Станет ли рубль единой валютой ЕАЭС, как повлияли санкции на расчеты государств — членов союза и почему давление Запада рано или поздно прекратится. Об этом и многом другом в эксклюзивном интервью «Известиям» на полях юбилейного Петербургского международного экономического форума рассказал председатель Коллегии Евразийской экономической комиссии Михаил Мясникович.
«Увеличение в расчетах национальных валют еще повысит свой процент»
— Михаил Владимирович, вы стояли у истоков ПМЭФ. Сейчас, 25 лет спустя, как вы оцениваете успешность этого проекта?
— Можно сказать, что форум состоялся. Это наш Давос. Это видно по результатам его работы в прошлом году и в этом. Несмотря на все фрагментации в мировой экономике, интерес к ПМЭФ сегодня очень высок. Дискуссии переходят в практическую плоскость решения вопросов. Это хорошо.
— На саммите ЕАЭС в мае в ответ на санкции Запада планировалось рассмотреть введение новой схемы расчетов. Какие варианты сегодня рассматриваются? Есть ли подвижки по этому вопросу?
— Подвижки есть. Укрепляются позиции российского рубля в расчетах. Сегодня по нашим пяти государствам ЕАЭС за первый квартал она составляет 74%, а доля доллара — 17%. Армения, Казахстан и Кыргызстан в торговле с РФ используют национальную валюту на треть, максимум на 50%. Мне кажется, в этом плане увеличение в расчетах национальных валют еще повысит свой процент. Хотя эта тенденция небезграничная. Думаю, что она остановится где-то в пределах 80–83%. Почему? Потому что все страны ЕАЭС имеют пассивное сальдо с РФ. Поэтому у них не хватает рублевой выручки от экспорта для того, чтобы привлекать российский импорт.
Вот в этом плане действительно есть некие объективные ограничения. Чтобы совершать сделки, надо приобретать товары или за валюту третьих стран, или же идти за московскую биржу, конвертировать эту валюту в российские рубли, а потом приобретать. Поэтому мне представляется, что всё это нужно учитывать во взаимных расчетах.Где еще один недостаток, а я бы сказал, даже резерв — это ценообразование. Безусловно, расчеты в национальных валютах — хорошо, это надо приветствовать и наращивать объемы. Но по многим, особенно биржевым товарам, у нас цены в долларах или евро. И в этой ситуации теряется актуальность самого вопроса, потому что сразу пересчитывается по госкурсу. Валюта расчетов — национальная, ценообразование — по бирже других государств.Особенно сейчас это плохо. Поэтому национальные валюты должны быть и валютой контракта. Контрактом должна фиксироваться цена. Это, конечно, не сразу; это требует очень больших изменений непосредственно в том числе в законодательстве государств, поскольку в этом плане, безусловно, возникает вопрос корректности курсообразования, особенно по биржевым, сырьевым товарам и так далее. Но это направление, которое надо развивать.
— То есть как бы мы ни хотели, в ближайшие годы от доллара и евро мы отказаться не сможем?
— Думаю, эта доля будет сведена до самого минимума. Дело же не в том, что мы уходим от этих валют из-за политических и околополитических вещей. Просто, если мы располагаем сырьевыми и высоколиквидными товарами, почему ценообразование мы должны формировать в валютах других государств? Мы можем формировать рынок продаж в национальных валютах. Кто хочет приобретать на нем товары, должен покупать их в той валюте, которую навязывает продавец. Даже в торговле с Китаем не всё сразу складывается, но доля юаня растет.
«Приоритет будет отдан электронным деньгам»
— Вы упомянули высокий статус рубля в расчетах и его серьезное укрепление. Может ли он стать единой валютой для расчетов между странами ЕАЭС? Вопрос о появлении такой валюты обсуждается уже не первый год.
— Не хочу забегать вперед, но я думаю, что приоритет будет отдан электронным деньгам. Вы знаете, наши государства реальный суверенитет обрели не так давно. Они очень трепетно относятся к этим вещам. Даже если посмотреть на опыт Европейского союза. Посмотрите, сколько попыток там было, прежде чем они создали общую платежную систему как некий венец интеграции — валютный союз.
Поэтому тут однозначно мы должны двигаться вперед, но не надо опережать события и делать какие-то опрометчивые шаги.
— А в чем удобство электронных денег?
— Цифра более комфортно воспринимается психологически, в том числе национальными элитами. Это не вместо, а дополнительно. Смотрите, карта «Мир» — сегодня она работает во многих странах, несмотря на санкции и напряжение. Хотя ее прародителем является ЦБ РФ. Мы же сегодня все в цифре. Именно в ней мы храним сегодня все свои сбережения, паспортные данные — тоже в цифре. Кроме того, сегодня нужно думать и об информационной безопасности, потому что мы очень уязвимы от недоброжелателей — хакеров, которые тоже достаточно активны.
— Говоря об электронных деньгах, вы имеете в виду криптовалюту или какую-то другую?
— По ней у меня особое мнение. Думаю, что наши центробанки будут ее большими противниками. Никто не хочет отдавать свою долю влияния. Ну, безусловно, мне представляется, что рано или поздно это будет. Но при этом нельзя создать какие-то препятствия, которые потом могут сказаться на людях. В Белоруссии президентом Александром Лукашенко уже подписан соответствующий указ об обороте электронных денег, криптовалюте, бирже с минимальными элементами госрегулирования. Надо просто трезво оценить, насколько мы готовы в полном объеме погрузиться в цифру.
— Из-за санкций весной этого года ряд российских банков были отключены от SWIFT. Есть ли сегодня сложности с расчетами и применением российской Системы передачи финансовых сообщений (СПФС)?
— Да, сложности имеют место быть. Это непросто, потому что происходит нарушение всех мыслимых и немыслимых норм. Международный валютный фонд, основной функцией которого является регулирование денежных отношений, укрепление национальных — мне кажется, что его мнение вообще проигнорировали, когда вводили эти ограничения. Поэтому сейчас достаточно непросто создавать альтернативные системы расчетов. Буду очень откровенен, может, это кому и не понравится, но возникает такая ситуация, что даже банки, которые не под санкциями, сегодня их остерегаются и не осуществляют расчеты и платежи.
— Это китайские и иранские банки?
— Нет, это банки на просторах ЕАЭС. Некоторые из них уходят от обслуживания коммерческих сделок российскими и белорусскими компаниями. Поэтому в этом плане мне кажется, что эта волна пройдет и после этого у нас выстроится новая работоспособная, денежно-кредитоспособная политика, чтобы минимизировать последствия санкций.
«Той глобализации уже не будет»
— Какие временные горизонты прохождения этой волны?
— Полагаю, что волна санкционных действий продержится максимум год. Все здравые головы поймут, что надо торговать и совместно развиваться. Но хочу сказать, что той глобализации, к которой мы привыкли, всячески поддерживали, ее уже не будет. Сегодня мир движется к тому, чтобы разделиться на блоки, зачастую противостоящие. Крупные экономики привыкают, что они могут развиваться самодостаточно, без партнеров.
Поэтому в этом плане, безусловно, мы должны опираться на собственные силы. Лично я вижу в этом два направления. Во-первых, мы должны очень серьезно заниматься индустриализацией. У нас много предприятий, которые недостаточно конкурентноспособны. Во-вторых, самое главное, что средства, которые есть у бюджетов и компаний, нужно направлять на развитие, то есть осуществлять инвестиции в основной капитал. За первый квартал этого года по ЕАЭС эти инвестиции дали прирост в 11,1%. В РФ он составил порядка 13%. Много это или мало? Мало. Китай, Корея, ряд других государств добились успеха, так как такие инвестиции составляли треть ВВП. Лучше выглядит Беларусь. Инвестиции в основной капитал, особенно в обрабатывающую промышленность составляют 23–24%.
Трансформация экономики, конечно, нарушила все сложившиеся связи. Это достаточно чувствительно для конкуренции на наших рынках и сдерживает экономический рост. Поэтому так важно развитие. Плюс считаю, что нам нужно вернуться к идее Владимира Путина о создании большого евразийского партнерства. Она была озвучена даже раньше, чем идея "Одного пояса, одного пути". Но не силой надо заставлять участвовать в этих проектах. Это должно быть приглашение — для того чтобы действительно решать вопросы.
— Оно адресовано прежде всего к партнерам по ШОС?
— Это партнеры по ШОС, БРИКС и, конечно, Евразийскому экономическому союзу. Именно эту цель Евразийская экономическая комиссия преследовала, когда подписывала соответствующее соглашение. Пока оно рамочное.
— В каких отраслях сегодня можно ожидать форсированной кооперации между странами — членами ЕАЭС? Что бы вы назвали приоритетом в работе?
— Хороший вопрос. В первую очередь нам надо в приоритетном порядке реализовывать те проекты, которые являются высокотехнологичными. Там конкурентоспособная продукция. Вот смотрите, у нас очень уязвимый рынок лекарств, очень высокая зависимость от импорта. Не столько, может быть, от готовых лекарственных форм. Собственными фармацевтическими субстанциями мы — я имею в виду страны Евразийского экономического союза — обеспечены где-то в пределах 20%. Остальное — импорт. Конечно, здесь доминируют два государства — Китай и Индия. Но есть еще и Швейцария, Нидерланды, США и так далее. Поэтому в этом плане, безусловно, надо работать. Я считаю, что это одно из самых перспективных направлений.
Второе — микроэлектроника. Особенно в условиях санкций она оказалась на весьма чувствительных позициях. Комиссия ЕАЭС сегодня принимает решения об упрощении некоторых технических средств в связи с тем, что недостаточно тех или иных микросхем, чипов и т.д. Россия обладает определенными компетенциями, достаточно высокие компетенции у Белоруссии, Армении. В этом плане представляется, что синергетика, которая могла бы появиться, способствовала бы развитию. Я выступаю за то, чтобы это было не только российско-беларусско-армянское предприятие. Можно пригласить кого-то из третьих дружественных стран, создавая трансевразийские предприятия на условиях акционерного общества.