15 сентября Владимир Минеев проведет бой по правилам кикбоксинга на турнире «Бойцовского клуба РЕН ТВ». Он выйдет в ринг против другого бойца ММА — экс-чемпиона Bellator в среднем весе Рафаэля Карвальо. К этому бою Минеев готовится в Дагестане. Причем первый сбор Владимир провел в горах — с бойцами клуба Universal Fighters. Там он дал большое интервью «Спорт-Экспрессу» и «Известиям», высказавшись о своем участии в СВО и главных соперниках в клетке.
Штырков
— Ты находился в зоне СВО. Расскажи немного о своем отпуске. Почему поехал именно в Дагестан?
— Отпуск был запланирован. Я попросил руководство части, чтобы его согласовали чуть-чуть пораньше — для проведения подготовки и боя по кикбоксингу 15 сентября. С середины августа нахожусь в Дагестане, на учебно-тренировочном сборе. Это лагерь «Каскад» близ Карадахской теснины. Проводим сбор под руководством Расула Магомедалиева и тренеров клуба Universal Fighters — моего клуба, в котором я тренируюсь.
— На протяжении семи лет.
— Да? Просто последние два года у меня в один слились.
— На какой срок дали отпуск?
— Также на месяц. После 15 сентября я сразу вернусь.
— Твой следующий соперник — Рафаэль Карвальо.
— Соперник именитый, левша — такой нестандартный, пластичный, как и многие бразильцы.
— Под левшу готовиться сложно?
— Сложно. Тем более у меня был долгий перерыв. Все связки, наработки по большей части под правшу, но в предпоследний раз я готовился под левшу — под Исмаилова — поэтому в целом приемлемо.
— Какие планы после Карвальо, если говорить о спортивной карьере?
— Идет разговор про бой со Штырковым, но сейчас у меня правило: не забегать вперед, не заглядывать за плечо соперника. То есть сейчас я всецело настроен на Карвальо.
— В 2019-м ты сказал про Штыркова: «Я не пинаю мертвую лошадь. Он и так умер». Тогда Штырков попался на допинге. За эти четыре года интерес к нему как к противнику появился?
— Слова, которые ты процитировал, были сказаны в конкретный момент относительно конкретного интервью и конкретных вопросов. За это время и я поменялся, у меня много чего произошло, и Иван в чем-то реабилитировался. Касаемо спортивной карьеры он провел над собой большую работу. Он с нами и в зале успел потренироваться. Он мне до конца непонятен, потому что я вижу, как периодически он что-то в мой адрес говорит. Я, конечно, это близко к сердцу не воспринимаю, но мне его диалоги, точнее монологи, непонятны. Он на что-то там обиделся. На самом деле я даже разбираться не хочу. Я знаю, что есть законы индустрии, которые так и так его со мной в ринге сведут. Для меня есть спортивная составляющая — и всё. Будет бой по кикбоксингу, будем готовиться и в рамках этого противостояния разговаривать (имеется в виду трэш-ток со Штырковым. — «Известия»). Или не будем разговаривать. Будем выяснять отношения в ринге. В принципе, и то и то приемлемо.
Процитированные тобой слова были сказаны после того, как я предложил ему бой, а с его стороны четкого ответа не последовало, он начал юлить. И я сказал: «Всё. Разговор на этом закончен. Есть такая пословица: не надо пинать мертвую лошадь, она уже не поскачет». Время прошло, и всё встало на свои места. Бой будет, дай бог. По крайней мере, положительное решение по бою принято. А все эти слова, они нужны, у нас индустрия такая. Никто ничего не будет говорить — никому не будет интересно.
— А как тебе его бой против Петра Романкевича? Штырков победил по итогам экстра-раунда.
— Ну молодцы. Вообще, Иван-то вышел не в своем профильном виде спорта. Вышел, подрался, показал характер. За эти три-четыре года, как он вышел из UFC, он проделал работу над собой. С Романкевичем был хороший бой — по крайней мере, бой был.
Исмаилов
— Ты не так давно виделся с Камилом Гаджиевым. Он не рассказывал, как идет сбор денег на твой возможный бой с Магомедом Исмаиловым?
— Мы об этом поговорили очень кратко. Как я понял по разговору, он даже не приступал к активной фазе сбора денег.
И что значит «сбор»? Мы же не на лечение ребенку собираем. Это анонсировалось, и сейчас должен пройти процесс, когда люди об этом поговорят, поймут, что этот бой имеет шансы на жизнь. Кто-то поспорит, кто-то решит, что он готов поучаствовать. Кто-то из людей с большими деньгами заинтересуется, и процесс начнет реализовываться. Как это будет, я не понимаю, но процесс организации боя начался — это уже лично для меня понятно. То, что Магомед Исмаилов в интервью об этом говорит, — тоже часть привлечения внимания к нашему противостоянию.
— Исмаилов заявил, что, если ты победишь его в третьем бою, он каждое интервью будет начинать со слов: «Минеев — чемпион!»
— Я видел это. У нас есть возможность проверить, во-первых, кто чемпион, а во-вторых, кто отвечает за свои слова.
— Какую угрозу для тебя представляет Магомед в поединке по боксу?
— На самом деле он достаточно неплох в своей боксерской технике, она не очень удобна. Левша, плюс он всё это время работал над боксерскими скиллами, и у него есть мотивация. Думаю, ему надоело, когда ему периодически напоминают о поражении. Он будет супермотивирован, неудобен, напорист. Он серьезный соперник.
— Понятно, что этот бой нужен Магомеду. А у тебя есть личный интерес?
— Всё, что делается в наших противостояниях, на самом деле 50 на 50. Нужно и мне, и ему одинаково, несмотря на то что была ничья и есть люди, которые до сих пор считают, что, если бы он, как он выражается, «не захотел поспать», всё было бы иначе. На самом деле даже в плане финансовой составляющей этот бой нужен нам обоим. Плюс это и продолжение истории, и медийная составляющая, возможность еще раз заявить о себе. Тянуть на себя одеяло, говорить: «Для меня этот мир абсолютно понятен, это противостояние абсолютно понятно», — это лукавство. Тем более он действительно провел хорошую работу, тренируется со своим братом, который как будто что-то в боксе понимает. Я к его словам — в том числе тем, что он готов провести два боя за вечер, — отношусь как профессионал. Понимаю, что он делает свою работу. Сейчас Исмаилов работает на меня.
Шлеменко
— Камил Гаджиев не раз рассказывал, что в 2016 году вы с Александром Шлеменко чуть не подрались в спортзале. Интересно было бы услышать твою версию.
— Там такая история была. Я был набирающим обороты спортсменом и выразил желание подраться с Александром. Видимо, ему форма этого [обращения] не понравилась. Он, по-моему, никак не ответил. А там была такая история, что то ли страницу с моего сайта скопировали и написали какие-то слова в его адрес, то ли скрины ему скинули, что я писал что-то оскорбительное. И, не разобравшись до конца, он на эмоциях… У меня был бой с Эномото в 80 кг, я очень тяжелую сгонку провел. Александр приехал в Москву и пришел на взвешивание. По-моему, на предварительное. И, когда мне тяжело было, когда я последние граммы догонял, он подошел и начал разговаривать в разъяренной манере. Я понял, что отвечать смысла нет, да и драться в таком состоянии перед боем я не собирался. Ничего задевающего честь и достоинство сказано не было, просто видно было, что он в заблуждении. Я просто его послушал, он отошел, остыл…
С тех пор мы даже не виделись. Я знаю, что в разговоре с Камилом Гаджиевым он сказал, что это было не совсем корректно с его стороны. После этого он никак не реагирует на наше противостояние. По-моему, даже сказал, что единственный возможный поединок, который мог бы у нас случиться, — по армейскому рукопашному бою. Теперь мяч, как говорится, на стороне Федерации армейского рукопашного боя.
— Суперсобытие было бы. В общем, мы поняли: боя со Шлеменко не будет.
— Это же не моя прихоть. Я для себя определился: за океан уже не собираюсь, готов здесь принимать большие вызовы. Бой со Шлеменко — большой вызов. Поэтому давайте подождем, и, может быть, пройдет время, и у Александра поменяются планы. Я бы не был так категоричен.
— По мне так было бы неплохо вам собраться за чашкой чая и поговорить.
— Камил говорит, что мы со Шлеменко в принципе похожи, да я на него обиды и зла не держу. Может быть, и он уже по-другому на это реагирует. Я смотрю интервью Шлеменко о его противостоянии со Штырковым, и мне его мысли импонируют. Он никакого раздражения не вызывает — да и не вызывал. Я всегда с уважением к нему относился. Может быть, где-то с иронией говорил… Слушай, опять же, должен быть профессионализм. Вон, Магу послушай, он вообще меня «бил-бил-бил-бил» — и «просто спать захотел». И что, я должен обидеться, что ли? Исмаилов, наверное, мой самый ближайший коллега.
Отдых
— Какой вид отдыха ты предпочитаешь в выходной день?
— Как сегодня?
— Да.
— Я бы книгу почитал. Ну мы еще в баню поедем. Слава богу, здесь есть хорошая парная. Спокойный такой отдых, потому что интенсива и так хватает.
— Но ты любишь и экстремальный отдых.
— Мы вчера сплавлялись по реке. Ну да, это интересно. Иногда просто бывает скучно дома, а иногда хочется весь день лежать и книжку читать или просто позалипать в интернете, посмотреть научно-познавательную программу. Я вот, допустим, люблю смотреть Минаева. Также нравится «Каково?!» с Отаром Кушанашвили. Это кумир детства, еще на «Муз-ТВ» его смотрел. Такие интересные, эпатажные ребята [как Кушанашвили] мне нравятся. Конечно, он кому-то не понравится, матом много ругается. Ну меня это не смущает.
Пропадал он, конечно, на какое-то время. Говорят, что-то с Пугачевой не поделил. Ну Пугачева уехала с Галкиным (внесен Минюстом РФ в реестр иноагентов. — «Известия»). И слава богу! Пусть не возвращаются. И наследство пускай с собой заберут.
Релоканты
— Мне кажется, или у тебя есть некоторое пренебрежение к релокантам — людям, которые уехали за границу после начала СВО.
— А у кого может быть нормальное отношение к релокантам? Каким оно должно быть? Люди, которые пытались разрушить целостность страны, находясь здесь, и продолжают заниматься этим, находясь там… Ну какое у меня должно быть отношение к ним? Считаю, что по ним должны работать очень жестко и разбираться с ними там, где они находятся. Допустим, как было в Советском Союзе.
— Ты за то, чтобы это вернулось?
— Ты на свой вкус начинаешь интерпретировать мои высказывания. Я не за то, чтобы было всё жестко. Я за целостность страны. Я считаю, что люди, угрожающие своими высказываниями целостности страны, должны быть нейтрализованы. Я же не говорю, что они должны быть убиты, размазаны, что их нужно закопать. Нужно сделать так, чтобы они не составляли угрозу. Это не только релоканты. Это могут быть и наши соотечественники, которых тоже немало. Говоря слово «страна», я имею в виду народ, а не какую-то кучку элиты.
Усик
— У тебя спрашивали, что бы ты сделал, если бы увидел Александра Усика на фронте. Ты ответил, что стал бы стрелять. А что бы ты сделал, если бы увидел Усика на спортивном сборе — в Турции где-нибудь?
— Я объясню. Когда меня об этом спросили, мы говорили про боевые действия и о том, как позиционирует себя Усик, находясь в форме ВСУ на линии соприкосновения. По уставу я должен был бы стрелять. И я бы это сделал.
Если бы мы оказались на сборе в одном обществе… Я бы ничего не сделал. Хоть он и большой спортсмен, какого-то восторга перед ним я не испытываю. Молодец, да. Хорошие достижения.
— Стал бы инициатором беседы с ним?
— Нет. О чем мне с ним разговаривать? У меня нет к нему вопросов. Я уже говорил об этом. Он же не понимает по-русски… Перестал понимать. А я мову не выучу (улыбается). Нет, я к украинцам отношусь абсолютно нормально. В том батальоне, где я служу, почти все ребята родились на Украине. Мы там не с украинцами бьемся.