Главное в зет-поэзии — это чувство ответственности за свою страну, которое объединило очень разных по стилистике и эмоциональному содержанию поэтов, считает Игорь Караулов. Об интимности гражданских чувств, преодолении проблемы читателя, эмоциональной Долгаревой и победительной Полозковой, которую не любит презирающая успех интеллигенция, «Известия» поговорили с поэтом к презентации его новой книги «Моя сторона истории» на предстоящей Non/fiction, которую пришлось брать боем.
«Если поэт пишет только о себе, это никому неинтересно»
— Пишут, что вы вместе с поэтессами Анной Ревякиной и Ольгой Старушко буквально отвоевали право презентовать на ярмарке Non/fiction свои новые книги, которые организаторы хотели отвергнуть как агитационные, что в свою очередь вызвало шквал возмущений читателей. Что там произошло?
— Дело в том, что эти книги презентуем не столько мы, сколько выпустившее их издательство «Питер» — оно, вероятно, не первый год участвует в Non/fiction, и каждый год всё было нормально, а сейчас было сказано: мы вас не хотим. Это недоразумение разрешилось буквально за час. Организаторам позвонили и спросили, что у них такое творится. Там сказали, что произошла чудовищная ошибка, просто не до конца составили список тех, кто будет выступать. «Конечно, найдем вам место». Хотя до этого идеолог ярмарки Борис Куприянов заявлял, что ярмарке это всё не нужно, что у нас тут пропаганда, низкий художественный уровень.
Я не вижу там никакой пропаганды: в моей книге, например, четверть стихов написана еще до начала СВО. Аня Ревякина пишет о Донбассе, но это стихи о трагедии людей, которые там живут. Ольга Старушко из Севастополя, много пишет про свой город, про флот. Я не вижу причин для того, чтобы говорить, что это всё пропаганда. Просто люди так пишут для себя, не для государства, не для администрации президента, не для какой-то партии.
— Как считаете, сейчас уже сформировался новый пласт военной лирики? Может ли поэзия быть военной или гражданской или все-таки поэт по большей части пишет о себе?
— Думаю, лирике невозможно до конца быть гражданской, потому что каждый поэт пишет о себе. Но тут такой феномен: если поэт пишет только о себе, это никому неинтересно. Ведь это «о себе» должно касаться другого. Поэтому так популярна «женская лирика»: женщина вроде пишет о своих чувствах, но оказывается, что их разделяют многие. Точно так же многих сейчас задевают события, связанные со страной в целом. Люди сегодня чувствует свою связь со страной. Это тоже лирика. Блок написал: «О Русь моя, жена моя», — и в этом столько интимности! Поэт может писать о Боге, о женщине, о своем отечестве — это в равной степени лирические темы.
— Какие фигуры вам кажутся наиболее заметными?
— Самая заметная сейчас Анна Долгарева, ее книга выйдет в той же серии «Питер покет», просто чуть попозже. А самый яркий автор патриотической волны, вечный автор, который, дай Бог, и дальше будет с нами — это Юнна Мориц. Чисто технически никто не пишет лучше, чем 85-летняя Юнна Мориц. А еще я бы отметил Марию Ватутину. Про нее говорят: «Вот таким голосом говорила бы с нами Родина-мать». Она выступала в госпиталях в Крыму, и недавно у нее появился очень интересный цикл на эту тему.
Еще есть Дмитрий Мельников, который всех нас ненавидит, который считает себя первым поэтом России. Мало того, что первым, а еще и единственным. Ему тоже многое удается в этом плане, он воевал в Афганистане и про нынешние события тоже написал немало ярких стихотворений. Совершенно потрясающий Семен Пегов, которого все знают как военкора с миллионом подписчиков в Telegram. Он авангардный поэт, отлично владеющий поэтическими приемами. Прекрасен Алексей Остудин — он писал стихи, веселые, похожие на брызги шампанского, насыщенные каламбурами, словесной игрой. Когда началась СВО, он стал писать совсем иначе — серьезно, пронзительно, и эта перемена меня поразила. Отмечу Дмитрия Артиса, Татьяну Коптелову.
В голове читателей формируется представление о новом созвездии авторов, пишущих о фронте, и эти поэты для них — свои. Удивительно, но благодаря военной тематике многие читатели открыли для себя поэзию как таковую. Например, многие мои новые подписчики признаются, что до этого никакой современной поэзии не читали, думали, что ее нет. Оказалось, что есть, и это им нравится. Вот такой неожиданный поворот.
— Это вторая волна интереса к поэзии. Первая отмечалась пару лет назад, когда стали очень популярны поэтические семинары вроде того, что ведет Дмитрий Воденников в школе «Пишем на крыше». С чем вы связываете такой интерес?
— Когда люди вдруг бросаются учиться каким-то ремеслам, которые не пригодятся — это признак кризиса, и не только экономического, но и смыслового. Мы ведь находимся в этой воронке примерно с 2008 года, как раз тогда и стали появляться бесконечные школы писательского мастерства.
Это говорит о том, что люди стали осознавать себя в качестве творческой единицы. Надоела, допустим, работа, которая не приносит удовольствия, а творчество дает разрядку.
— Дает ли это какой-то результат, появляются ли какие-то хорошие авторы?
— Не знаю. Единственное подобное учреждение, в которое я наведываюсь — литературная мастерская на хуторе Захара Прилепина в Лапино. Там случаются очень интересные авторы, такие как Дмитрий Молдавский, Марк Лешкевич.
«А дна в ней считай что нет»
— С какими проблемами сталкивается современная поэзия?
— Проблема читателя, общественного звучания и значения поэзии. Поэты, сколько бы их ни было, существуют в своей скорлупе. В какой-то момент разминулись поэтическое общество и общественное сознание. Получилось так, что поэзией у нас прекратили интересоваться не только, как говорят, доярки и механизаторы, но и образованные люди, наши интеллектуальные смежники: журналисты, учителя, преподаватели вузов, даже прозаики.
— Ну почему, многие зачитываются Рымбу и Полозковой, хотя у интеллигенции они не популярны.
— А это потому что они успешны, а наша интеллигенция успеха не любит. Она любит, когда поэт довольствуется малым. Вот он пришел в какой-то подвальчик, почитал там своих стихов, ему похлопали пятнадцать человек, а он выслушал остальных четырнадцать, потому что читателей там нет. Они там друг другу сказали добрые слова, а может быть, вручили какую-нибудь почетную грамоту или чисто символическую премию. И очень довольны собой.
Полозкова очень победительна, она провозглашает такой успешный успех: «Вот я борюсь, я побеждаю, я вся такая». Вот это немного отталкивает, потому что поэт — человек думающий, человек сомневающийся, человек, который постоянно проблематизирует себя, свою жизнь и значимость в этом мире. В его голове ничего не гарантировано, он не должен быть таким однозначным. В этой волне зет-поэзии, как сейчас говорят, есть очень разные люди. Это братство кольца, которое отправилось в путь, чтобы отобрать его у эльфов и отдать его Саурону.
— Что в этом главное?
— Чувство ответственности за свою страну. Мы взрослые, мы отвечаем за всё, а не так, что вот эта страна меня обидела и мешает мне жить, а вот я такой весь из себя несчастный, и всё плохо, всё ужасно, сплошной ад вокруг, всюду ад, в сетях ад, в телевизоре ад, на улице ад. А с зет-поэзией получилось так, что очень разных людей объединила эта ответственность. Аня Долгарева очень эмоциональная, она летописец событий: бывает на передовой, пишет сюжетные вещи. А есть, например, Саша Пелевин, которого я бы назвал современным эгофутуристом, он пишет смешные, резкие стихи. Есть люди, которые не входят в эту когорту, но время от времени публикуются в патриотических сборниках. В антологии «Воскресшие на Третьей мировой», которая на днях выходит в том же издательстве «Питер» и уже на этапе предзаказа побила все мыслимые рекорды продаж, например, будет очень хороший поэт Андрей Полонский. Ему 64, я его страшно уважаю как одного из самых умных людей нашей страны; у него непростая позиция, но эта позиция — за Россию.
***
Возьми меня с собой на испуг,мои глаза велики.Возьми меня с собой на истоккакой-нибудь русской реки.
Чтобы день был синий на золотоми луч горел на сосне.Хочу, чтобы ты был моим отцом,я всё объясню родне.
Скажу, отец прикатил с войнытрофейный мотоциклетс коляской вот такой ширины,а дна в ней считай что нет.