическая составляющая тоже не забыта. И дело не только в агитплакатах. Уже на входе зрителей встречает впечатляющее сооружение: трехметровая инсталляция «Рабочий и колхозница International». Ее создатели Юрий и Николай Аввакумовы и Сергей Подъемщиков скрестили два символа эпохи — Башню Татлина (Памятник III Интернационала) и самую известную скульптуру Веры Мухиной. Особую глубину и неоднозначность объекту придает год создания: 1991-й. Тогда это, вероятно, читалось как ирония над советскими лозунгами, постмодернистский реквием по распавшейся стране. Теперь выглядит искренним гимном советскому прошлому.
Впрочем, остальные экспонаты датируются куда более ранним периодом — они были рождены непосредственно в ту эпоху, которой посвящена выставка. И в первую очередь это архитектурные проекты Моисея Гинзбурга, Ивана Леонидова, Якова Чернихова, Александра Никольского и многих других. Сегодня мы видим в них не только утилитарные чертежи, но и художественные прозрения.
Например, проект горизонтальных небоскребов у Никитских ворот, придуманный Лисицким, неслучайно рифмуется с его же проунами — «проектами утверждения нового», трехмерными абстракциями. А многометровая панорама Москвы авторства братьев Весниных и Сергея Лященко создает образ мегаполиса будущего. Да, изображенные ими Дворец Советов на Волхонке и здание Наркомата тяжелой промышленности на Красной площади так и не были построены, но ведь сегодняшние высотки, выросшие уже в XXI веке, выглядят ничуть не менее амбициозно.
Дом будущего
Многое, однако, удалось воплотить в жизнь еще тогда. И, конечно, в экспозиции уделено немало внимания Дому Наркомфина и некоторым другим знаковым строениям конструктивистов. Причем наряду с архитектурными планами и макетами здесь есть, например, цикл фотографий Александра Родченко, показывающий обедающих рабочих на Фабрике-кухне №1, или интереснейший рисунок интерьера здания «Известий»: архитектор Григорий Бархин использовал только один цвет — красный. И получился не приземленный эскиз, а почти супрематическая композиция.
Один из неочевидных, но на самом деле постоянно звучащих мотивов выставки — неоднозначные отношения конструктивизма с реальностью. С одной стороны, целью идеологов всего направления было переустройство общественной жизни. Предполагалось, что новые дома, дизайн, предметы призваны сделать быт советского человека проще, а работу — эффективнее (отсюда — настойчиво декларируемая утилитарность всех художественных решений). Во многом это и правда получилось. Но, с другой стороны, многие проекты, те же дома-коммуны, оказались единичными экспериментами, а самые яркие идеи и вовсе были оторваны от жизни.
Среди этих мечтателей — Иван Леонидов, ученик Александра Веснина. Его цикл «Город Солнца» состоит из живописных работ (художник писал темперой, белилами, акварелью и другими материалами на фанере), и совершенно понятно, что его устремленные в небеса башни могут вырасти лишь в нездешнем раю.
Современники реагировали на подобные вещи по-разному. «Сколько молодежи калечится, губится всякими леонидовыми, сколько их «на крыльях фантазии» увлекается в пропасть. Наша действительность настолько грандиозна, что мы можем позволить себе роскошь не фантазировать. Так объявим же войну беспредметной «творческой фантази»и! Отрубим ей крылья!» — призывал газетный критик в 1931 году.
Запах эпохи
Крылья Леонидову обрубили. Как, впрочем, и многим другим строителям светлого конструктивистского будущего. Упоминание 1937 года в названии выставки красноречиво. И, в конечном счете, у «Зотова» получился рассказ не про стиль как таковой, а про целую эпоху, закончившуюся незадолго до Второй мировой. Про рождение и взросление новой страны, формирование нового социума. Ярчайшая эстетика, появившаяся тогда же и захватившая все сферы — от кино и наглядной агитации до мебели и посуды, — лишь одна из составляющих этого процесса. Хотя и самая красноречивая.
Зритель, однако, может не только услышать голоса прошлого (в переносном и прямом смыслах — оркестр musicAeterna под руководством Теодора Курентзиса подготовил тематический плейлист для выставки), но и буквально почувствовать дух времени. На верхнем этаже экспозиции среди проектов заводских городов установлены скляночки с запахами из промзон. Да, в последние годы на выставках нередко размещают ароматические экспонаты — как правило, это цветочные ноты, связанные с пейзажами и натюрмортами. «Зотов» же предлагает оценить, как пахнет керосин, химические выбросы, солидол и так далее.
Если считать это духом эпохи, то стоит признать: он оказался гораздо более живуч, чем эфемерные фантазии художников-архитекторов. Современные производства, вероятно, не более приятны для неподготовленных носов, чем век назад. Но хочется верить, что неэкологичные «флюиды» рано или поздно улетучатся, а светлые идеалы прошлого, которые и были в основе конструктивизма, останутся. И станут снова актуальны.