Ключ к названию нового романа Алексея Варламова отпечатан уже на титульном листе, украшенном штампом миграционной службы: «Odsun z Československé republiky». Смысл этого штампика о выдворении, как бы намекающего: «Вали из Чехословацкой Республики», сразу почувствуют люди, в чьем детстве и отрочестве нередко звучало словечко «отзынь». В свое отрочество лирический герой «Одсуна» возвращается не только в первой части под названием «Купавна». Этот подмосковный дачный поселок — одна из любимых локаций писателя, в 2000-м выпустившего одноименный ностальгический роман. В «Одсуне» дачные воспоминания становятся питательной почвой, где коренятся главные дружеские и романтические переживания — связи с друзьями купавненского детства герой, неспроста родившийся во Всемирный день беженцев, 20 июня, пронесет в дальнейшем через все места своего временного обитания. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели специально для «Известий».
Алексей Варламов
«Одсун»
Москва, Издательство АСТ, редакция Елены Шубиной, 2024. — 536 с.
Идея отсутствия перегородок между разными историческими эпохами всегда нравилась Варламову, так или иначе устраивавшему своим героям лазейки через завесу времени. В «Одсуне» к этой относительности, текучести хронологии добавляется и условность «не доходящих до неба» политических перегородок между государствами — на нее указывает подзаголовок романа, имеющего слоеную структуру. В ней перемежаются детские приключения на Звездной улице в садоводческом товариществе «Труд и отдых» близ 2-го Бисеровского участка, бандитско-приватизаторские 1990-е в Москве, евромайдан 2014-го и современность — точнее, 2018 год.
Ранней весной этого года герой, 49-летний русский филолог, прибывает из Киева в Словакию с просроченной визой, после нескольких загадочных дорожных приключений оказывается в судетской деревне с хлипкой легендой для доверчивых аборигенов: «Я экстраординарный профессор в университете Палацкого в Оломоуце, — сказал я неубедительно, но с достоинством. — Приехал читать лекции по истории постсоветского постмодернизма. У меня есть приглашение, диплом Московского университета и два рекомендательных письма».
Несмотря на сомнительный вид бездомного скитальца, ему дают приют местный священник и его жена, и всё дальнейшее повествование оформлено как рассказ-мемуар от первого лица, где постоянно проскальзывают обращения «отец Иржи» и «матушка Анна». Это придает «Одсуну» дополнительный колорит, исповедально-религиозный. История о том, как волхвы и пастухи первыми пришли к младенцу Иисусу, подробно разбирается с хронологической точки зрения в одной из последних глав, El primer milagro («Первое чудо»), и она нужна Варламову, чтобы добавить к своей спиралевидной постройке еще одно измерение, тем самым окончательно доказав нелинейность времени: «...ничего линейного в истории не существует. Факты, поступки, действия могут путаться, мешаться, опережать и отставать, если это необходимо...».
Историко-философская эпичность не мешает толстому «Одсуну» быть увлекательным чтением, где грамотно построен саспенс, а некоторые сюжетные повороты носят детективно-шпионский характер с участием и чеченских боевиков, коррумпированных московских ментов и зловещей украинской «беспеки». Название первой главы первой части сразу задает загадку: «Почему они не зажигают камин?», и найденная героем во второй половине романа разгадка заставит содрогнуться от жестокости и несправедливости истории — как частной, так и общей. Она подробно изучена в романе на примере судетских немцев, подвергнутых зверскому геноциду со стороны мстительного чешского населения после окончания Второй мировой.
Варламов не претендует на точность исторических изысканий, как и в своих многочисленных байопиках о писателях в серии ЖЗЛ никогда особенно не претендовал на фундаментальное литературоведение, скромно отговариваясь, мол, я просто компилирую факты, которые интересны мне, а потому, возможно, будут интересны и читателю. Герой «Одсуна», историк-любитель, если не сказать историк — частный детектив, тоже составляет коллаж из найденных в интернете сведений, начиная свое изучение страшной и запутанной истории судетских немцев с «Википедии»: «Конечно, это не самый надежный способ докопаться до истины, но если сравнивать, сопоставлять и сверять информацию из разных источников и ничему по отдельности не доверять, то общую картину восстановить можно».
Чему точно может доверять в «Одсуне» человек, заставший 1990-е, так это описаниям главных российских реформаторов той поры. Большинство их фигурирует в сатирическом репортаже с тематической вечеринки в поместье богатого друга, реконструировавшего у себя на участке культовую для студентов МГУ пивную «Тайвань», некогда располагавшуюся возле китайского посольства (это еще одно из «мест силы» для Варламова, упоминавшего ее и в романе «Душа моя Павел»). Варламов часто избегает называть конкретных прототипов своих персонажей, но такие описания говорят сами за себя:
Автор цитаты
«В те годы мы часто видели его по телевизору — это он придумал программу, которая должна была за пятьсот дней преобразовать страну безо всяких потрясений, однако ему не дали этого сделать, и он стоял высокий, стройный, обиженный, с прекрасной черной шевелюрой и вдохновенным лицом — ни дать ни взять Владимир Ленский. Был его счастливый соперник — круглолицый плешивый внук детского классика по прозвищу Железный Винни-Пух... Он быстро опьянел, сделался еще милей и беззащитней, а потом уснул за столом, и тогда рыжеватый, очень умный, спокойный господинчик, который изобрел ваучеры и говорил позднее, что надо было просто правильно их использовать, аккуратно оттащил Винни-Пуха в сторонку и положил на старенький топчан».
Однако высмеивать сильных мира сего, чья работа сходна с профессией наперсточника, герою не так уж интересно, его задача — поиски в истории хоть каких-то «цели и смысла». Это словосочетание он повторяет несколько раз, больше с отчаянием, чем с зыбкой, не имеющей реальных оснований надеждой. Постепенно понятие «одсун» разрастается до глобальных и даже метафизических масштабов в романе, где главная тема романа — трагическая тщета всех человеческих стараний устроить счастливую и благополучную частную жизнь в каком-нибудь дорогом сердцу местечке: большая история как ураган способна мгновенно стереть с лица земли человеческую песчинку со всеми ее смешными надеждами на маленький индивидуальный рай.
Важнейший сюжетный стержень в «Одсуне» — бурная и роковая love story, в которой пафосные диалоги иногда напоминают душераздирающую голливудскую мелодраму: «Как ты мог? Как ты посмел жить без меня? — Я и не жил, Катюха. А ты?» Но главная героиня «Одсуна» не только Катя, «вечная возлюбленная» героя, чья «любовь к ней безответна, гибельна и безрассудна». Не менее важный женский персонаж — смерть, вызывающая у героя-филолога сказочные ассоциации в одном из его визионерских трансов, где он корректирует пол андерсеновского персонажа Оле-Лукойе: «...я знаю, конечно, что это он, а не она, но я так еще в детстве подумал: Оля — это ведь женское имя. А уж ее старшая сестра, которая приходит к человеку один раз в жизни, точно женщина. Она стоит где-то неподалеку со сложенным зонтом и скоро распахнет его, а мы должны будем показать ей наши оценки. Но что мы предъявим в той вечной тьме?»
Не только штампик с «одсуном» в начале, но и невидимое, написанное симпатическими чернилами memento mori словно бы помечает страницы романа, где есть эпизод из филфаковской юности героя, на экзамене по латыни предлагающего свой оригинальный вариант перевода крылатой фразы римских стоиков: «Не забудь умереть». И если посмотреть на смерть с точки зрения небесных миграционных служб — как на депортацию, выдворение из жизни, — то она, в конце концов, тоже не что иное, как своего рода неминуемый «одсун».