Обычный водитель автобуса ничем не отличается от Гамлета, считает Игорь Лифанов. Сам он готов сыграть хоть престарелого принца датского, но никогда не опускался до того, что звонить режиссерам и выпрашивать роль. Сегодня артист с удовольствием берется за «любовные» образы, благодарен тем, кто пошел служить, посмотрев на его героев в кино, и признается, что порой его зашкаливает. В апреле на РЕН ТВ стартует криминальный боевик «Крутые меры» с Лифановым и Владимиром Епифанцевым. По этому случаю «Известия» расспросили одного из самых брутальных российских актеров о его принципах, синяках, дружбе и, конечно, творческих планах.
«Какой-то дурачок написал, что я заложник одной роли из 1990-х»
— Ваш герой в сериале появляется не с первой серии, его образ окутан тайной. С чем это связано?
— А где же интрига? Как зритель будет раскручивать этот клубок? Я вам скажу только одно. Если я появился в этом проекте, значит, всё будет ох как непросто. Поверьте. Мой персонаж — неоднозначный человек. Мне очень нравится играть одного и того же персонажа с разными красками. Потому что и в жизни люди такие же. Сейчас мы добрые, а через минуту можем вспылить. И мой персонаж тоже разный. Но кто он — я не скажу.
— Каждый актер — адвокат своей роли. Каковы устремления вашего героя? Есть, за что его оправдать?
— Он стремится к справедливости. Мы все хотим, чтобы нас любили и ценили. Ведь нам кажется, что нас недооценивают. Я прочел, что на заводе «Форд» висела надпись: «Ты работаешь на «Форде». И этого рабочему было достаточно, чтобы гордиться. И не надо было придумывать никаких лозунгов про пятилетку за три года. Ты работаешь на «Форде»!
А у нас откуда-то взялось, что мы все себя считаем недооцененными. И, наверное, так оно и есть. Нам всем хочется чего-то лучшего, большего. И от этого, наверное, мы совершаем ошибки. Так же произошло и с моим персонажем.
— Для вас в работе важно, чтобы была возможность допридумать судьбу персонажа? Вам важна глубина роли?
— Конечно, важна. Я же не «говорящая голова». Включите телевизор, и вы увидите таких. Может, это нескромно, я поэтому, наверное, и нравлюсь зрителю, что мне хочется что-то вытянуть необычное, поступить как-то не так, как все. Как я люблю говорить, правой рукой трогать левое ухо. Пусть это смешно, но я так люблю, мне так нравится. И людям нравится. Потом, я придумываю необычные ходы. И, слава богу, что режиссеры на это идут. Я им за это благодарен.
Я везучий человек в этом плане. Недавно я снимался, что-то предлагал — «нет, не надо». И рукой на меня машут. Ну, я не сдержался: «Еще раз махнете на меня рукой, я сломаю вам палец». Вот так. Кто к Лифанову с мечом придет, тот от меча и погибнет! (Улыбается.)
— А часто ли вам предлагают сценарии, прочитав которые, вы можете выбрать любую роль?
— Нет. Я уже переступил ту черту, где меня выбирают те, кто чуть пониже. Но когда мне роль предлагает руководство, выбирать особо не приходится. Разве что, я очень люблю помогать студентам, с удовольствием снимаюсь в их картинах. Там можно подурачиться. Я снимаюсь у них бесплатно. Так многие артисты поступают. Вот где можно выбирать.
Какой-то дурачок написал, что я заложник одной роли, из 1990-х. Но я никакой не брутал, не дядька с автоматом. Приди на мой спектакль! У меня же одни комедии в театре. Смешные роли. Люди валятся от смеха.
Как доказать это кинорежиссерам? Да, наверное, я уже и не хочу. Может быть, кто-то увидит меня в комедии, возьмет и скажет: «А давайте попробуем». И тогда начнется такая перемена в жизни! А я уже устал доказывать, что не верблюд. Не верблюд!
— Какого героя вы никогда не согласились бы сыграть?
— Нет такого героя. Ну, наверное, порно, разве что, я бы не смог сыграть. Потому что уже и детки, и поклонники. Табу у артиста вообще не должно быть. Про моего друга, сыгравшего маньяка, один актер сказал: «Если бы мне дали эту роль, я бы никогда не сыграл этого персонажа». Да тебе бы его и не дали! Сначала достигни высот этого человека, а потом рассусоливай.
Все роли интересны, все прекрасны, кроме запрещенных тем. Везде можно поприкалываться. Я же, когда играю маньяков или каких-то злодеев, внутри смеюсь, и зрители это видят. Это просто пародия, не более того. Если бы я серьезно играл, меня бы надо было отвезти в психушку.
Когда-то в институте я играл белого медведя. И мастер говорит мне: «Вот вы сейчас кем себя чувствовали? Медведем?» Я такой: «Ну, да». А он: «Ну, если медведем, тогда я вызываю скорую помощь. Вы должны чувствовать себя Лифановым, который играет белого медведя. И всё. Не более того».
Надо уметь абстрагироваться от своей роли. Хотя, конечно, я вам признаюсь, мои персонажи порой поедают меня. И это очень грустно. Наверное, не только меня.
— В каком смысле?
— Мне порой кажется, что я Дикий. А иногда — что я спасатель или убийца из подворотни. Это очень тяжело. Артисты все немного больные на голову. Ну, хорошие артисты. Недаром я очень рад, что наконец-то схлестнулись мы в сериале «Крутые меры» с Володей Епифанцевым. Нас очень долго путали. Присылали сообщения: «С премьерой тебя!» А его поздравляли с моими премьерами.
Мы даже записали для интернета шуточный ролик и набрали 6 млн просмотров. Жаль, что так было мало у нас с ним сцен в этот раз.
«Могу за миллиметр остановиться у челюсти противника»
— Вы часто выбираете роли в боевиках. Вас привлекает в этом тяжелый труд на площадке, стремление преодолеть невозможное или стимул держать себя в хорошей физической форме?
— Вы сами ответили на вопрос. Если я сейчас сниму футболку, вы увидите синяки, которыми покрыто всё тело, реально. Вам станет плохо. То неудачно упал, то подвернул ногу. Конечно, каждый мужчина хочет доказать себе, что он лучший, что имеет право претендовать на звание мужчины. Что же тут плохого? Самец есть самец. Олениха выбирает того оленя, который покруче, посильнее и покрасивее.
Когда Джеки Чану сказали: «Вы не хотите уходить из профессии? Вы уже старенький такой». Он им ответил: «Многие друзья, которых я знаю, ушли из профессии, перестали драться, и всё, их не стало. Если я перестану драться, меня тоже не станет. Поэтому надо держаться до конца».
Я в этом всю жизнь. Могу за миллиметр остановиться у челюсти противника. Или сделать полицейский разворот. И я балдею, что могу это делать. Но когда мне достаются «любовные» роли, я прихожу на площадку и думаю: «Мамочка дорогая, я сегодня не дерусь! Ни за кем не буду бежать. Ой, как хорошо!»
— Уже 16 лет вы играете в спектакле «Кыся»…
— Неверная у вас информация — 24 года!
— Чем вам дорога эта постановка?
— Это уже как реликвия. Как знак тех времен. Когда-то мы встретились, после окончания института, с однокурсниками, а через год Дима Нагиев всех нас собрал в этой постановке. «Кыся» задумывался как пародия, капустник. А потом это все потихоньку обросло мясом и превратилось в спектакль. Дима для меня как третья рука — уже не оторвать.
— А за что вы еще цените друга?
— Мы всю жизнь дружим. Уже кто-то откололся от нас, кто-то прикололся. А мы всё вдвоем, друг друга не отпускаем. Опять же, говорю, прощаем друг друга, сквозь зубы порой. Но каждый из нас знает, что другого такого партнера друг для друга у нас уже не будет. Дима очень трепетно относится ко всем своим работам. Он всегда знает, что и как сказать в интервью, как это подать. Я не такой, более эмоциональный. Меня захлестывает, зашкаливает. А его научили этому сцена, шоу-бизнес, кино. Я пока в коротких штанишках. Просто я его люблю, и всё. И пошли все!
— Есть ли ревность у друзей к популярности друг друга?
— Глупо ревновать кого-то. У нас полкурса — известные люди. И мы все настолько разные. Как я могу Диме завидовать, а он — мне? Ну, я на экране с автоматом бегаю, на вертолетах летаю. А он в фильмах в будуарах сидит с женщинами. Мы самодостаточные люди. Дураки завидуют, бездари. А талантливому человеку завидовать другому талантливому человеку просто смешно.
— Не поступало ли вам предложение влиться в труппу репертуарного театра?
— В репертуарный театр я не вольюсь уже никогда в жизни. У меня столько спектаклей в антрепризе, что я не считаю себя обделенным ролями в театре. Захочу сыграть престарелого Гамлета — я его сыграю. Найду пять человек, деньги, и у нас с коллегами будет офигенный спектакль.
Недавно в Петербурге у меня состоялась премьера спектакля «Маленький принц». Я попросил продюсера Анну сделать стул три метра высотой. Его монтировщики еле внесли на сцену и проклинали меня. А я подумал: как сыграть Маленького принца? Не в шортиках же мне выходить. И придумал огромный стул. Сидел на нем и махал ножками, когда читал Экзюпери. Получилось, мне кажется.
— А какую роль вы бы хотели сыграть?
— Смешной вопрос для актера. Актер хочет сыграть все, актер всеяден, понимаете? В каком-то интервью народный артист СССР Евгений Лебедев, служивший в БДТ, сказал, что когда он понял, что никогда не сыграет Гамлета на сцене, сыграл его дома перед зеркалом. А когда понял, что и Ромео не сыграет, так же выучил роль и сыграл для себя.
Я не знаю, есть ли у меня такая проблема. Вы думаете, водитель автобуса не так же переживает, как Гамлет? Да точно так же! Он так же не знает, как жить, быть или не быть. Отдаться, поддаться или опустить руки и быть козлом в этой жизни. Чем вам водитель автобуса не Гамлет? Поэтому у меня насчет этого проблем нет. Я что захочу, то и сыграю. Тьфу, тьфу, тьфу. (Смеется.)
— Приходилось ли вам биться за роли, доказывать, что именно вы должны сыграть в фильме?
— Нет, никогда этого в жизни не было. И не будет. Я никогда настолько низко не падал. Хотя я слышал, что за мои роли бились, звонили режиссеру. И шепотом говорили: «Я лучше сыграю, пожалуйста, возьмите меня. Возьмите, умоляю». Меня уж если хотели, то всегда брали. А кому-то звонить и просить — это было бы смешно. Я был бы не Лифановым тогда.
«Гулять по зимнему Петербургу хорошо — особенно на заднем сидении машины»
— Вам доводилось играть офицеров. Как вам кажется, патриотическое воспитание кинематографа действенно?
— Патриотические фильмы, конечно, действуют. Еще как действуют. Вы не представляете, сколько раз ко мне подходили военные, спецназовцы и говорили: «Только ради вас я пошел служить. Я вырос на вашем фильме». Конечно, горько слышать, что я уже такой старенький. Мне приятно, что я в этом участвую. Но это и большая ответственность. Мы ответственны за тех, кого приручаем. А артист невольно приручает зрителя к себе. Кино влияет, только надо к этому подходить очень аккуратно и трепетно. Не говорить: «Давай, иди служи. Ты обязан».
— Вам не хотелось попробовать себя в качестве режиссера?
— Я уже сделал один спектакль, называется «Бесконечное начало». Замечательная постановка. Пусть это нескромно звучит. Он с юмором, куда ж Лифанов без юмора! Но и жесткий. Потому, что если человека не оглушить дубиной по голове, образно выражаясь, или не вылить ушат холодной воды, то до него ничего не дойдет. Водевильчик не прокатит сейчас. До зрителя нужно достучаться. И тут — у кого какие способы. У меня — такие.
Режиссером стать? Ну, разве что театральным. Пару спектаклей я бы сделал. Чтобы прощупать это поле. В кино мне пока страшновато. Может, когда стану стареньким. Я еще просто не наигрался, не наелся актерской профессией.
— А если рискнете в кино, в каком жанре?
— В эротическом! Ну, конечно же, про какого-нибудь маньяка снимем. Потом справедливость наступит, и ему отпилят голову. Что-нибудь такое, интересное. Чтобы людей держало. Кто-то из великих сказал, что, если фильм начинается и через пять минут ничего не происходит, он встает и уходит. Зрителя всё время надо держать в напряжении.
Например, в театре со сцены я чувствую, что к каждому зрителю привязана невидимая нить. И я держу их вот так всех! И разговариваю через эти нитки вместе с ними, понимаете? Зрители — как сосуды.
— В каком Петербурге вы больше любите сниматься — в летнем, в зимнем?
— Конечно, лучше летом. Лежишь под деревом, ждешь своего выхода, читаешь роль. Зима для артиста — тяжелое испытание. Тем более, в Питере. А вот гулять по зимнему Петербургу очень хорошо. Особенно на заднем сидении машины. А на съемках на тебе десять подштанников, рейтузы какие-то, шапочки.
Почему-то есть такая тенденция в кино — зимой снимают лето, а летом зиму. Как-то на съемках в Карелии в ноябре мне говорят, что надо нырнуть в реку. Я говорю: «Ну, вы же обещали бассейн. Как же…» — «Игорь, ну какой бассейн! И так всё дорого. Ну, надо». Пришлось нырять, что я буду делать с этим. И вся группа, бедная, стоит, смотрит на меня. Я, конечно, мог развернуться и уйти. Но я этого никогда не сделаю. Нырнул в ноябрьскую воду. Артисты — они такие.
Если бы нырнул обычный человек, он бы уже, наверное, подхватил воспаление легких. А актеру помогает то, что это не он сейчас. И говоришь себе: «Ты Штирлиц. Ты Дикий». У полыньи, у ледяной воды — не я. Мне не холодно. Мне не голодно. Всё хорошо. Это и спасает.