Новая книга писателя, сценариста и драматурга, лауреата «Золотой маски» и номинанта «Ники» Дмитрия Данилова состоит из рассказов о поездках по не слишком оживленным железнодорожным маршрутам, которые в бюрократической терминологии называются «малодеятельными участками». Критик Лидия Маслова представляет книгу недели, специально для «Известий».
Дмитрий Данилов
«Пустые поезда 2022 года»
Москва: Издательство АСТ : Редакция Елены Шубиной, 2023. — 187 с.
14 путевых заметок соединены кольцевой структурой, в которой первый маршрут Бологое –Осташков – Бологое оказывается и финальным, иллюстрируя любимую автором идею цикличности: «Закончить, наверное, нужно тем, с чего начал. Поэтому повторилось примерно то же самое, что было чуть больше года назад».
Писатель почти машинально фиксирует внешнее сходство двух поездок («Как и тогда, пассажиров встречают улыбчивые проводницы в красивой форме»), между которыми есть трагическая разница: «...в отличие от прошлого раза уже не нужно было безуспешно дозваниваться до ковидного госпиталя, потому что через три недели после той, первой поездки мама умерла». Книга открывается посвящением «Памяти моей мамы Галины Ивановны Власовой (20.03.1942–29.01.2022)» и проникнута печалью утраты, а заканчивается похожим на надгробную речь послесловием, где Данилов, говоря о маме, придает специальный смысл пошлому словосочетанию «успешный человек»: «Ее успех заключался в том, что она в очень трудных условиях сумела отстоять свое право заниматься тем, чем ей хотелось заниматься».
То, что Данилов — фанат железных дорог, известно всем его читателям, но в «Пустых поездах» он имеет возможность полностью погрузиться в целительное ощущение, которое можно назвать железнодорожной сенсорной депривацией. Сидя у окна полупустого (вообще чем пустее, тем лучше) вагона, писатель не столько улавливает и впитывает какие-то внешние впечатления (виды из окна, голоса и внешний облик пассажиров, объявления по громкой связи), сколько избавляется, хотя бы на какое-то время, от собственного «Я»: «Поездки в таких поездах чем-то подобны так называемому флоатингу, или сенсорной депривации, когда человек помещается в специальную камеру и покоится в воде с температурой, равной температуре тела, без проникновения света и звука, и расслабляется, и отдыхает, и на некоторое время отвлекается от мучительного ощущения себя и собственной жизни».
Дополнительный психотерапевтический эффект оказывает отсутствие в особенно глухих и непролазных местах мобильной связи, благодаря которому нельзя зайти в соцсети. «Хорошо понимать, что единственное и лучшее, что ты можешь сделать прямо сейчас, — это сесть в поезд Псков – Луга и ехать, ехать в нем без какого-то смысла, без какой-либо цели».
Впрочем, главной и, несомненно, достойной целью этих путешествий как раз и является то самое блаженное состояние, «когда так называемая реальная жизнь ослабляет свою мертвую хватку, когда тебе становятся безразличными «новости» и «события», когда ты понимаешь, что «всё ничего» и что все заботы не стоят чрезмерных забот». «Ничего, ничего» — это вообще любимая присказка Данилова, которая встречается у персонажей многих его книг, а в «Пустых поездах» он припоминает, что и Железный Канцлер проникся ее глубоким философским смыслом: «Нитчево, нитчево, как любил говорить объединитель Германии Отто фон Бисмарк».
Канцлер мимолетно «подсаживается» в вагон к Данилову на маршруте Владимир – Тумская, где в очередной раз поражаешься буддистской способности писателя не раздражаться от разговоров пассажиров, а лишь с легким оттенком удивления отмечать абсурдность человеческой речевой деятельности. Несколько раз в «Пустых поездах» автор цитирует электричечные диалоги, где все слова «различимы в звуковом плане и совершенно неразличимы в плане содержательном». Вот и в электричке до Тумской до сознания автора долетают от сидящих неподалеку двух парней «отдельные реплики типа: «ну, он, в общем, поехал», «да ладно», «да ты гонишь», «она ему сказала», «ну а он чего», «ну они там все такие» и тому подобные, а в единый связный разговор всё это не складывалось. В общем, их непрерывное говорение было подобно тишине и не мешало погружению в приятную атмосферу этой бессмысленной поездки».
Иногда, однако, Данилов выныривает из своей блаженной депривационной камеры и, заметив за окном особенно потрясающий пейзаж, испытывает что-то вроде потребности поделиться им с читателем и даже рефлексирует, не попробовать ли ему по такому случаю хотя бы на минуточку притвориться нормальным писателем-реалистом классического толка. Но обычно эта минутная слабость быстро заканчивается выводом: «Нет, лучше не надо», как, например, во время поездки Тула – Алексин – Тула:
Автор цитаты
«Поля, перелески, голубое, слегка темнеющее небо, закатное солнце. Это было так прекрасно, что... Что — что? Трудно сказать. Очень трудно описывать прекрасное, чтобы было хоть немного интересно. Считается, что у русских классиков (некоторых) это хорошо получалось. У Толстого, например (он как раз в этих местах провел много времени). Или у Тургенева (он описывал орловскую природу, которая так же идеальна, как и тульская). По общему мнению, у них хорошо получалось описывать идеальную природу здешних мест. Хотя иногда закрадываются некоторые сомнения на этот счет».
Аналогичным размышлениям Данилов предается, отправляясь из Кисловодска на станцию Тихорецкая из знаменитой песни, звучащей в фильме «Ирония судьбы»: «Можно было бы описать степь и езду по ней, ощущения, которые вызывает созерцание степи у созерцающего, описать красоту и величие степи, оттенки ее цветов и так далее, но, наверное, не нужно. Уже написано множество текстов про степь, например знаменитая одноименная повесть А.П. Чехова, и зачем добавлять к ним еще один текст, что тут писать, степь вот именно такая, как во всех текстах про степь, и добавить к этому, в общем-то, нечего».
Свое бессилие в описании заоконных красот Данилов несколько преуменьшает, и некоторые его зарисовки вызывают немедленное желание купить билет, скажем, на редкую электричку Выборг – Приморск, чтобы пару часов отдохнуть от «труднопереносимого ощущения своей так называемой личности», созерцая аскетичную карельскую природу без признаков человеческой жизнедеятельности: «Вокруг земля, деревья и гранитные валуны. Очень много гранитных валунов. Они либо просто лежат на поверхности земли, либо их части (или это просто части скального основания местной земли? трудно сказать) выпирают из земли».
Однако еще лучше и спасительней для психики прокатиться в сгущающихся сумерках в освещенной электричке, когда за окном ничего не видно и воцаряется абсолютная пустота. В недавнем стихотворном сборнике Данилова «Как умирают машинисты метро» душеспасительный эффект от вечерней езды отражен в стихотворении «Лучшие дни», где лирический герой, проносящийся «Внутри светлой пустой электрички // Мимо темнеющей пустоты», получает возможность хоть немножечко купировать страх смерти: «И в эти часы ты живешь // Не стареешь // И на некоторое время // Перестаешь умирать».