Следующее заседание по делу россиянина Александра Винника, содержащегося под стражей в США, состоится 8 сентября, сообщила «Известиям» его мать Вера Винник. По ее словам, состояние здоровья Александра постоянно ухудшается, а в тюрьме, где он находится, недостаточно медицинского оборудования для обследований. На фоне сложной ситуации она даже написала письмо американскому послу Линн Трейси. Ответила ли американская сторона, почему Вера Винник приняла решение сменить адвоката, о чем рассказывает Александр по телефону и есть ли перспективы в деле — в ее интервью «Известиям».
«Адвокат, получается, как врач»
— Когда будет следующее заседание суда по делу вашего сына? Есть ли какие-то ожидания?
— Это же просто будет техническое заседание, не более того. Оно состоится 8 сентября — я недавно узнала у сына (дата суда присяжных, на которым будет вынесено решение по делу Александра Винника пока не назначено, — «Известия»). Сказали, чтобы он там показался, хотят на него посмотреть. Вот и всё. Мы же не обсуждаем какие-то темы по телефону, и мы не обсуждаем само дело — всё же прослушивается.
— Недавно у Александра сменился адвокат…
— Да, это я приняла такое решение.
— Почему?
— Потому что с прежним адвокатом (государственный адвокат. — «Известия») мы ни разу не разговаривали. Единственный раз мы поговорили с ним вот буквально накануне того, когда я решала, что делать — один раз по видео только. Никаких движений, обсуждений, никаких… Может, это, конечно, нельзя раскрывать… Я не знала просто, что делать. Но я очень верующий человек, и как-то мне вот Боженька подсказывает, что надо что-то делать. И я пошла на этот шаг.
Саша был, конечно, против: это всё-таки адвокат платный. Но я сказала, что давно собирала деньги. Просто думала: мало ли, придется пойти на эту замену. Ну, он всегда был против, он сказал: и так уже денег сколько истрачено. И в Греции, и во Франции — всё без толку.
Справка «Известий»Александра Винника задержали по запросу США в июле 2017 года во время семейного отдыха в Греции. Ему предъявили обвинения в отмывании от $4 млрд до $9 млрд через биржу криптовалют ВТС-е, которая ныне не существует, а также в распространении вредоносных программ с целью вымогательства. При этом его экстрадицию запросили также Франция и Россия. На родине мужчине вменяют хищение более 600 тыс. рублей и мошенничество на 750 млн. В январе 2020 года его отправили из Греции, где он находился в тюрьме без судебного приговора 30 месяцев, во Францию. Там его оправдали по 19 обвинениям, в том числе в использовании вредоносного ПО для кибератак. Однако в декабре 2020 года исправительный суд Парижа приговорил россиянина к пяти годам за отмывание денег. 4 августа 2022-го Винника экстрадировали в США. Сейчас он ожидает судебного решения в тюрьме Санта-Рита, штат Калифорния.
— Какой настрой у нового адвоката и делился ли он с вами своими оценками перспектив?
— Он (адвокат Аркадий Бух. — «Известия») мне рассказал, какие есть варианты. В целом он настроен позитивно. Мне понравились его разговор и общение. Как с человеком, понимаете. Адвокат, получается, как врач. Здесь, я думаю, не будет зависеть, что мы россияне, а он там в Америке живет. Я думаю, что это не должно влиять.
«По-прежнему болит в боку. Подключилась еще изжога»
— Ранее вы говорили, что состояние здоровья Александра постоянно ухудшается. Как сейчас его самочувствие?
— Да, сейчас у него по-прежнему в боку болит. Подключилась еще изжога. Это может быть и желудок, и поджелудочная — всё что угодно. Но там нет [всей необходимой] медицинской аппаратуры, чтобы провести какие-то обследования. УЗИ там, правда, они проводили, полгода или месяца четыре назад. А дополнительных анализов не было, гастроскопии не было. Это, видимо, от еды. Такая еда [которой кормят в тюрьме] для нас, россиян, неприемлема просто-напросто — когда одно и тоже каждый день, это всё соленое, сладкое, которое Александр никогда не ел. Эти бобы, арахисовую пасту каждый день… Конечно, это всё отразилось. Теперь в придачу заболел еще и зуб.
— Александр жаловался на падение зрения. Удалось стабилизировать?
— Всё на том же уровне, он читает в очках. Говорит, что у него всё сливается. Зрение, естественно, падает. Когда ты бываешь на воздухе один час в день, и то не всегда. Недавно был карантин, потому что в тюрьме кто-то заболел коронавирусом. Неделю или 10 дней их не выпускали никуда, только в камере сидели. Ни в коридор не выпускали, ни на улицу, никуда. Камера тесная, людей много.
— Посольство РФ в США выходит на связь с вами, с Александром?
— Мы с Надеждой (Шумовой, советником консульского отдела посольства РФ в США в Вашингтоне. — «Известия») всегда на связи, в любое время, когда мне что-то надо. Они высылают ему книги, мы когда разговариваем с ним, подбираем какие-то книги, вот, скачиваем. Она всегда на связи и помогает, чем может. Знаете, какие теперь сложности там, им тоже не просто (имеются в виду напряженные отношения России и США. — «Известия»). Поэтому мы ничего не предъявляем. Главное, чтобы книги могли приносить, газеты. Ему прессу передают, правда, с опозданием на месяц, но всё равно он хотя бы что-то читает, потому что мы же не можем обсуждать с ним по телефону какие-то новости, например, спецоперацию России на Украине. А он хотя бы из газет что-то узнает.
«В плане моральном нам тяжело»
— А вы лично, может быть, готовите письма, обращения в какие-то инстанции?
— Я написала обращение послу [США] в Москве [Линн Трейси]. Посольство его получило, потому что я писала заказным письмом, написано было, что получили. Но ответа мне как-то никто не дал. Наверное, прошел месяц, даже больше.
Я писала именно обращение не с целью жалобы. Я просто обращение написала от своего имени, от имени детей (сейчас детям Александра девять и 12 лет, их мать умерла в 2020 году, детей воспитывает Вера Винник. — «Известия»), потому что очень тяжело нам стало. Не в материальном плане, нет, мы не жалуемся никогда насчет этого. Это всё второстепенное.
В плане моральном нам тяжело, потому что мальчики начали взрослеть, а рядом нет человека, который бы что-то подсказал. Да, он разговаривает с ними, к себе уходят куда-то, какие-то темы там обсуждают. Но это всё на расстоянии, конечно. Это всё очень отражается на них, переживают. И постоянно вопросы: когда же папу отпустят, почему же нашего папу держат. Вот у них один вопрос — почему.
Конечно, я написала ей (послу США в РФ. — «Известия») письмо. Написала о том, что двое детей осталось. Написала как есть, но ответа нет.
А так я в МИД писала тоже, наверное, месяца два назад. Я получила ответ, что дипломаты держат всё на контроле. Я понимаю, что такая обстановка, что теперь невозможно с кем-то договориться, невозможно поговорить ни с кем. Что можно требовать, когда сейчас в мире такое происходит.
— О чем вы разговариваете с Александром, когда удается пообщаться?
— Знаете, мы говорим о том, какие книги он читает, что ест. Также он письма пишет мальчикам. В последнем он писал, что видел на улице, каких животных видел в большом дворе — гусей и других. Он пишет о божественных, человеческих темах, страданиях и прочем. И мы, например, разговариваем о церкви, книгах, просто о погоде. Честно говоря, разговариваем просто ни о чем. Он даже не спрашивает про новости.
«Надзиратель сказал, что он — «страшный человек»
— Какие-то трудности администрация тюрьмы создает для Александра?
— Нет. Единственное — он же там работал. Например, помогал с загрузкой еды в печку. Потом убирал мусор, следил за распорядком дня, когда что привозят. Кажется, это было полтора месяца. До этого ему запрещали работать, потому что он «очень опасный человек». Потом разрешили. А теперь опять запретили. Надзиратель сказал, что он — «страшный человек».
— То есть, грубо говоря, ему там не дают зарабатывать?
— Нет. Он даже не зарабатывал. Он просто это делал, чтобы хотя бы выйти из камеры. О зарабатывании даже и речи нет. Он даже как-то писал детям, что они потеряли такого ценного работника. Ну, правильно — он же очень пунктуальный, и всегда такой был. Он рассказывал, что в первый день они забыли загрузить ужин. Говорит: «Меня отстранили, а сами забыли. Пришли на ужин, а его и нет».
А теперь он читает книги, играет с сокамерниками в шахматы. Люди, говорит он, очень простые, и им до него очень мало дела. Их не интересует, кто он, за что сидит. У них, говорит, свои проблемы.
Саша сам по себе не жалуется. Он всегда такой был: никогда ни на что не жаловался, в любые годы. Он не очень любит это дело. Говорит, мол, жаловаться бессмысленно — всё равно никто ничем не поможет. Правильно, никто ничего не может сделать. Они ничего не слушают.
— А вы сейчас в каких настроениях?
— По-разному. Но мы не показываем Александру свое настроение, что у нас плохо. Да, иногда бывает так, что просто невыносимо, а он это чувствует. У меня с сыном всегда по жизни такая тесная связь: мы с ним всегда дружили. Плохое настроение мы ему не показываем, потому что мы его поддерживаем, всегда говорим, что всё будет хорошо.
Ребята тоже знают, что мы поменяли адвоката. Мы с ними об этом говорим, потому что они уже взрослые. Раньше мы этого не обсуждали. Мы об этом разговариваем со старшим ребенком. Они настроены, что скоро увидят папу, и ждут его каждую минуту. Когда мы разговариваем по видео — один раз в неделю можно заказывать видеозвонок на 25 минут— они показывают, что построили из Lego, свои рисунки, какие-то успехи. 1 сентября была линейка, они покажут видео, чтобы ему поднять настроение.