Режиссер-постановщик Марат Гацалов считает, что театр не должен обслуживать регламентированную общественную повестку, ведь каждый художник по-своему чувствует окружающую реальность, и именно этот его особенный взгляд представляет интерес. О рискованности современной драматургии в сравнении с классикой, метафизике актерского жеста и бессмысленных жалобах на театр «Известия» поговорили с Гацаловым, который поставил пьесу по роману лауреата «Ясной Поляны» Дмитрия Данилова «Саша, привет!» в Театре Наций.
«Главный герой — тонкий, интеллигентный, видящий, образованный, страстный — тот еще замес»
— Роман «Саша, привет!», с одной стороны, принадлежит к корпусу литературы о смертной казни, отсылая к Гюго, Набокову, Леониду Андрееву, с другой стороны, укладывается в актуальный тренд антиутопий, рассказывающий о беде нашего времени, — расчеловечивании и дегуманизации. Что в нем стало главным для вас, почему решили ставить спектакль по пьесе Дмитрия Данилова — сказалась премиальная судьба?
— В романе есть аллюзии на «Приглашение на казнь» и на «Последний день приговоренного к смерти», но для меня скорее главной стала та неразрешимая архетипическая проблема, которая связана с фундаментальной трагедией жизни. По сути, этот «Саша» (в пьесе «Саша» — автомат, который должен расстрелять главного героя в любой момент. — «Известия») — довольно древний образ судьбы, дамоклов меч, который есть в жизни каждого человека. С Димой мы познакомились примерно год назад, и он прислал мне роман, который на тот момент еще не был издан. Это был тот редкий случай, когда мне сразу захотелось сделать из этого материала спектакль.
— Как складывалась работа над спектаклем, сложно было репетировать?
— Не помню уже, сколько мы перебрали вариантов инсценировок, пока не пришли к финальному. С одной стороны, в этой истории есть архетипическая сердцевина, с другой стороны, в ней заложена полемика с классической структурой, которая была крайне важна для Данилова. Кроме того, в романе есть поиски ответа на дискуссионный вопрос о том, как выглядит сегодняшний герой.
— Интересно, что героями становятся приговоренный к смертной казни филолог и его жена — сначала растерянные и отдалившиеся друга от друга, в финале они находят в себе силы не бояться и просто послать куда подальше всю эту безумную систему с гуманной смертной казнью и фальшью.
— Конечно. Главный герой спектакля — человек тонкий, интеллигентный, видящий, умный, образованный, страстный — тот еще замес. Непростая задача для поиска актера на эту роль, но в нашем случае она решилась стремительно. Еще во время чтения романа я представлял в этой роли Игоря Гордина. Помимо того что он просто выдающийся и очень тонкий профессионал, что, к сожалению, большая редкость сегодня, он артист глубокой процессуальности — он умеет думать на сцене. Он четко понимает и чувствует пластику спектакля.
Арка внутренней трансформации героя и героини — их опыт преодоления глубинной межличностной катастрофы, которая, можно сказать, модель внешней антиутопической реальности, созданной Даниловым, стала главным акцентом постановки. Происходящее вокруг — это не какое-то неведомое экзистенциальное зло, а зло, которое находится здесь, внутри нас.
— Зло там повседневное, даже бытовое.
— И не бытовое, и не глобальное, оно просто зло и всё. Поэтому герои и попадают в такое комфортное, хлорированное пространство. Эта едкая среда не привнесена тайными инфернальными силами. Зло в нас, и только мы можем его остановить.
— Получается, кастинг сразу сложился?
— Сразу. И Игорь Гордин, и Наталья Вдовина, и Вера Макаренко, и Артем Тульчинский, и Глеб Ромашевский — все были утверждены с первого раза, всё сошлось.
— Это актерский спектакль?
— В этом спектакле очень многое выражено через психофизику артиста. Был бы, например, вместо Игоря другой артист, вы бы видели другой спектакль. Я часто отталкиваюсь от индивидуальности исполнителя.
«Театр — это не про тренды»
— Расскажите про визуальное решение спектакля. Минимализм, белые кресты на черном фоне — напоминает экспозицию пражского Музея Кафки.
— Художник спектакля — Николай Симонов. Это первая наша совместная работа, я очень рад, что она состоялась. Надеюсь, мы еще многое сделаем вместе. Если говорить об основной идее, то декорация представляет собой тир, который трансформируется в кладбище с крестами, сад и многое другое.
— Расскажите еще про музыкальное сопровождение.
— Это потрясающая музыка Володи Раннева на стихи Константина Стешика, современного белорусского поэта. Я с Володей не раз уже работал, считаю его выдающимся композитором сегодняшнего времени. Мне показалось, что наших героев, филологов, должен окружать некий поэтический купол, который наполняет их мир и формирует их сознание. Мне очень повезло, что удалось привлечь к работе над спектаклем невероятный квартет N'Caged.
— Дмитрия Данилова ставят много и охотно, а какова, на ваш взгляд, ситуация с современной драматургией в целом? Дмитрий говорил в нашем интервью, что сейчас полно хороших драматургов, только театры их избегают, поскольку предпочитают ставить проверенную классику.
— Огромный всплеск современной российской драматургии мы видели 10–15 лет назад. Наших авторов стали ставить не только в России, но и на Западе. Это и Михаил Дурненков, и Иван Вырыпаев, и Слава Дурненков, и братья Пресняковы, Клавдиев, Сигарев, Пулинович — кого там только не было. За всеми этими процессами в то время стоял Театр.doc, который в своем подвале собрал всю эту молодежь, Елена Гремина и Михаил Угаров создали тогда необыкновенное пространство. Тысячи пьес присылались со всей страны на фестиваль «Любимовка», которая и по сей день занимается поиском новых авторов и ежегодно открывает новые имена.
— И всё же современная драматургия — это риск.
— Риск в чем?
— Реакция публики. Кстати, с предыдущей пьесой Данилова «Сережа очень тупой» был скандал. Кто-то из зрителей пожаловался, что Сережи не тупые.
— Мне кажется, нужно какую-то систему придумать: пусть те, кому не нравится спектакль, просто уходят, пусть им деньги за билеты возвращают. Если тебе не нравится — уходи и всё, а жаловаться-то зачем?
— Обычно жалуются на то, что театр оскорбляет моральные и эстетические чувства. Голые актеры на сцене или нецензурная лексика.
— Мои чувства оскорблены, когда я вижу пошлость, тупую рекламу, которая висит по всей Москве. Мои чувства оскорблены, когда наше телевидение показывает омерзительные неталантливые сериалы и ток-шоу. Театр — это искусство, он не должен обслуживать регламентированную общественную повестку.
— Какие-то новые тенденции появились в современном театре?
— Театр — это не про тренды. Если тренды появляются, значит, театр встраивается в идеологему. Каждый художник по-особенному чувствует окружающую его реальность. И именно этот его особенный взгляд представляет интерес.
— Что-то еще планируете здесь ставить или вообще где-то в ближайшее время?
— Да, все мои ближайшие планы связаны с постановками в московских театрах.