«Ограничение цен на российскую нефть — атака на всю мировую экономику»

Первый замглавы Минэнерго Павел Сорокин — о прогнозах по производству черного золота, импортозамещении оборудования для добычи и стоимости бензина
Ирина Цырулева, Роман Бабенков
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Павел Волков

Установка лимита цен на российскую нефть, обсуждаемая странами G7, может привести к тектоническим негативным изменениям в мировой экономике. Об этом в интервью «Известиям» на ВЭФ заявил первый замглавы Минэнерго Павел Сорокин. Он отметил, что объем добычи в стране стабильный, по итогам года он должен сохраниться на уровне в 10 млн баррелей в сутки. При этом цены на бензин и дизель в рознице будут существенно ниже инфляции, для их роста нет предпосылок, заверил замминистра.

«Действия G7 станут налогом на всю мировую экономику»

— Главы минфинов «большой семерки» 2 сентября подтвердили план ввести лимит цен на российскую нефть и призвали все страны присоединиться к инициативе. Как будет действовать Россия в этой ситуации? Будут ли предприняты контрсанкции?

— Во-первых, надо смотреть на это в комплексе — не только как на проблему России, но и в целом мировой экономики. Потому что действия, которые мы сейчас видим со стороны ряда стран, в частности, G7, направлены в целом на мировую экономику. На протяжении истории человечества мы много раз видели попытки контролировать цены, в основном в отдельно взятых странах, но никогда это не заканчивалось ничем хорошим, ничем, кроме сокращения инвестиций в этой отрасли. Если вы экстраполируете то, что сейчас предлагается этими странами, то увидите, что ситуация влияет на все нефтедобывающие страны, ведь попытка установить ограничение по цене в одном месте будет приводить к снижению цены в целом. Но самое страшное здесь совершенно в другом — мы уже 10–12 лет живем в условиях колоссального недоинвестирования в традиционные источники энергии, и это и есть та причина, по которой мы наблюдаем энергокризис в Европе и в других странах. Дело в том, что традиционные сегменты забывались в угоду возобновляемой энергетике. Эта повестка в итоге становилась новой и абсолютно полезной планете, но при этом это всё должно было быть сделано разумно.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Константин Кокошкин

По нашим расчетам, потеря в добычи из-за нехватки инвестиций измеряется миллионами баррелей в сутки, то есть от 3 млн до 5 млн баррелей в сутки — это потенциально потерянный рост добычи за последние 10–12 лет недоинвестирования. И сейчас предлагаемая G7 инициатива по установке лимита цен говорит о том, что группа стран без какой-либо веской на то причины может ограничить цену для любого товара в мире или попытаться это сделать. Безумный популизм будет приводить к тому, что такой инструмент будут пытаться применить и к другим товарам. Поэтому на это надо смотреть в целом как атаку на всю мировую экономику. B Россия со своей стороны, являясь и в прошлом, и в настоящем, и в будущем надежным источником энергии и одним из гарантов мировой энергетической безопасности, будет работать с теми, кто готов это делать на взаимовыгодной основе. Надо сказать, что это почти 7 млрд из 8 млрд населения Земли. Поэтому у нас нет сомнений, что мы сможем продолжить нормальные контрактные отношения, а те страны, которые присоединяться к ограничениям цен или будут пытаться его вести, — с ними не будем торговать. Мы не хотим участвовать в популистских экономических незаконных экспериментах, ни в коем случае не будем этого делать. Даже обсуждение таких мер приведет к тектоническим негативным последствиям для всей мировой экономики.

— На какие рынки мы можем перенаправить возможные выпадающие объемы?

— У нас сейчас нет проблем с размещением наших объемов, потому что мировой энергетический рынок — это единое целое, и если убрать их из одного места, значит, в это место пойдут объемы, которые раньше шли в другие регионы. Грубо говоря, если Европа отказывается от нашего товара, мы перестаем туда поставлять, и этот вакуум заполнит нефть или нефтепродукты из других стран, которых раньше не было, а мы просто переместимся на другой рынок. Но такая ситуация приведет к неэффективности в энергетических цепочках, действия G7 станут по сути налогом на всю мировую экономику, потому что они вынудят ломать цепочки, которые выстраивались десятилетиями. Например, если раньше товар доставлялся в течении 10 дней, то сейчас это займет 30–50 дней. Соответственно, кто-то за это заплатит, и этот кто-то — это граждане всего мира, но прежде всего стран, которые таким образом пытаются влиять на мировую экономику.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Константин Кокошкин

«Рост цен на бензин будет существенно ниже инфляции»

— Как изменилась добыча нефти и газа в России после начала спецоперации и усиления антироссийских санкций? Каков ваш прогноз по итогам года по этим ресурсам?

— Уровень добычи сейчас стабильный, около 10 млн баррелей в сутки, мы рассчитываем, что сможем сохранить как минимум такой уровень к концу года. Естественно, будем смотреть, как нынешняя ситуация повлияет на экономику поставок, какие будут цены на мировом рынке, а они, скорее всего, возрастут. И от этого будет уже зависеть в дальнейшем развитие. Я думаю, мы можем сохранить текущий уровень добычи.

— Какие цены на нефть и газ можно ожидать в ближайшие месяцы?

— Если взять работу аналитика, то она подразумевает, что он должен каждую неделю выдавать прогноз, в принципе не особо волнуясь, верный он или нет. В нашей ситуации мы должны планировать более долгосрочно, не хотелось бы каждую неделю менять прогноз, особенно с учетом того, что многие официальные лица постоянно выдают все новые и новые идеи — опять же, как ускорить рецессию в мировой экономике. Из-за этого тяжело прогнозировать какие-то ценовые показатели, мы отталкиваемся от того, что цена российской нефти марки Urals будет вокруг текущего уровня плюс-минус 10–15%. То есть это диапазон в $70–90 за баррель в некой обозримой перспективе. Ситуация может очень быстро меняться. Но при такой цене мы конкурентоспособны, также конкурентоспособны и при цене ниже.

— А по газу?

— По газу ситуация аналогичная, здесь тяжело анализировать действия Европы, но «Газпром» продолжает исполнять свои контрактные обязательства. Естественно, есть некий элемент неопределенности, связанной с санкциями западных стран, которые в том числе наложены и на поставки оборудования. Этот факт может привести к изменениям.

Фото: ТАСС/Кирилл Кухмарь

— Правительство старается удерживать цены на бензин в рознице на уровне инфляции. Так было, когда она составляла чуть более 4%. Но сейчас другая ситуация. Какой коридор цен вы ожидаете по итогам года и стоит ли ждать роста стоимости бензина и дизеля уже в сентябре?

— Вы видели динамику с начала года. Благодаря системным мерам (обратный акциз и демпфер) удалось сохранить даже самые пиковые периоды нормальную экономику нефтеперерабатывающих заводов. Это позволило сохранить объемы, насытить внутренний рынок и избежать каких-либо существенных скачков даже в опте. То есть оптовая цена считается комфортной для автозаправочной сети. Благодаря этому цены на бензин почти не увеличились с начала года, несмотря на инфляцию, которая ускорилась.

Рост цен на дизель остается также в пределах инфляции. Он растет более низкими темпами, чем инфляция. Мы рассчитываем, что рост цен на бензин будет существенно ниже той инфляции, которую мы видим.

Сейчас нет предпосылок, чтобы цены на заправках существенно росли. Ограниченный рост, близкий к той инфляции, которую мы наблюдали в предыдущие годы, — это возможно. Но сейчас роста нет, и мы стараемся максимально принимать меры для того, чтобы рынок был насыщенным и оптовые цены оставались на нормальных уровнях, которые дают доходность как заправочным сетям, так и нефтеперерабатывающим заводам. Системные меры этому очень помогают, ведь без них заводы были бы убыточными и это привело бы к сокращению предложения и другим негативным последствиям.

— Соответственно, механизм демпфера меняться в этом году не будет?

— Таких разговоров даже нет. Это механизм, который позволяет сдерживать цены, и если его менять, то это ухудшит ситуацию. Это не субсидия, как многие говорят. Она фондируется за счет увеличенного налога на добычу полезных ископаемых. То есть это инструмент переброски сверхдоходности из добычи в переработку. То есть это то, что ранее выполняла экспортная пошлина.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Зураб Джавахадзе

— Эксперты и участники рынка сейчас говорят, что отсутствие субсидий на перевозки топлива в Дальневосточном ФО может стать причиной роста цен на бензин в регионе. Рассматривается ли сегодня возможность вновь их принять?

— Тут, скорее, не введение, а возврат, потому что те деньги, которые выделялись, закончились. Было изначально понятно, что есть риск, что до конца года средств не хватит. Сейчас с Минфином есть договоренность о продлении механизма, мы обсуждаем выделение дополнительных средств до конца года и в последующие годы. Это не дополнительные деньги, они фондируются из средств налога на добычу полезных ископаемых. Что касается риска роста цен из-за этого, то, из-за того что сейчас создан большой задел за счет демпфера, мы не видим риска существенного опережающего роста цен на топливо на Дальнем Востоке. В соответствии с российскими — да, но опережающего — нет. Субсидия на транспорт была призвана не снизить цены, а снизить премиальность оптового рынка на Дальнем Востоке, для того чтобы маржинальность розничной торговли позволяла сдерживать цены. То есть тут связь не прямая. Дополнительный объем нефтепродуктов приходит из европейской и центральной частей России, тем самым создавая конкуренцию с товаром, продаваемым на заводах в регионе (ранее товар тут продавался с большой премией). За счет конкурентности премиальность уменьшается, и это снижает давление на цену.

«Существующий уровень импортозамещения — достаточный для того, чтобы всё работало»

— Сколько лет потребуется России для полного импортозамещения в нефтегазовой отрасли? Есть ли риск дефицита технологий и оборудования на фоне санкций?

— Важно понимать, что нефтегазовая отрасль — это сотни тысяч позиций, и по каждой совершенно разные необходимые трудозатраты. Если мы говорим о том, чтобы выточить какие-то изделия на станках, — это быстро, если же говорить о создании катализаторов, которые необходимы, для того чтобы поддерживать в рабочем состоянии существующие мощности в нефтепереработке и нефтехимии, то речь идет о трех-четырех годах. Если же возьмем более сложное оборудование, это еще более длительный период. Поэтому нельзя точно сказать, сколько времени потребуется на полное импортозамещение в нефтегазе. Сейчас могу сказать, что существующий уровень импортозамещения — достаточный для того, чтобы всё работало и можно было продолжать реализовывать действующие проекты. Дальше будем заниматься тем, чтобы по всем критическим позициям обеспечить либо полную независимость, либо разумный уровень технологической независимости.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Константин Кокошкин

— Как обстоят дела с цифровизацией нефтегаза? Все ли ПО для геологоразведки Россия может обеспечить без покупок из западных стран?

— Здесь такая же ситуация, как и с импортозамещением, но с поправкой на то, что количество программных продуктов меньше. За последние 20 лет нам удалось по многим позициям создать аналоги — где-то это очень близкие по функционалу и внешнему виду продукты, где-то — оригинальный софт. Сейчас идет работа по совмещению всего этого. По более чем 80% задач в нефтегазе мы видим либо уже существующие аналоги, либо уже ведутся разработки.

— Россия сейчас в этом направлении работает самостоятельно или в коллаборации с дружественными странами?

— По различным направлениям — различная ситуация. Ведь не все продукты есть у наших дружественных стран, и приходится их создавать собственными силами.