80 лет назад, 15 декабря 1943 года, в освобожденном Харькове начался первый открытый судебный процесс над военными преступниками — нацистами. В ходе слушания дела были раскрыты ужасающие подробности преступлений гитлеровцев и их пособников на территории УССР. Как это было, вспоминали «Известия».
Ад оккупации
23 августа 1943 года Красная армия после упорных и кровопролитных боев освободила Харьков. Два года крупнейший город Советской Украины находился под оккупацией. Освободители увидели руины заводов, жилых кварталов, знаменитых высших учебных заведений.
Повсюду можно было найти следы казней и расправ — и следственные органы сразу начали сбор сведений о преступлениях, которые совершали гитлеровцы и их пособники в Харьковской области. Они начались с первых дней оккупации. В Дробицком Яру первой военной зимой были казнены не менее 16 тыс. евреев, которых методично вывозили в предместье Харькова из гетто группами по 200–300 человек. В основном это были женщины, старики и дети. Там же, в Яру, расстреливали пленных красноармейцев и душевнобольных, которых считали «не достойными жизни». А всего в Харькове гитлеровцы уничтожили не меньше 30 тыс. мирных граждан — за принадлежность к «неправильной» национальности, за коммунистические воззрения, за родственников-партизан или красных командиров.
Закон против убийц и истязателей
Указ Президиума Верховного Совета СССР № 39 от 19 апреля 1943 года гласил: «Установить, что немецкие, итальянские, румынские, венгерские, финские фашистские злодеи, уличенные в совершении убийств и истязаний гражданского населения и пленных красноармейцев, а также шпионы и изменники родины из числа советских граждан караются смертной казнью через повешение. Пособники из местного населения, уличенные в оказании содействия злодеям в совершении расправ и насилий над гражданским населением и пленными красноармейцами, караются ссылкой в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет». По приказу Сталина указ без опубликования в печати был оглашен в войсках с предписанием создавать военно-полевые суды.
Вскоре после освобождения Харькова на международной конференции министров иностранных дел главы дипломатических ведомств СССР, Великобритании и США приняли «Декларацию об ответственности гитлеровцев за совершаемые преступления», в которой политики договорились, что творившие (и на тот период еще творящие) зверства гитлеровские офицеры, солдаты и их прислужники коллаборационисты, если выживут после сражений, будут отвечать перед законом. И вечная отговорка «Мы только выполняли приказ» не послужит оправданием, если состав преступления будет очевиден, если перед нами не солдаты, а палачи.
Тем большая ответственность легла на военных юристов, которые той осенью работали в Харькове. До этого нацистских преступников в СССР уже судили по апрельскому указу, но на закрытых заседаниях военных трибуналов. В конце 1943 года пришла пора показать всему миру лица гитлеровских палачей и доказать чудовищную сущность их идеи и их деяний. Первый открытый процесс против нацизма должен был стать безупречным с точки зрения доказательной базы и юридической техники. Никакой закрытости, никакой недоговоренности, все факты широко обсуждались на заседаниях суда.
«Встать! Суд идет!»
15 декабря 1943 года процесс открылся — в присутствии публики и прессы. Секретарь военного трибунала 4-го Украинского фронта капитан юстиции Кандыбин произнес: «Прошу встать! Суд идет». За судейским столом расположились председатель военного трибунала 4-го Украинского фронта генерал-майор юстиции Андрей Мясников и члены трибунала — полковник юстиции Михаил Харчев и майор юстиции Семен Запольский. Свое место занял и государственный обвинитель полковник юстиции Николай Дунаев.
Судебные заседания проходили в почти разрушенном городе, в чудом сохранившемся зале Харьковского оперного театра на Рымарской улице — потом там располагалась филармония. Из Москвы прибыли лучшие адвокаты — Николай Коммодов, Николай Белов и Сергей Казначеев. Следовало обеспечить соблюдение прав обвиняемых, какими бы зверями они не были. На процессе работали и переводчики, терпеливо разъяснявшие немцам каждое слово обвинения, защиты или свидетелей и переводившие на русский выступления подсудимых.
На скамье подсудимых оказались капитан военной контрразведки Вильгельм Лангхельд, заместитель командира роты СС, унтерштурмфюрер Ганс Риц, сотрудник харьковского гестапо старший ефрейтор Рейнгард Рецлав и 26-летний шофер зондеркоманды Михаил Буланов, водивший машину-«душегубку», в которой умерщвляли газом людей. Буланов активно сотрудничал со следствием. Например, он рассказал, что в декабре 1941 года, во время варварского уничтожения пациентов больниц, большинство жертв похоронили заживо. Буланов клялся искупить свои преступления кровью на фронте, надеялся сохранить жизнь. Но никаких обещаний следователи ему не давали. Перед ними распинался человек, повинный в гибели нескольких тысяч людей, своих соотечественников. И всё это — за 90 марок в месяц, паек и вещи убитых.
Ганс Риц еще в июне участвовал в массовом расстреле в деревне Подворки. Ефрейтор Рецлав загонял в «газенваген» женщин и детей, а потом сжигал в бараках их трупы. Именно из материалов харьковского процесса мир узнал об автомобилях, в закрытых фургонах которых людей травили выхлопными газами. Лангхельда уличили в истязаниях военнопленных. Этот офицер лично расстрелял 100 человек. Он и не скрывал этого, ссылаясь на преступные приказы старших по званию.
Своих корреспондентов в Харьков прислали американские The New York Times и Radio Columbia, британские The Times и The Daily Express, присутствовали на суде и журналисты «Свободной Франции». Советский режиссер-документалист Илья Копалин снимал хроникальный фильм о процессе.
Газету «Известия» на процессе представлял знаменитый писатель Леонид Леонов. Его репортажи были и содержательны, и эмоциональны — трудно было писать об этом процессе, сохраняя хладнокровие. Леонов писал: «Никто из свидетелей не плачет. Слезы будут после. Это потом, вернувшись в свидетельскую комнату, истерически зарыдает колхозница Осмачко, целый час пролежавшая в братской могиле рядом с трупом своего Володи. Ничего не замечая перед собой, еле слышно докладывает суду медсестра Сокольская, как волокли раненых на расстрел, как бились о порог их головы, как немцы приколачивали одного гвоздями на воротах, и хохотали при этом, и вопили при этом: «Гут!»
«За преступления и зверства»
Обвинитель Дунаев в своей речи отметил, что главными преступниками, ответственными, в том числе, и за харьковские расправы, являются вожди нацистской Германии. Он назвал их поименно: Гитлер, Гиммлер, Геринг, Геббельс. После этого выступления посол Соединенных Штатов в СССР Аверелл Гарриман в своем донесении президенту отметил: теперь стало окончательно ясно, что Москва будет настойчиво стремиться привлечь к ответственности руководителей Третьего рейха «за преступления и зверства, совершенные их именем и по их приказу». И компромисс с Гитлером для руководителей Советского Союза невозможен.
Все четверо обвиняемых пытались ссылаться на приказы вышестоящих командиров, но под давлением фактов каждый признал себя виновным в убийствах безоружных, ни в чем не повинных людей. У суда сомнений не было. У юристов из десятков стран, которые следили за процессом, — тоже.
18 декабря военный трибунал IV Украинского фронта приговорил всех четверых подсудимых к смертной казни через повешение. Обжалованию приговоры не подлежали. На следующий день на площади Благовещенского базара — там, где немцы устраивали массовые расправы, — собрались тысячи харьковчан. Для них это была не казнь, а возмездие. Не было никакого злорадства, не было восторгов. Люди сурово смотрели, как преступников подводят к виселицам — и начали молча расходиться, когда приговор, в справедливости которого не сомневался никто, привели в исполнение.
«Мы начали их судить»
Это был первый в истории суд над нацизмом, ставший прецедентом, образцом и для советских, и для зарубежных юристов. Илья Эренбург писал: «Совесть народов осудила не только трех малозначительных хищников, но и всю фашистскую Германию». За спинами этих убийц стояла преступная система. Именно в Харькове, в те декабрьские дни, впервые в мировой практике судили за преступления против человечности. Там правосудие прошло первую ступень к Нюрнбергу. Британский журналист Ральф Паркер в репортаже из Харькова писал: «Советский приговор оглашен... Как англичанин, который видел, какие страдания принесли немцы английским городам, английским женщинам и детям, я говорю: пусть суд продолжается, пусть петля душит преступников!»
Советские юристы доказали: на войне бывают преступления, и наш долг — выявлять их и, с соблюдением процессуальных норм, карать убийц. Десятки таких процессов после декабря 1943 года прошли в Советском Союзе, после освобождения от нацистов Европы они начались и в других странах. Четыре дня харьковского процесса показали: кара для нацистов неотвратима. В том числе — для их фюрера и его ближайших соратников. «Мы запомним день 15 декабря — в этот день мы перестали говорить о предстоящем суде над преступниками. Мы начали их судить», — говорил Илья Эренбург.
Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»