«Лебедь» и «Качуча». Полеты и падения. Камзолы и драгоценности. А также фейерверки, персонаж в красном и инструментальное бельканто. Санкт-Петербургский государственный академический театр балета имени Леонида Якобсона в конце апреля представил премьеру программы «Блестящий дивертисмент». «Известия», побывав на спектакле, оценили актуальность наследия мастера.
Его жанр
За свой полувековой путь в искусстве Леонид Якобсон создал более 30 больших спектаклей, в том числе такие эпохальные, как первый татарский балет «Шурале» и первый в Мариинском театре (тогда ГАТОБе имени Кирова) «Спартак». Чтобы посмотреть эту грандиозную античную фреску, любители балета посменно дежурили в очередях. Успех был велик, но подлинным призванием Якобсона оказались произведения малой формы.
«Миниатюру полюбил безотчетно. Понял, что это мой жанр, — признавался он. — Это форма емкая, мобильная, лаконичная, драматургически законченная, с ясным пластическим образом. Своего рода маленькое художественное произведение».
Созданный им в 1960-е театр так и назывался — «Хореографические миниатюры». Сегодня он носит имя Якобсона, ставит «Лебединое озеро», «Дон-Кихота» и другие популярные названия, но продолжает хранить и восстанавливать наследие мастера. Короткие и яркие танцевальные путешествия по странам, эпохам, стилям, неизменно вызывают зрительский восторг. По сути, Театр имени Якобсона сегодня обладает монополией на этот уникальный формат.
Миниатюры складываются в программы, из программ вырастают циклы. Работа идет вдолгую. Якобсон оставил после себе около 200 малых композиций, пока к зрителям вернулась небольшая их часть.
На этот раз новыми, а точнее, новыми старыми работами пополнился «Классицизм — романтизм», один из самых любимых циклов хореографа. В балетный репертуар Петербурга вернулись «Лебедь», «Качуча» «Средневековый танец с поцелуями», а также «Блестящий дивертисмент».
Фигаро здесь
У «Блестящего дивертисмента» в этом году юбилей — полвека с момента премьеры на сцене Ленинградского БКЗ «Октябрьский». Билеты стареют быстро, но к Якобсону это не относится. Опус, перенесенный на сцену Александринки, выглядит на удивление свежим и музыкальным.
По части взаимодействия музыки и хореографии с Якобсоном мог сравниться только Георгий Баланчивадзе, известный миру как Джордж Баланчин, тоже петербуржец и тоже выпускник Петроградского театрального училища. При этом методы у них были разные: Баланчин интерпретировал музыкальный материал, что называется, с широким дыханием и предпочитал бессюжетные балеты. Якобсон смаковал каждую ноту и даже при отсутствии явного сюжета намекал на историю.
В «Блестящем дивертисменте» речь идет о великосветском бале. Мужчины в камзолах, дамы при драгоценностях. На заднике — праздничный фейерверк. В центре событий — персонаж в красном, этакий вездесущий Фигаро. Представляет гостей, сводит-разводит пары, организовывает компании и блюдет свою выгоду хозяина положения.
Фонограммой (жаль, что не в живом исполнении) звучит «Блестящий дивертисмент» Михаила Глинки, созданный им под впечатлением от поездки в Италию в 1830-х годах. Отправился он туда изучать вокал, посещал Ла Скала, слушал «Сомнамбулу» и другие оперы любимого Беллини. Но на Родину в итоге привез не вокальные сочинения, а личное ноу-хау — инструментальное бельканто.
Оказалось, что речитативность и кантиленность отлично укладываются в фортепианно-оркестровый формат, а петь в «Дивертисменте», где угадывались темы из «Сомнамбулы», может даже медь.
Идею масштабно подхватил Петр Ильич Чайковский: соединил с русским мелосом и довел до такого совершенства, что никто уже не вспоминал, откуда всё пошло.
Кто правит бал
К чему эта музыкальная преамбула? К тому, что хореограф в своем творчестве находился на том же высочайшем уровне: переплавлял многочисленные «телесные» источники в индивидуальное высказывание, где на выходе оказывался только он, Леонид Якобсон, и его видение темы.
В «Дивертисменте» в прямом смысле бал правит танец.
«Качуча» — не столько танец, сколько пластический портрет, вдохновленный старинной литографией с изображением Фанни Эльслер. Именитая танцовщица прихорашивается, гневается, радуется, кому-то выговаривает, кем-то увлекается, кого-то увлекает — и всё это неотрывно от народного музицирования, воссозданного Пабло Сарасате в «Андалузской серенаде».
«Лебедь» на музыку Камиля Сен-Санса — посвящение Якобсона своему кумиру Михаилу Фокину, хотя от его великой миниатюры остались только музыка и название. Вместо нежной девушки в белом, плещущей руками-крыльями, знакомыми траекториями движется черная, хищная, сильная птица, готовая напасть, ударить, взлететь.
Образный мир «Средневекового танца с поцелуями» задан темповым обозначением музыкальной основы — второй части Сонаты для фортепиано № 8 Сергея Прокофьева. Три пары, следуя ремарке Andante sognando («спокойно, как в сновидении»), танцуют нечто среднее между медленным полонезом и менуэтом. И эта лирическая греза, возможно, тоже посвящение. На этот раз Прокофьеву и «Ромео и Джульетте».
Чужое и свое
«В своих миниатюрах я использую скорее инструмент пластики, чем балетного танца, — направлял хореограф танцовщиков. — Пластика для балетмейстера — это то же, что краски для художника, ноты для композитора, глина для скульптора. Всё, что может быть образным в движении, всё — пластика».
У него был особый дар создавать пластику, идеально соответствующую индивидуальности танцовщиков, а это значит, что у исполнителей, получивших в наследство этот репертуар, задача сложнейшая.
— Здесь всё на мелочах, на нюансах. Шаг вправо, шаг влево — и это уже не Якобсон. Нам приходится брать на себя ответственность быть «богами», чтобы сотворить особый мир, как творил его он, — говорит Вера Соловьева, в 1970-е солистка «Хореографических миниатюр», а ныне педагог-репетитор, курирующий восстановление.
Понятно, что с первого раза подогнать под себя чужой костюм нереально и только что восстановленные миниатюры пока не сотворенный мир, а его рабочий вариант. Но то, что танцуется давно, а в программе были представлены такие хиты, как «Вестрис» (Дмитрий Соболев), Pas de trois (Алла Бочарова, Кирилл Вычужанин, Дмитрий Соболев), Pas de deux (Полина Зайцева, Андрей Сорокин), внушает надежду. Если умение достигается упражнением, то планка будет взята, а путешествие в удивительный мир Леонида Якобсона продолжено.