Как минимум половина населения Германии осознает, что освещение событий вокруг России носит весьма односторонний характер, и это cтало одной из причин, по которой значительная часть немцев отвернулась от официальных СМИ. Об этом в интервью «Известиям» рассказал немецкий философ и публицист Хауке Ритц. Он также пояснил, как Германия и Евросоюз стали, по сути, подвластны американским интересам и почему Украина вряд ли станет членом ЕС.
«Мы наблюдаем не разворот от России, а раскол в немецком обществе»
— С начала конфликта на Украине позитивное отношение к России на Западе, включая и Германию, стало своего рода моветоном. Однако голоса в поддержку того, что Берлину нельзя обрубать все мосты с Москвой, все-таки раздаются — правда, преимущественно от политиков «Альтернативы для Германии». Насколько сейчас симпатии к РФ действительно считаются в Германии чем-то маргинальным?
— Я понимаю, что с российской стороны создается впечатление, будто Германия в целом отвернулась от России. Это, безусловно, относится и к нынешнему правительству, и к СМИ, и к университетам. Однако это контрастирует со значительной частью населения, которая крайне недовольна общим политическим трендом в Германии и ЕС.
Около 50% немцев в той или иной степени отвернулись от традиционных СМИ. Это означает, что вместо них они читают очень многочисленные альтернативные СМИ в интернете. Например, газета Nachdenkenseiten — очень влиятельное альтернативное издание, возглавляемое Альбрехтом Мюллером, 85-летним экс-главой избирательной кампании Вилли Брандта. Практически ежедневно здесь появляются статьи с критикой германской и американской внешней политики и поддержкой единого мирного порядка с Россией. Многие из этих статей имеют более широкий охват, чем аналогичные публикации в FAZ или Süddeutsche Zeitung.
Скорее мы наблюдаем не разворот от России, а раскол в немецком обществе. Те, кто всегда чувствовал себя в первую очередь связанным с США, теперь делают это еще сильнее. А те, кто еще до событий на Украине с сомнением относился к расширению НАТО на восток, кто помнил политику разрядки Вилли Брандта, Гельмута Шмидта и времена Герхарда Шредера, теперь еще больше убеждены, что расширение НАТО на восток было ошибкой. Между этими двумя позициями находится третья часть населения, занимающая нейтральную позицию.
Как минимум половина населения осознает, что освещение событий вокруг России носит весьма односторонний характер. Для многих постоянная пропаганда против Москвы имеет даже обратный эффект, поскольку это в первую очередь пробуждает интерес к стране и ее народу. Это объясняет, почему немецкий сайт Russia Today наряду с Nachdenkseiten до сих пор одно из самых влиятельных альтернативных СМИ в Германии. И это несмотря на то, что в настоящее время доступ к нему возможен только через VPN или другие ухищрения.
Для многих восточных немцев существуют также личные воспоминания о контактах с Россией и ее культурой времен ГДР. Кроме того, многие восточные немцы даже спустя более 30 лет после воссоединения чувствуют себя гражданами второго сорта. Уничтожение восточногерманской промышленности политической элитой Западной Германии, девальвация восточногерманских биографий, исключение целого поколения восточногерманских ученых из университетов, односторонняя культура памяти о ГДР во всех основных СМИ — всё это не забыто и часто приводит к рефлексивной контрпозиции по отношению к официальному нарративу.
Кроме того, около 4 млн русско-немецких граждан, а это всё еще 5% населения, имеют свою точку зрения на события и частично информируются через российские СМИ. Если всё это сложить, то получается, что очень большая часть немецкого общества по-прежнему относится к России позитивно и непредвзято.
Об этом свидетельствует и опрос, проведенный через полгода после начала . Если в США две трети населения считали Россию угрозой, то в Германии этот показатель составлял всего 22%. Чуть больше, а именно 25%, считали, что Россия вообще не представляет угрозы.
«Сознание вины оставило после себя общий страх перед самостоятельной ролью в мире»
— Прошлой осенью в свет вышла ваша книга в соавторстве с Ульрике Гyеро «Финал Европы», где вы заявили, что США несут непосредственную ответственность за эскалацию конфликта на Украине. И многим в Германии это сильно не понравилось. Откуда у немцев такое преклонение перед Америкой, почему так быстро, например, забылась история о прослушке спецслужбами США Ангелы Меркель?
— Недавно в альтернативном издании Multipolar была очень интересная статья на сей счет. В ней автор Пауль Шрайер утверждает, что это было поздним следствием массированных бомбардировок немецких городов английской и американской авиацией. Поскольку после бомбардировок американцы выступили в роли оккупантов и еще некоторое время осуществляли прямую политическую власть, западным немцам пришлось с ними смириться. Возникший при этом когнитивный диссонанс вызвал своеобразный стокгольмский синдром, то есть привел к идентификации с властью, от которой человек в то же время испытывал травму.
Как бы то ни было, остается констатировать, что Германия была психологически изменена последствиями двух мировых войн. Прежде всего это сознание вины, которое оставило после себя общий страх перед самостоятельной ролью в мире. Чем дальше в прошлое уходит война, тем больше этот аспект выходит на первый план. Если при Вилли Брандте и Гельмуте Шмидте еще можно было артикулировать интересы Германии, то теперь подходы в этом направлении воспринимаются как проявление правого мышления. Общественный договор, который здесь вступает в действие, можно описать следующим образом: «Пока мы делаем то, что хотят американцы, мы не можем быть виновными снова».
Это, конечно, совершенно иррациональная точка зрения. Именно нынешнее направление германской внешней политики делает Германию снова виноватой, особенно если учесть вину Германии в агрессивной войне против Советского Союза. Но на бессознательном уровне законы логики вряд ли действуют. Я по-прежнему верю, что эту коллективную психологическую предрасположенность можно переломить. Но переориентация не произойдет сама собой.
«Распад ЕС становится вполне реальной перспективой»
— В одном из интервью вы сказали, что «хотели дать толчок дискуссии о самопредательстве Европы». В чем Европа и европейцы сами себя предали главным образом?
— На фоне двух мировых войн создание сообщества угля и стали, Европейского сообщества и, наконец, Европейского союза всегда основывалось на обещании стабильного мирного порядка. Без этого обещания отдельные государства вообще не согласились бы передавать части своего суверенитета на более высокий уровень.
Более того, ЕС был основан на обещании, что его политика будет направлена на общее благо граждан Европы, то есть республиканские основы отдельных государств также будут лежать в основе союза в целом. Обещание мира и обещание демократии, к сожалению, были нарушены. После войны в Ираке в 2003 году и отклонения проекта Конституции в 2005 году мы стали свидетелями постепенного распада союза.
Колоссальное расширение, достигшее в настоящее время 27 государств, парадоксальным образом оказалось симптомом дезинтеграции. Это происходит потому, что союз не смог разработать свою собственную экономическую политику, политику в области безопасности, культурную политику и внешнюю политику. Лишенный суверенитета, ЕС присоединился к американской модели. Он первым принял американскую экономическую философию, неолиберализм, и разрушил наследие европейского рабочего движения. Результатом стал рост бедности в союзе.
Затем ЕС перенял постмодернистские ценности из Калифорнии и стал политкорректным. Приняв постмодернистские ценности, возникшие в США как ответ на специфические противоречия американского общества, ЕС отказался от ссылок на свою собственную европейскую культурную историю. Борьба с дискриминацией стала фасадом, за которым скрывалась растущая бедность внутри ЕС.
В нынешнем Евросоюзе капитал, рабочая сила и товары пользуются де-факто всеми свободами, а европейского гражданства по-прежнему не существует. Хотя ЕС действует как государство, внутри него нет уз солидарности, что стало очевидным в 2010 году перед лицом надвигающегося национального банкротства Греции. В некотором смысле в современном ЕС сбылись мечты международных конгломератов. Они могут разыгрывать между собой отдельные страны ЕС, не считаясь с интересами граждан. В результате ЕС не может защитить европейцев от последствий глобализации и стал ассоциироваться с политическим бессилием.
Большинство граждан Евросоюза по-прежнему хотят единой Европы. Но почти никто не стремится к объединенной Европе в рамках ЕС. Он не является по-настоящему европейским. Поэтому неслучайно на банкнотах евро вместо реальной европейской архитектуры изображены воображаемые мосты. Вместо того чтобы вспомнить о богатстве собственной культурной истории, ЕС передал значительную часть своего суверенитета транснациональным институтам и сетям, которые в основном разрабатываются и находятся под влиянием США. В результате союз действует в согласии с культурной и внешней политикой Штатов. В связи с таким самопредательством распад союза становится вполне реальной перспективой.
«Если Евросоюз и выживет, то, скорее всего, он будет сокращаться, а не расширяться»
— Все последние полтора года Украина буквально требует, чтобы ее приняли в ряды НАТО и Евросоюза. Как вы думаете, пойдет ли в реальности руководство обеих структур на это?
— Нет, на самом деле эти членства делают ЕС слишком большим. США повлияли на политические процессы в Европе таким образом, что расширение превалировало над интеграцией. В интересах суверенного ЕС всё должно было быть наоборот. Сначала члены союза должны были выработать общую внешнюю политику и политику безопасности, и только после этого можно было допускать их к расширению. Украина, скорее всего, никогда не станет членом ЕС. Просто потому, что сейчас никто не знает, будет ли существовать этот союз через пять или десять лет. Если Евросоюз и выживет, то, скорее всего, он будет сокращаться, а не расширяться.
Пока такие государства, как Польша, подрывают европейские интересы безопасности в пользу американских, ЕС не сможет стать европейским. Но если он не станет европейским, то просто распадется. Европа переживает процесс восстановления утраченного суверенитета, аналогичный тому, который пережила Россия в 1990–2010-е годы. В этом процессе Европа должна добиться успеха. С одной стороны, она должна сохранить свое единство, по крайней мере в своей основе, а с другой — обрести суверенитет. Европа, раздробленная на отдельные государства, не сможет стать самостоятельным полюсом в многополярном мире. А трансатлантическая Европа вступит в длительную фазу экономического и культурного упадка.
Ослабление Европы в худшем случае может привести к формированию не многополярного, а биполярного мира. Это было бы негативным событием и для России, поскольку Европа нужна ей как партнер для решения проблем XXI века.