90 лет назад, 10 октября 1932 года, под оркестры и здравицы инженеры, рабочие и управленцы торжественно открыли Днепрогэс, в то время — крупнейшую гидроэлектростанцию Европы. Как удалось «сказку сделать былью» в стране, которая еще не залечила раны гражданской войны, вспоминали «Известия».
В тот год в СССР было, пожалуй, три самых популярных слова: пятилетка, индустриализация и Днепрогэс. В них видели основу будущей мощной экономики. Этой стройкой гордилась вся страна. Пропаганде в Советском Союзе научились несколько раньше, чем качественной работе, — еще во времена хаоса гражданской войны. Талантливых перьев хватало. И поэтому, что такое Днепрогэс, знали даже младшие школьники — еще с 1920-х годов, когда «Великая гидроцентраль» существовала только в чертежах и мечтах.
Как всё начиналось
В то время у всех на слуху были слова Ленина: «Коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны». Электричество воспринимали как синоним прогресса и цивилизации. Амбициозный план ГОЭЛРО (Государственная комиссия по электрификации России), принятый 22 декабря 1920 года, предполагал строительство в советской стране целого каскада мощных электростанций. Даже великий фантаст Герберт Уэллс считал это невыполнимым прожектерством.
Использовать днепровскую воду для добычи электричества инженеры предлагали еще в XIX веке. Тогда Россия не могла себе позволить столь масштабный технический проект. Огромной проблемой считались и пороги, которые мешали судоходству по Днепру. Но во время подготовки плана ГОЭЛРО конструкторы стали предлагать одну за другой идеи строительства нескольких гидроэлектростанций на великой реке.
Но самый эффектный проект еще в 1920 году разработал экономист и инженер Иван Александров. Он предложил вместо строительства нескольких сравнительно небольших электростанций соорудить крупную плотину возле города Александровска (ныне — Запорожье) и построить крупнейшую в Европе ГЭС с небывалой по тем временам мощностью. Правда, для страны, в которой еще не закончилась гражданская война, эта задача казалась почти невыполнимой. И все-таки в Совнаркоме проект одобрили — на будущее. Приступить к строительству Советская Россия не могла. Не хватало ни финансов, ни материалов, ни технологий, ни опыта, ни трудовых ресурсов. Но почему бы не начать подготовку чертежей?
Александров возглавил небольшой проектный институт Днепрострой, который заработал в Москве с первых дней 1921 года. В штат этой организации вошли всего лишь несколько человек. Но они, не теряя времени, занялись геодезическими изысканиями, разрабатывали технологии, время от времени выезжали в окрестности Александровска. Они выбрали место для будущей электростанции — в пяти километрах от города, в районе села Кичкас, неподалеку от речного острова Хортица.
Тем временем партийное руководство спорило, стоит ли начинать столь расточительный и рискованный проект. В середине 20-х годов американская компания General Electric обратилась к советскому руководству с предложением по сходной цене запустить полный цикл строительства гидроэлектростанции. Но руководители правительства не отказались от проекта инженера Александрова. Решили строить самостоятельно, без участия иностранного капитала.
Другое дело, что без зарубежных специалистов и технологий построить такую ГЭС было бы невозможно. Столь крупные гидротехнические объекты к тому времени не строили ни в нашей стране, ни в Европе. Признанным мировым лидером в этой отрасли считались Соединенные Штаты. Александров ездил в США, в длительную командировку — консультироваться с лучшими американскими конструкторами. Постоянным консультантом строительства стал по контракту знаменитый заокеанский инженер Хью Купер.
От теории к практике перешли в середине марта 1927 года, когда форсированная индустриализация стала основой государственной идеологии. А новым заводам, в первую очередь, требовалась энергия. В районе Кичкаса развернулось строительство. Рабочие принялись колоть гранит на берегу Днепра, выполняя норму, за которую платили два с полтиной рубля в день. В следующем году приняли первый «пятилетний план развития народного хозяйства» и Днепрогэс стал одним из флагманских его проектов.
Стройка товарища Винтера
Главным инженером, а затем и начальником стройки стал Александр Васильевич Винтер, человек, который знал в лицо каждого бригадира на Днепрогэсе. И его знали все — не только по фамилии, но и по голосу, по жестикуляции, по твердому характеру.
К тому времени он уже зарекомендовал себя как незаурядный инженер и управленец на строительстве Шатурской электростанции, которая начала давать ток в трудном 1920-м. Его заместителями на Днепрострое стали энергетик и гидротехник Борис Веденеев и инженер-строитель Павел Роттерт. Винтер считался образцовым «кризисным руководителем» (а простых ситуаций на строительстве Днепрогэса не бывало), который в ежедневном режиме «сшивал там, где порвалось».
В его ведение входило всё, что связано с будущей гидроэлектростанцией. Строились и новые железнодорожные ветки, и пристани, и, конечно, жильё — бараки для рабочих, а также сравнительно комфортабельные коттеджи для инженеров и иностранных специалистов. Винтер занимался и снабжением. На высоком берегу Днепра появилась крупнейшая в стране общественная столовая, рассчитанная на 8 тыс. обедов в день. Оборудование для нее закупали в Германии. Открывались учебные заведения, в которых днепростроевцев на скорую руку обучали рабочим специальностям. И все-таки на строительстве остро не хватало квалифицированных рабочих. Несмотря на попытки Винтера улучшить условия труда и сравнительно высокие зарплаты, текучка кадров на Днепрострое сложилась фантастическая: чтобы получить одного постоянного сотрудника, нужно было привлечь к работе пятерых. Не хватало настоящих профессионалов. Но бригадиры и инженеры научились работать в чрезвычайных обстоятельствах.
Всесильный Винтер добивался от властей доверия к специалистам с «сомнительным» по тем временам происхождением. Например, важнейшим гидротехническим отделом руководил Георгий Сергеевич Веселаго, внук царского адмирала. И таких сотрудников на Днепрострое было немало. «Классовые предрассудки» на этом объекте были не в чести. «Впечатление было такое, будто я попал в дореволюционное учреждение царской России», — вспоминал участник строительства плотины Борис Вейде.
Начальник Днепростроя показал себя даже не просто «крепким хозяйственником», а настоящим подвижником, для которого несколько лет не существовало ничего, кроме производственного результата. Многие его решения казались рискованными. Во-первых, он объявил на строительстве сухой закон. Рабочие стали ездить за водкой в соседние села. Тогда он отправил телеграмму правительству УССР: «Прошу запретить продажу водки во всем районе». И к нему прислушались, хотя республика от этого решения несла убытки. Но строили станцию на трезвую голову.
Есть старый газетный штамп — «Днепрогэс строила вся страна». Но так оно и было. Необходимое собирали по крупицам. Для стройки удалось добыть ценный строительный материал, который до этого в СССР почти не применяли, — например, марблит, толстое стекло, цемент высокого качества. Прямо на плотине, для укладки бетона, провели железнодорожные пути. И строили качественно: до сих пор бетон станции, уложенный в тридцатые годы, крепок.
Многое пришлось закупать за рубежом — турбины, генераторы. Но Винтер оказался не только замечательным «толкачом», но и талантливым конструктором. Все американские консультанты ахнули, когда он предложил вместо строительства в две очереди с установкой турбин мощностью по 30 тыс. кВт строить электростанцию в одну очередь, сократив число гидроагрегатов с 13 до 9 и применив турбины по 60 тыс. кВт. И это оказалось не авантюрой! Всё удалось построить и наладить на ленинградском заводе «Электросила». Винтеровская сварная конструкция генератора и ротора оказалась настоящим открытием мирового уровня. И к концу лета 1932 года стало ясно, что проект состоялся, что вот-вот станция даст энергию.
Строительство крупнейшей гидроэлектростанции с плотиной и рабочим городком заняло пять лет — гораздо меньше, чем предполагали скептики. Советский Союз получил крупнейшую в Европе электростанцию. Этот статус Днепрогэс сохранял долго — четверть века. Себестоимость киловатт-часа электроэнергии, которую вырабатывала Днепровская ГЭС, оказалась самой низкой в мире.
Вода пошла
К октябрю 1932 года гидроагрегат был готов к работе. Торжественное открытие сначала наметили на 4 октября. Но Иосиф Сталин решил особо отметить товарища Винтера. Он знал, что директор Днепростроя 10 октября отмечает день рождения, и дал совет совместить два праздника. И отметить как следует, с размахом.
Когда в день своего рождения в торжественной обстановке Винтер взял рубильник, чтобы включить ток, американский инженер Хью Томпсон сказал по-русски: «Ну что ж, мистер Винтер, суп готов». Они обнялись, оба прослезились. Все запомнили эту минуту. А ток пошел бесперебойно. Заработали все пять генераторов станции. Некоторое время собравшиеся смотрели на ее конструкцию как завороженные. А потом грянуло «Ура!»
Сталин, которого ждали больше всех, на открытие Днепрогэса не приехал, только прислал свое приветствие. Почему? Возможно, ему нездоровилось, возможно, нашлись дела поважнее праздников, но не исключено, что он уже в то время старался избегать многолюдных собраний, опасаясь покушений. Главными посланцами Москвы стали «всесоюзный староста» Михаил Калинин и «нарком индустриализации» Серго Орджоникидзе. Выступил перед строителями Днепрогэса и французский писатель Анри Барбюс, в то время большой поклонник советской системы. «Ни американцы, бывшие свидетелями других строек, ни немцы, умеющие дисциплинированно работать, не верили в наши возможности. А все-таки наша взяла, все-таки здесь, на Днепре, они увидели то новое, чего нет у них и не может быть в условиях капиталистического хозяйства», — сказал в тот день Винтер. В этих словах — настроение того дня.
Москва не поскупилась на награды. Винтер и двое его коллег получили ордена Ленина и были избраны в Академию наук СССР. А орден Красного Знамени получил, кроме нескольких советских героев стройки, и Хью Купер. Американец всю жизнь гордился этой наградой.
Спасенная станция
Великая Отечественная не пощадила «стройку века». В августе 1941 года, отступая, красноармейцы взорвали плотину. А осенью 1943 года, навсегда оставляя Запорожскую область, гитлеровцы попытались стереть Гидроцентраль с лица земли. Но Днепрогэс выстоял. Операция по спасению станции началась, когда наши войска находились еще только на подступах к Запорожью. По заданию командующего Юго-Западным фронтом генерала армии Родиона Малиновского разработали план операции с участием трех родов войск. Разведчики, водолазы и саперы при поддержке авиации, танковых частей и пехоты сумели предотвратить десятки взрывов. Полностью уничтожить станцию отступавшим захватчикам не удалось. О планах немцев можно судить по фугасу, обнаруженному в одном из пролетов плотины. Там заложили 100 полутонных бомб и 3500 кг тола. Заряд не взорвался только потому, что наши разведчики вовремя перерезали электропровода...
И все-таки грандиозная конструкция нуждалась в восстановлении. Ущерб оценили в 500 млн рублей — но это, конечно, условная цифра. Из 47 водосливных пролетов сохранилось только 14. Здание машинного зала от взрыва сместилось в сторону на 30–40 сантиметров. Руины железобетонного покрытия и заполнения стен силой взрыва были разбросаны на сотни метров вокруг. Повредился каркас здания, а все турбины, генераторы, мостовые краны, трансформаторы превратились в груду исковерканного металла. Чтобы начать ремонт, потребовалось снизить уровень реки. Гидротехники решили эту задачу еще в годы войны. До Победы станцию восстанавливали в основном женщины. Потом подключились демобилизованные рабочие со всей страны.
Уже в 1947 году Днепрогэс снова стал давать ток, а через три года не просто заработал на полную мощность, а еще и увеличил свои первоначальные возможности на 16%.
Днепрогэс работает и сегодня. Этот великий проект советского времени по-прежнему в строю.
Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»