Режиссер, продюсер, сценарист Иван Болотников считает, что в культуре Россия не может без Европы, а Европа — без России. Он приветствует азиатский кинематограф как открытие другого мира и уверен, что всемирная отзывчивость русских людей помогает им чувствовать себя и европейцами, и азиатами. Об этом, а также о ментальных отличиях, итальянской скульптуре, китайском спецназовце и крымском кино кинодеятель рассказал в интервью «Известиям» накануне российской премьеры своего документального фильма «Идеальный музей. Возвращение Ренессанса», который, вопреки «отмене» русской культуры, был снят при поддержке Италии и Германии. Показ состоится 10 октября в петербургском Доме кино.
«Наш фильм про диалог, компромисс, если угодно»
— Любители искусства с нетерпением ждут премьеры и проката вашей картины «Идеальный музей. Возвращение Ренессанса», наслышаны о ее успехе на Западе, случившемся в разгар гонений на русскую культуру. О чем фильм, о каких событиях идет речь?
— Наш фильм про диалог, про компромисс, если угодно. Когда в Германии поняли, что Вторую мировую войну они проигрывают, все их берлинские музейные коллекции были укрыты в бункере. А вскоре после того, как мы заняли Берлин, там случился огромный пожар, диверсия, судя по всему. Многое сгорело, то, что осталось, было отправлено в Москву и Ленинград, и там уже началась постепенная реставрация. В том числе реставрировали работы Донателло, великого итальянского скульптора эпохи Возрождения. Это был огромный, кропотливый, многолетний труд. Советские реставраторы работали совместно с немецкими. Дело в том, что в Германии сохранились старинные гипсовые формы. С их помощью мастерам удалось собрать воедино разрозненные фрагменты скульптур.
— Актуальнейший посыл. Искусство объединяет?
— Именно так. Как вы понимаете, перемещенные ценности — достаточно напряженная тема. Но те, кто участвовал в реставрации, вынесли ее за скобки, потому что главной своей задачей считали сохранить произведения искусства, показать их миру. Глава Эрмитажа Михаил Пиотровский, говоря в «Идеальном музее» о музейных коллекциях, сказал, что искусство не принадлежит никому отдельно, что на самом деле оно принадлежит всем.
— Где и как создавалась картина?
— Фильм снимался на протяжении нескольких лет, полгода назад был закончен. География съемок обширна — ГМИИ им. А.С. Пушкина, Эрмитаж, Петергоф, музей Боде, галерея Уффици. Международное финансирование. Свои доли внесли мы, немцы, итальянцы. Снимались руководители музеев, итальянский и немецкий послы в России, директор галереи Уффици Айке Шмидт — он, кстати, представлял там картину на показе музейных фильмов Apriti Cinema. Недавно я вернулся из Рима, был показ в Русском доме, полный зал. Итальянцы, не только русские. А один крупный итальянский телеконцерн предложил в конце года показать картину по одному из каналов ТВ.
— Впечатляющая реакция Запада на российский фильм. Можно считать его данью вашему первому искусствоведческому образованию?
— Действительно. Многих людей, которые в нем участвовали, я знаю еще со времен университета. Например, Василий Расторгуев, хранитель коллекции Донателло в Пушкинском музее, — сын моего университетского преподавателя.
«Автор обязан иметь широкий кругозор»
— Не жалели, что ушли в другую профессию?
— Нет. Когда поступал на искусствоведение в МГУ, знал, что буду заниматься кино. У меня была идея фикс, что режиссер, автор обязан иметь широкий кругозор, получить классическое образование. Кроме того, обучение — это ведь не только знания, но и круг общения. В моей жизни очень большую роль играла Ольга Сигизмундовна Попова, тоже мой преподаватель, выдающийся византинист. Я имел счастье часто бывать у нее. И, собственно, все мои проекты рождались у нее на кухне. Там родилась, например, «Пальмира». Юрий Николаевич Попов, ее муж, переводчик немецкой философии, друг Аверинцева, принес для меня заметку газетную — о том, как у мужчины, дагестанца, жена с дочерьми ушла в ИГИЛ (запрещенная в России террористическая группировка).
— В итоге вы стали режиссером фильма, где главного героя, дагестанца, сыграл венгерский драматург и переводчик Геза Морчани. В «Хармсе» в заглавной роли вы снимали поляка. В фильме «Не хороните меня без Ивана» литовский актер играет русского этнографа. Зачем вам эти сложности?
— Я так вижу свою, если угодно, миссию, мне всегда нравилось сближение культур. Мне кажется, это очень важно. Кстати, с литовским актером был еще большой плюс, что он действительно очень внешне похож на свой реальный прототип — русского художника, этнографа Ивана Попова. Для кино, которое имеет отношение к общемировым проблемам, важно иметь какую-то общую культурную платформу. Если же говорить о культуре в целом, то Россия не может без Европы точно так же, как Европа не может без России. Я в этом году впервые за три года поехал на Каннский кинофестиваль и в этом убедился.
— Без проблем прошли аккредитацию?
— Не было проблем, компания «Студия «Автор», которой я руковожу, еще в 2019 году была аккредитована: я тогда участвовал в одном из питчингов с фильмом «Велга». Искал партнеров. Некая исландская красавица-актриса предполагалась на заглавную роль, там же северная, рыбацкая история. Но в итоге Велгу сыграла Ольга Бодрова, и это был правильный выбор. Что я хочу сказать? Когда-то наступит мир. Это неизбежно. Всё равно нам всем придется договариваться. Нам друг с другом рядом жить.
— Что-то особенное запомнилось в этой поездке?
— Главное положительное впечатление — люди остаются людьми. Хотят как-то помочь, быть любезными. Но не только. Я, например, поехал в Валлорис, это маленький городок, где была мастерская Пикассо, там много художественных ателье. Познакомился с женщиной, гречанкой, решил купить несколько работ, и вдруг она мне говорит: «Я продаю их вам только потому, что вы русский, а я воспитывалась на великой русской литературе».
— А так бы не продала?
— Я понял, что это были какие-то ее любимые работы. И там не шла речь о больших деньгах. Она просто очень хороший человек. Я сказал: «Мадам Кирияки, обязательно еще к вам вернусь, дай Бог вам здоровья». О чем это говорит? Есть позиция, которая декларируется официально, а есть личностное общение. Есть люди. Многих ты знаешь десятилетиями. У многих есть привязанность к тебе или к России. Ну, условно говоря, если человек всю жизнь занимался русской культурой, что, ему теперь с ней расстаться? Русская культура как была, так и есть.
Одна моя знакомая немка, киновед, рассказывала, что их сейчас заставляют переписывать историю, говорить о том, какое уникальное украинское кино, а российского вообще типа не было. Но она ответила: «Я этого делать не буду, потому что это неправда». Короче говоря, каждый как-то позиционирует себя в нынешней ситуации. А в конечном итоге всё в любом случае решается в диалоге человеческом.
«Важно осознавать, что ты погружаешься в совсем другую культуру»
— Копродукция, совместное производство — одна из форм диалога. Ваша «Пальмира» стала первым сирийско-российским фильмом. Что у вас сейчас в работе?
— Намечается российско-иранская копродукция. За последние полгода я дважды ездил с делегациями в Иран, общался с представителями Фонда Фараби, это аналог нашего Фонда кино. Трудности есть. Сложно придумать проект, который будет интересен как российскому, так и иранскому или, скажем, индийскому зрителю — с Индией тоже планируется партнерство. Разные культурные традиции. И условия господдержки, а это важная сторона, тоже разные.
Могу сказать, что у нас, в России, гораздо существеннее поддерживается кинематограф. Государство оплачивает почти 70% стоимости фильма. В Иране, например, только 30%, то есть продюсер должен сам добрать недостающее.
— От чего, на ваш взгляд, зависит успех совместного проекта?
— Важно осознавать, что ты погружаешься в совсем другую культуру и ее надо понять. Иначе не сможешь снимать. Поэтому, если делать совместные проекты, необходимо культуры сближать. Иранцы, кстати, нам всячески давали понять, что им такое сотрудничество очень важно и интересно. Страна живет более 40 лет под санкциями. Мы для них как окно в некий мир благоприятственный, скажем так. И не только я, но и ряд других продюсеров разрабатывают совместные с Ираном проекты. Мой друг Вадим Быркин, который сделал «Балканский рубеж», планирует снимать совместный сериал, уже сценарий готов. А я сейчас подписал соглашение о проекте с китайцами. Буду режиссером с российской стороны, есть режиссер с китайской. Финансирует КНР.
— Что за история, можно рассказать?
— Рабочее название — «Три письма Евгении». Семейная, можно сказать, автобиографическая история моих китайских партнеров. Он китаец, она русская. Пара пережила трагедию. Муж, спецназовец, заболел тяжелой формой лейкемии, был обречен. Но в КНР есть направление экспериментальной медицины, где на добровольцах испытывают новые методики. Чтобы мужа включили в экспериментальную группу, жена написала письмо Си Цзиньпину, он тогда первый раз заступил на пост председателя. И он ей ответил, поддержал. Муж вылечился. Казалось бы, всё хорошо? Но у этой уникальной истории есть оборотная сторона.
Почему такой здоровый, красивый человек заболел? Возможно, это следствие серьезных экологических нарушений. Например, при изготовлении мебели в Китае используются вредные для здоровья клейкие вещества. В общем, мои китайские коллеги считают, что этот фильм, если правильно его сделать, вызовет большой резонанс в республике, китайцы уже готовы к дискуссии на эту тему.
— Похоже, вы основательно погрузились в тему Восток – Запад. Только что в качестве председателя жюри игрового кино работали на VII Ялтинском международном кинофестивале. Удалось ли форуму, который позиционирует себя как мост между Европой и Азией, сохранить высокую планку?
— У меня не было претензий к отбору фильмов. Я с большим уважением отношусь к программному директору Нине Кочеляевой. Но дело в том, что мы сейчас находимся во времени, когда прежняя система ушла, а новая еще не создана. Поэтому отбор картин, с одной точки зрения, вроде бы эклектичный, а с другой — разнообразный. Очень разное кино. Где-то зрительское, где-то фестивальное. Много фильмов, которые мы в иных, нефестивальных условиях посмотреть не сможем. Много азиатского кино. Чтобы его воспринимать, нужно быть к нему готовым. Это в каком-то смысле открытие другого мира. Некий вызов. Другая жизнь, другие реалии.
Но, если фильм талантлив, на ментальные различия уже не обращаешь внимания. Судишь по тому, насколько он актуален. Вообще русский человек, как говорили Пушкин и Достоевский, всемирно отзывчив. Поэтому мы быстро всё воспринимаем и становимся на какое-то время и европейцами, и азиатами.
Иван Болотников — режиссер, сценарист, продюсер игрового и документального кино. Создатель и руководитель кинокомпании «Студия «Автор». Ученик и коллега Алексея Германа и Светланы Кармалиты. Режиссер первого игрового российско-сирийского фильма «Пальмира» (2020). Среди его режиссерских работ — «Чудо Даниила Хармса», «Мелодия для Германа», «На линии игры», «Иоанн Креститель». Фильм «Не хороните меня без Ивана», который он снял как продюсер, получил Гран-при XXV Шукшинского кинофестиваля и стал лучшим фильмом первого Открытого фестиваля авторского кино «Зимний».