Появление комикса о жизни и творчестве Павла Петровича Бажова его авторы (числом 21) объясняют похвальным просветительским желанием преодолеть барьер, который мешает современной молодежи воспринимать «архаичный русский язык с редкими регионализмами», присущий бажовским сказам. Впрочем, только Данилой-мастером и другими героями Бажова дело не ограничилось — героем комикса стал и сам писатель. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели — специально для «Известий».
Коллектив авторов
«ПП Бажов: Графический роман»
М. : Альпина PRO, 2022. — 224 с.
Для графического романа было выбрано семь сказов: кроме общеизвестных суперхитов «Серебряное копытце» и «Каменный цветок» иллюстраторам приглянулись «Про Великого Полоза», «Демидовские кафтаны», «Приказчиковы подошвы», «Богатырева рукавица» и «Синюшкин колодец».
Однако сами сказы — всего лишь часть объемистого и красочного альбома, причем далеко не самая большая и оригинальная как в визуальном, так и в лексическом отношении. К тому моменту, как дело дойдет до Великого Полоза, помогающего хорошим людям найти необходимое и достаточное им количество золота (вокруг правильного использования полезных ископаемых вращаются почти все бажовские сюжеты), читатель уже успеет испытать немало драгоценных в своей неожиданности ощущений.
Начать хотя бы с суперобложки, на которой Бажов, округлив глаза, в прострации смотрит на печатную машинку. То ли сказитель переживает writer’s block, то ли, наоборот, сожалеет об уже понаписанном, в легком ужасе прикрывая рукой рот, а средним пальцем в задумчивости потихоньку ковыряя в ноздре. Поискав в интернете, на первой же фотографии героя видишь довольно похожее выражение лица: с одной стороны, самоуглубленное, а с другой — немного безумное. На третьей странице графического романа Бажов, тоже слегка очумелый, запечатлен в неудобной позе: с трудом балансируя на одной ноге (не то собирается завалиться назад, не то, наоборот, прыгнуть вперед), правой рукой он делает «козу», а под мышкой левой удерживает печатную машинку, из которой развеваются бумажные ленточки — из таких же состоит его борода.
Забегая вперед, можно сказать, что «Борода Бажова» — заключительная часть последней главы «Бэкстейдж». Этим словом из лексикона гламурных фотографов составители альбома обозначили собрание своих вольных фантазий, не имеющих никакого прямого и очевидного отношения к Бажову. В принципе про любую, тем более писательскую, бороду можно представить десяток-другой рисунков с текстами: «Борода возилась по исписанным чернилами листам» (это наблюдение иллюстрирует абстрактная черно-желтая клякса), «обмакивалась клеем и сургучом» (тут внезапно появляется тюбик с надписью «Клей универсальный «Момент»), «грелась на солнышке, окуривалась дымом» (пачка папирос), «иногда основательно вычесывалась и душилась парфюмом» (условная склянка тройного одеколона).
Все эти художества, похожие на граффити возле железнодорожных путей, окутают терпеливого читателя уже под занавес графического романа, который на самом деле содержит много информации о П.П. Бажове, причем довольно личной, эмоционально пережитой и вылившейся в неформальные заметки о статусной фигуре советской школьной программы. В одном из вступительных слов к графическому роману заведующий Домом-музеем П.П. Бажова и литературный редактор проекта «ПП» Георгий Григорьев сетует, что традиционные определения Бажова не отражают сути этого персонажа:
Автор цитаты
«Не сказочник, даже и не писатель, в этих категориях ему тоскливо и как летом на санках. Для меня Бажов — это такой культурологический блюз. Причем и в текстах, и в жизни. Бажов — это когда хорошему человеку хочется поддержать другого хорошего человека, которому плохо. Знаете же эти классические блюзы? Когда вроде бы всё просто и аккорда три-четыре, развития мелодии толком нет... А ты как в другую вселенную попадаешь, и душа в конце чище становится»
Художественный руководитель проекта Марина Абашева делает комплименты Бажову как мастеру захватывающего хоррора («Он для меня как «уральский Эдгар По»: и страшный, и мистический, и волшебный, и жестокий»), а вот главный художник Павел Матяж, наоборот, признается, что в детстве Бажов казался ему скучным: «Какой смысл читать Бажова, когда есть Пушкин? Или Толкиен?» Отметив неувядающую актуальность бажовских героев («Хозяйка Медной горы — мощнейший, очень современный персонаж, тут и феминизм, и экологическая повестка»), Матяж огульно хает все прошлые попытки «визуализации» бажовских сказов и сбрасывает с корабля современности связанное с ними отечественное изобразительное наследие: «Мультики были какие-то левые, кукольные, корявые. Приличных иллюстраций в книгах тоже не попадалось».
Видимо, не пришлись по сердцу строгому художнику ни рисунки Олега Коровина или мультипликатора Вячеслава Назарука, ни такая классика советской рисованной анимации, как «Огневушка-поскакушка» или «Серебряное копытце». Но и рисунки самого Матяжа в графическом романе, черно-белые с добавлением темной охры, небезупречны. На первой же странице комикса, в главе «Судьба», пересказывающей биографию Бажова, его отец рабочий сварочного цеха Петр Васильевич Бажевъ, пытающийся бежать рядом с выноской: «Беги-ко, Василич, родила твоя!», получился одноногим инвалидом — левая нога, согнутая на бегу в колене, выглядит похожей на культю.
По выноскам к этим рисункам не сразу складывается связная биография героя, если не обратиться к печатным источникам, из которых понадерганы цитаты и реплики, то есть к мемуарно-публицистическим очеркам самого Бажова, — «Уральские были» и «У старого рудника». Но уютная атмосфера сказов, где все друг друга знают, довольно точно отражена в коллективном портрете бажовских персонажей: птица-филин, амбициозный заводчик Никита Демидов в парике (главный антигерой социального сказа «Демидовские кафтаны»), Ленин в кепке (самый толковый и справедливый персонаж сказа «Богатырева рукавица»), Хозяйка Медной горы в кокошнике, выползающий у нее из-за плеча Великий Полоз, Данила-мастер, девочка с толстым котом на руках (видимо, Даренка из «Серебряного копытца»). Внизу этой многофигурной композиции сидит сам Бажов с диалоговыми прямоугольниками, отражающими его скромность: «А что сказы интерес вызвали, это меня самого удивило. Я и не надеялся, что их опубликуют».
Трудно представить, как удивил бы Бажова графический роман, где не меньше места, чем его сказам, отведено «фанфикам» с заголовками «Бажов и Фрейд», «Бажов и три мушкетера», «Бажов и «Звездные войны», «Бажов и перестройка» и, наконец, «Побажовилось!», где блуждающий по Екатеринбургу Бажов находит верный ориентир, сворачивая на улицу Бажова к популярному алкомаркету.