В прошлом году российским трансплантологам почти удалось вернуться к допандемийному количеству операций — было сделано более 2,3 тыс. пересадок органов. Но даже листы ожидания не отражают полной потребности россиян в донорских сердцах и почках. О том, с какими проблемами сейчас сталкиваются врачи и как изменилось отношение в обществе к донорству органов, накануне открытия Всероссийского съезда трансплантологов «Известиям» рассказал главный трансплантолог Минздрава, директор Центра трансплантологии и искусственных органов имени Шумакова академик Сергей Готье.
Последствия пандемии
— 21 сентября начинает работу XI Всероссийский съезд трансплантологов. Какие проблемы, которые возникли за два пандемийных года, будут обсуждать ваши коллеги? Наверняка за это время что-то изменилось не в лучшую сторону.
— Мы и во время пандемии проводили наши форумы, но конгрессы преимущественно проходили онлайн. Конечно, страдает личное общение, личный обмен мнениями, но это тоже дает понимание происходящего.
Мы готовимся к проведению нашего очередного XI съезда уже вне пандемии, поэтому он пройдет при личном присутствии, а онлайн-аудитория расширится за счет наших зарубежных коллег, которые в силу сложившихся обстоятельств не могут присутствовать здесь.
Пандемия дала уменьшение количества выполняемых трансплантаций процентов на десять. Но если сравнивать с мировой практикой, то некоторые страны вообще прекратили на время пандемии работу в области трансплантации. И общее снижение было где-то на 30%. За 2021 год нам удалось набрать темп и практический выйти на цифры 2019-го.
— Можете назвать точные данные?
— В 2019-м мы сделали немногим более 2,4 тыс. трансплантаций. Это был самый продуктивный год до развития пандемии, тогда прослеживалась тенденция увеличения числа трансплантаций примерно на 200 за счет развития регионов, увеличения активности трансплантационных центров.
В 2020 году, когда началась пандемия, мы подошли к 2 тыс. В 2021-м мы дошли до 2,3 тыс. с лишним. В этом году — уже под 1,8 тыс. трансплантаций. Этот год мы не закончили, у нас еще чуть больше квартала, и по динамике нарастания мы считаем, что превысим результаты 2019-го и дальше будет продолжаться тенденция по увеличению числа выполняемых трансплантаций.
За год пандемии и следующий, 2021-й, нам не только удалось в какой-то степени компенсировать вынужденное снижение темпов, но и открыть новые трансплантационные базы.
— Сколько в стране центров, которые выполняют такие операции по пересадке органов?
— Учреждений, которые имеют технологии трансплантации, в стране 65 в 35 регионах. Не могу сказать, что это хорошо в плане обеспечения населения этим видом медицинской помощи, потому что у нас 85 субъектов, но во всех регионах есть специалисты, обученные вопросам лечения и ведения отдаленного послеоперационного периода у больных с пересаженными органами. Они работают даже в тех субъектах, где трансплантации не выполняются. Мы стремимся к тому, чтобы интеллектуальный потенциал трансплантологов охватывал всю страну.
«Листы ожидания не отражают полной потребности в трансплантации»
— Сергей Владимирович, на днях новосибирские врачи пожаловались на нехватку донорских органов. Они заявили, что в Новосибирске треть пациентов, которые нуждаются в пересадке сердца, умирают, так и не дождавшись операции. Мы понимаем, что тут тонкая грань — каждая операция по трансплантации означает чью-то смерть. Можно ли вообще решить проблему с органами?
— Я знаю об этой ситуации. Новосибирская область насыщена научными учреждениями, интеллигенцией, там достаточно мощная медицина. На территории Новосибирской области есть областная больница, которая является одним из лидеров в Российской Федерации по трансплантации печени и почек. И донорская активность в области в этом году увеличилась. Нехватка донорских сердец, извините, проблема учреждения, которое занимается данной программой на территории Новосибирской области. В нашем учреждении мы пересаживаем более 200 сердец в год, соответственно, люди не брошены. Если не удается в Новосибирской области, они могут приехать сюда, и их здесь вылечат. Можно в другие федеральные учреждения обратиться — ну, например, в Центр имени Алмазова. Вопрос в организации процесса именно в Институте имени Мешалкина. Думаю, что в ближайшее время он будет решен и за счет освоения технологий использования донорского материала, потому что донорский материал есть, и за счет использования всех возможностей поддержания жизни больных в процессе ожидания донорского органа. Любую методическую помощь коллегам мы оказывали и оказываем.
— Сколько в России в год делается трансплантаций и какова реальная потребность?
— Пока у нас не будет выстроена система своевременной диагностики, направления пациентов для решения вопроса о необходимости трансплантации, мы конкретной цифры иметь не будем.
Существует определенная статистика, которая основана на данных базы Министерства здравоохранения. Это база высокотехнологичной помощи — туда поступают материалы по пациентам из разных регионов. Если эти пациенты действительно являются кандидатами на трансплантацию органов, они направляются в учреждения, которые занимаются трансплантацией. Эти пациенты составляют листы ожидания.
Но листы ожидания не отражают полной потребности, потому что, например, лист ожидания трансплантации почки суммарно, если подсчитать по данным трансплантологического общества, составляет 6,5 тыс. человек. На самом деле на заместительной почечной терапии — на диализе — находится более 60 тыс. граждан Российской Федерации. Соответственно, число нуждающихся в донорской почке может быть увеличено хотя бы раз в пять, потому что это пациенты, которым трансплантация почки не противопоказана. Это в основном люди молодые, среднего рабочего возраста, это молодые женщины детородного возраста. Мы очень приветствуем, когда такие пациенты приходят к нам для обсуждения вопроса трансплантации.
В некоторых регионах в листе ожидания на трансплантацию почки стоят 50 человек. Но возникает вопрос, сколько пациентов находится на заместительной почечной терапии в этом регионе? 800. Здесь получается диссонанс. Медицинское сообщество региона, люди, которые руководят медициной там, должны для себя понимать, что эти вещи отслеживаемы.
Возникает недоумение, потому что диализ — дорогое удовольствие, значительно дороже пересадки почки, не говоря уже о несопоставимо лучшем качестве жизни после трансплантации.
— И как решить эту проблему?
— Эти вопросы являются в основном организационными, мы их стараемся решать вместе с Министерством здравоохранения. Нужно прежде всего, чтобы медицинское сообщество каждого региона было информировано о такой возможности и о том, что нужно делать, чтобы эту возможность реализовать. Для этого они приезжают к нам, учатся, уезжают в свои регионы, готовят почву для развития трансплантационных программ. Мы им выдаем определенную дорожную карту — что они должны сделать, чтобы трансплантация либо началась, либо стала более эффективной. Большую роль играет личное общение с руководителями регионов — губернаторами и их заместителями по социальной политике. Сами медики не могут влиять, у них нет рычагов. Это общественно-политическая часть жизни общества.
— Насколько я понимаю, важно не только наличие донорских органов, но и способность врачей уметь их правильно сохранить. Учат ли хирургов этому и где именно?
— Решение вопроса о достаточности или хотя бы приближении к достаточности по посмертному изъятию органов для трансплантации, прежде всего организации в лечебных учреждениях, где лечатся пациенты с катастрофами в головном мозге. Чтобы умерший стал полноценным донором органов, то есть жизнеспособность органов была сохранена, надо обладать соответствующими профессиональными навыками. Эти профессиональные навыки входят в область реаниматологии и анестезиологии в основном, но они могут быть получены при повышении квалификации, скажем, в нашем образовательном центре, где преподаются многие вопросы трансплантологии и донорства для того, чтобы люди понимали необходимость, понимали принципы и могли внедрить это у себя.
«100 вопросов трансплантологу»
— Пять лет назад Минздрав начал массированную кампанию по популяризации посмертного донорства. За это время что-то изменилось в обществе? Произошел сдвиг в менталитете?
— Наше учреждение является одним из активных участников программы информационной, агитационной, разъяснительной, в какой-то степени объединяющей различные слои общества для понимания сути и необходимости развития трансплантологии в России. За последние пять лет уменьшился антагонизм, выросло понимание со стороны граждан, что это необходимо. Остается еще много направлений, в которых нужно работать, чтобы общество окончательно поняло, что трансплантация и донорство в любой стране являются гуманитарными процессами и направлены на сохранение здоровья и жизни собственного населения.
— Люди, как правило, стараются не думать о посмертном донорстве. Слишком мрачная и грустная тема.
— Уже несколько месяцев мы работаем с общественными организациями, которые помогают нам создавать информационные ресурсы. Есть ресурс «100 вопросов трансплантологу». Это ответы на животрепещущие вопросы, возникающие в процессе обдумывания донорства и трансплантации. Экспозиция на тему трансплантологии сейчас находится в саду «Эрмитаж» — это выставка фотографий с жизнью нашего учреждения. Спасение детей, взрослых, жизненные ситуации, которые возникают. Такая же экспозиция в парке «Горка» на Китай-городе, и сегодня на мультимедийных экранах в метро идет видеоролик. Когда люди начинают это всё видеть и обдумывать, у них возникают новые вопросы, на которые мы готовы отвечать. Я думаю, что информационная программа, которую Минздрав инициировал пять лет назад, дает свои плоды, общество становится достаточно толерантным.
— Тем не менее люди продолжают верить в «черных трансплантологов», в черный рынок органов.
— Можно верить, можно не верить в черный рынок, но вся эта деятельность очень прозрачна и подвержена разным формам контроля. Съезд трансплантологов — один из видов контроля и единения профессионального сообщества.
Уже пять лет существует система учета донорских органов. Это государственный ресурс, который является регистром трансплантации и донорства. Там каждый случай донорского изъятия фиксируется, фиксируется пациент, которому предназначен этот орган, фиксируется учреждение, где орган использован, куда он перенаправлен, если в данном учреждении нет соответствующих пациентов, и результат операции.
Эта база соответствует данным, которые находятся в базе высоко технологичной медицинской помощи (ВМП) Минздрава, откуда эти пациенты попадают в листы ожидания. Когда мы выполняем трансплантацию, пациент попадает в регистр «14 высокозатратных нозологий», потому что он пожизненно, как ни в одной другой стране, обеспечивается лекарственными препаратами, необходимыми ему для поддержания нормальной функции трансплантата. Это уже третий регистр, который помогает суммировать всю информацию. Есть четвертый — это регистр Российского трансплантологического общества, который обновляется каждую неделю.
— Пандемия и нынешняя политическая обстановка как-то повлияли на поставки оборудования, медикаментов?
— Не могу сказать, что нам чего-то не хватает или у нас нет лекарств, потому что еще до начала специальной операции обеспечение лекарственными препаратами и специальной аппаратурой было вполне удовлетворительным. Сейчас мы не испытываем дефицита, который не позволял бы нам работать, тем более есть много аналогов здесь.
Справка «Известий»Сергей Владимирович Готье — хирург-трансплантолог, специалист в области создания искусственных органов, академик РАН. С 2008 года — директор «Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В.И. Шумакова» Минздрава России. Завкафедрой трансплантологии и искусственных органов Первого Московского государственного медицинского университета им. И.М. Сеченова, председатель Российского трансплантологического общества. В 2008 году включен Всемирным трансплантологическим обществом (Transplantation Society) в число «Пионеров трансплантологии». Разработал и внедрил ряд методов и модификаций хирургических технологий, названных его именем. Провел более 1,5 тыс. операций. 23 сентября Сергей Готье отметит свой юбилей.