Знаменитый композитор румынского происхождения Владимир Косма только что издал в Париже «Мои мемуары». В них она написал о музыке к фильму «Игрушка» и многим другим хитам французского кинематографа, пластике Луи де Фюнеса и Жан-Поля Бельмондо, опросе «Известий» про предпочтения советской публики и многом другом. Теперь он рассказал «Известиям» о своем сталинском детстве, выступлениях в Москве и Санкт-Петербурге и безуспешных попытках «отмены» русской культуры на Западе.
«Русские освободили нас от нацизма»
— Ваша книга открывается главой «Ребенок Сталина» — Un enfant de Staline. В вашем детстве советский вождь, пишете вы, был для вас «героем, спасителем, благодетелем всего человечества». И даже сегодня, когда видите его портрет, вы не скрываете, что испытываете сильную ностальгию. С чем она связана?
— Название «Ребенок Сталина» нарочито цепляет читателя, но в моем случае так оно и было. Румыния оказалась страной, которую, как и Францию, оккупировали фашисты. Русские во главе со Сталиным победили Германию и избавили нас от нацизма. После освобождения страны сотни тысяч людей устраивали манифестации на улицах и площадях, скандировали «Сталин! Сталин! Сталин!» Никто тогда не располагал свидетельствами его преступлений.
— В молодые годы, которые вы провели в Румынии, откровением для вас стала симфоническая сюита «Шехерезада» Римского-Корсакова. Более того, вы признательны русским и французским композиторам, которые освободили румынские концертные залы от господства немецкой музыки.
— В Бухаресте ребенком я слушал Гайдна, Бетховена, Моцарта — музыку, которая меня не трогала и в конце концов надоела. Но однажды я попал на репетицию «Шехерезады». Тогда мне неожиданно открылся совершенно другой мир — яркий, красочный, живописный, импрессионистский, который меня сразу покорил.
— В «Моих мемуарах» вы рассказываете, какое влияние на вас оказали русская и советская культура.
— Россия — великая музыкальная держава: напомню хотя бы имена титанов минувшего столетия — Стравинского, Скрябина, Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна. В Бухарест приезжали Ойстрах, Гилельс, Рихтер, которые для меня были абсолютными гениями, и мы, молодежь, жадно впитывали эту культуру. Посмотрите, кого сегодня исполняют больше всего в мире, — по-прежнему Шостаковича и Прокофьева, до уровня которых поднялись совсем немногие из западных композиторов. В советские годы Шостаковича критиковали — и в частности Жданов. Но известно и то, что сам Сталин и окружение очень его ценили. Произведения Шостаковича неслучайно всё время исполняли в стране, а его самого так часто награждали Сталинской (пять раз. — «Известия») и другими премиями. В Советском Союзе он имел возможность жить и работать.
— Сегодня русская культура на Западе находится под прессом санкций — обмены, по сути, заморожены, наших артистов и музыкантов приглашают редко, выставок нет, балет больше не гастролирует.
— Даже умудряются где-то «запрещать» Чайковского! Всё это я нахожу печальным, нелепым и смехотворным. Не знаю, как это организовано. Но когда я слышу, что говорят про Россию по телевидению, мне становится страшно. Я всего этого в вашей стране не видел и ничему не верю. Но вы же знаете, что такое промывание мозгов?! Если с утра до вечера вам твердят одно и то же, то в конце концов вы начинаете терзаться вопросом: «А если всё это правда? Может, я действительно заблуждаюсь?»
— Вы не хотели бы снова поехать в Россию, чтобы посмотреть на всё своими глазами?
— Я выступал в Москве и в Санкт-Петербурге, где встречал полную энтузиазма публику — такой больше нет нигде в мире! Поездки произвели сильнейшее впечатление, прием мне оказывали исключительный — после концертов дарили иконки, цветы, игрушки и даже банки с вареньем. Я с удовольствием бы снова поехал в Россию, но боюсь самолетов, путешествую только поездом. Не знаю, можно ли сегодня отправиться в Россию по железной дороге.
Я издал «Мои мемуары», чтобы рассказать о том, что на самом деле видел. Потому что сегодня про вашу страну по телевидению, радио и в газетах рассказывают здесь что-то ужасное, от чего можно просто свихнуться. Я хотел бы вернуться, но боюсь, что моя поездка будет воспринята как политический акт, а я человек не политики, а музыки. Для меня значение страны определяется ее культурой, а не ее промышленностью или благосостоянием.
— Какое место занимает сегодня русская классика в вашем музыкальном пантеоне?
— Первостепенное. Правда, мне ближе новатор Скрябин, чем великий Чайковский, он более традиционный. В Санкт-Петербурге я побывал на Тихвинском кладбище, где похоронены Глинка, Чайковский, Мусоргский, Римский- Корсаков, Антон Рубинштейн, Бородин, Балакирев, Цезарь Кюи, почтил их память.
«Без вдохновения вы превращаетесь в ремесленника»
— В своих воспоминаниях вы рассказываете о самых популярных музыкальных произведениях у россиян. Вам есть чем гордиться?
— В концертную программу выступлений в России мне пришлось включить свою музыку к фильму «Игрушка», который пользовался в России колоссальным успехом. Это произошло после того, как в «Известиях» напечатали опрос о любимых произведениях россиян: тогда первое место заняла Симфония № 40 Моцарта, второе — моя музыка к «Игрушке» и третье — Пятая симфония Бетховена. Я был польщен таким неожиданным результатом, и хотя слегка разочарован вторым местом, склонил голову перед моим коллегой Моцартом (улыбается). Я выступал несколько раз с выдающимся скрипачом Вадимом Репиным, с Лионским симфоническим оркестром мы исполняли мой Берлинский скрипичный концерт. Сейчас мы с Вадимом собираемся его записать.
— Вы создали музыку более чем к 500 фильмам — возможно, больше, чем любой другой композитор. Что служит вам на протяжении более шести десятилетий источником вдохновения?
— Вдохновение — лишь 10% творчества, но именно оно важнее всего. Всё остальное — труд. Без вдохновения вы превращаетесь в ремесленника. Вполне возможно, что озарение нисходит прямо от Господа Бога, который вдруг посылает тебе музыкальную идею — три-четыре ноты, которые основа всего. И я всегда благодарю за них Всевышнего. Но затем с этими нотами надо работать, превращать их в произведение. С самого начала я понял, что кино предоставляет композитору уникальные возможности для самовыражения. Сегодня я считаю себя музыкантом, работающим для кино.
— Вы снимали кино с замечательными режиссерами — Жераром Ури, Ивом Робером, Франсисом Вебером, Этторе Скола, Жан-Жаком Бенексом, Эдуаром Молинаро. Они были вашими друзьями, союзниками, единомышленниками?
— Принято говорить о них как о друзьях. Но для меня друзья — это те, с кем ты связан с раннего детства. У режиссеров с актерами у меня профессиональные отношения — за исключением Ива Робера, который был самым близким мне человеком, мы сотрудничали с ним в десятке лент. Обычно вас приглашают поработать в кино не из дружеских симпатий, а потому что именно ваша музыка нужна их картине. В противном случае выбирают кого-то еще.
«Я учил правильно держать скрипку Пьер Ришара»
— Какую роль в фильме играет ваша музыка?
— Я стремлюсь к тому, чтобы она была абстрактной, а не описательной, которая рассказывает о происходящем на экране. Возьмите мои самые популярные фильмы — скажем, комедию «Высокий блондин в черном ботинке», в которой музыка создает атмосферу, задает ритм, — этого достаточно. Кстати, на съемках этого фильма я учил правильно держать скрипку Пьер Ришара, который появляется в нем с симфоническим оркестром. Он оказался способным учеником.
— Сочиняя музыку, вы принимаете во внимание личность актеров, которые заняты в том или ином фильме?
— Для меня актер, особенности его игры даже важнее сценария. Пьеру Ришару с его особой пластикой подходила одна музыка, а Луи де Фюнесу с его специфической жестикуляцией — абсолютно другая.
— Американское кино доминирует?
— Оно выражает национальную псевдокультуру, которая довлеет над культурой немецкой, итальянской, французской и других стран. Но и в американской есть замечательные вещи. Например, я большой поклонник американского джаза, который, возможно, является важнейшим изобретением в музыке нашей эпохи.
— Не возникало ли соперничество между вами и другими знаменитыми композиторами — например, с Эннио Морриконе или с Мишелем Леграном, который многие годы был вашим ментором?
— А как же без этого?! Непременно возникало. Ревность — обычное дело. Я был моложе Морриконе и Леграна, которые видели, что я превращаюсь в опасного соперника. Например, мы с Морриконе боролись за то, кому из нас двоих закажут музыку для фильма «Ас из асов» Жерара Ури с Жан-Полем Бельмондо. Тогда я одержал верх. Когда на улице кто-то насвистывает мелодию из одного моих фильмов — это высшее признание успеха.
«Фильм могут забыть, а музыка Прокофьева или Шостаковича останется на века»
— Мишель Легран всегда переживал, что его классическая музыка, в отличие от легкой, не пользуется должным успехом. Вы автор оперы «Мариус и Фанни», симфонических и камерных произведений, но известны во всем мире как композитор для кино. Не жалеете, что не написали больше «серьезных» произведений?
— Моя музыка для кино всегда пользовалась таким успехом, что мне сожалеть абсолютно не о чем. Зачем, спрашивается, искать счастья в других жанрах, не будучи уверенным в том, что этот труд оценят? Композитор пишет музыку для своего времени. Бах сочинял для церкви, Гайдн и Гендель — для королевских празднества и торжеств, Бетховен — для буржуа и аристократов. Сегодня кино занимает в жизни несравненно больше места, чем опера или балет, которые остаются элитным жанром. Благодаря кино, радио и телевидению нашу музыку слушает огромное число людей.
— Но почему вы предпочитаете слушать, а не смотреть «Лебединое озеро» или «Щелкунчика»?
— Я считаю, что музыка должна быть самоценна, независимо от того, написана она для кино, театра или оперы. Я с удовольствием хожу на балет, но мне не меньше нравится музыка сама по себе. Когда я слушаю «Петрушку» или «Жар-птицу» Стравинского, «Болеро» или «Дафниса и Хлою» Равеля, мне не нужен балет на сцене — эти шедевры прекрасны без танцовщиков. Да и сегодня, в отличие от прошлых времен, музыку для балетов сочиняют редко, предпочитая использовать уже написанную: берут Пятую симфонию Бетховена и придумывают для нее хореографию.
— Разве не унизительно было великим советским композиторам порой писать музыку для кино исключительно ради заработка?
— А что в этом унизительного? Фильм могут забыть, а музыка Прокофьева или Шостаковича останется на века.
Справка «Известий»Владимир Косма родился в Бухаресте в семье румынских музыкантов в 1940 году. В 23 года отправился в Париж изучать музыку в школе известного педагога Нади Буланже. В течение восьми лет работал со знаменитым композитором Мишелем Леграном. Гастролировал как скрипач по всему миру. Написал музыку к фильмам с участием популярных актеров — Луи де Фюнеса, Пьера Ришара, Жан-Поля Бельмондо, Жерара Филиппа, Софи Марсо и других. Среди его многочисленных премий — приз за лучшую музыку Московского международного кинофестивале 1982 года за ленту Жан-Жака Бенекса «Дива».