Из Мариуполя по восточному и западному коридорам ежедневно выходят сотни человек. Десятки тысяч остаются внутри. Наиболее тяжелые бои идут в районе Левобережья — на «Азовстали» и в порту. Число освобожденных секторов растет, однако даже там нельзя себя чувствовать в безопасности. По заявлению официального представителя Народной милиции ДНР Эдуарда Басурина, каждые сутки в городе гибнут мирные люди, число раненых исчисляется десятками. Специальный корреспондент «Известий» вместе с гуманитарной миссией побывал в левобережных районах Мариуполя и узнал, как выживает город.
«Мы ищем вас!»
Восточный въезд в Мариуполь — это село Виноградное. Частный сектор, тянущийся вдоль моря. Земля в Виноградном дрожит — бесперебойно работает ствольная артиллерия, минометы и «Грады»: войска РФ и ДНР бьют по «Азовстали», где засели остатки боевиков нацбатальонов.
В Виноградном в здании бывшей сельской рады располагается аналог временной администрации, над ней развевается флаг ДНР. Сюда стекаются те, кому удалось выбраться из города. Кто-то остается временно в Виноградном — в покинутые дома и пустующие подвалы разрешено селиться. Кто-то отправляется в перевалочный центр беженцев в Безыменное.
На пятачке у бывшей рады — столпотворение, люди ждут новостей, воды, продуктов. Тут же стенд, на которым вместо привычных объявлений — рукописные клочки, полные слез: «Зембицкие, мы ищем вас!», «Потерялась Даша Комарова 1998 г.р.», «Мы — Подобные-Ювченко — находимся в подвале, будем пытаться выходить позже» и десятки других, кричащих и молящих.
Рядом полевая кухня, на работу сюда набрали местных женщин. В меню — пшеничная каша, петрушка и немного чая (хлеба нет). Среди тех, кто протягивает руки за железной миской, — чумазая девочка во взрослом пальто и мальчонка лет пяти. «Третью тарелку просят, нельзя много с голоду давать, но как я могу запретить, — говорит их мать, стоящая рядом. — Мы только сегодня из подвала вырвались. Ни крошки продуктов не осталось. Помолились и побежали…»
Очередь на три-четыре дня
Те, кто только выбрался из города, ищут — куда дальше, куда приткнуться, кто подскажет? Отзываются в основном такие же, как они, собратья по несчастью.
— Автобусы на Безыменное идут? — спрашивает мужчина с тележкой.— Не знаем. Кажется, нет.— А как тогда?— Своим ходом.— Далеко?— Почти 20 км.— А в Талаковке Россия стоит? — интересуется женщина.— Да, — отвечают ей.— Точно знаете? — беспокоится она.— Точно, точно.
Двое на велосипедах — Сергей и Ольга. Ездили в Безыменное — узнать, что там да как. Пробовали дозвониться по телефонам горячей линии, узнать судьбу родителей. Не получилось, всё время занято. В 8 утра выехали, в 5 вечера вот вернулись обратно. Купили в магазине батон и шоколад для детей. И еще узнали, что очередь в центр для беженцев занимает три-четыре дня…
Вода, салфетки, крем
В Мариуполь мы прибыли с гумгрузом — питьевой водой и продуктовыми наборами. Организатор выезда — ростовский гуманитарщик Юра Мезинов, помогавший Донбассу в 2014–2015 годах, не оставшийся в стороне и сейчас, собирающий помощь и самостоятельно, и с единомышленниками со всей России. Три дня назад Юрий сделал свой первый рейс в Мариуполь, сегодня — второй.
— Везем также гигиенические салфетки, люди там только ими умываются, детский крем против пролежней для лежащих, памперсы для стариков, — объясняет Юрий.
В прошлый визит ему удалось объехать несколько точек. В одном из дворов попал под обстрел, предположительно, снайпера: рядом просвистела пуля.
— Удалось выехать, никто не пострадал, — говорит Юрий. — Тогда же мы забрали с собой раненого мужчину. Тоже пуля снайпера, пошел отнести еды неходячей тетке, но не дошел. Неделю лежал в подвале, соседи обмотали ногу какими-то тряпками, помогали. Еще бы чуть-чуть — и сепсис. Отправили его в больницу в Новоазовск.
Не надеялись!
Входить в город, где идут непрерывные стрелковые бои и рвутся снаряды, — не самое приятное занятие. Впрочем, далеко мы и не углубляемся, да и не пустят. Первые адресные точки — частные дома. Сразу за ними громоздятся сожженные девятиэтажки. «Неделю назад тут шли бои, сейчас спокойно, — разъясняют ситуацию военнослужащие, квартирующие на этой же улице. — На верхних этажах там снайпера сидели. Сейчас все зачищено. Могут, конечно, снова пробраться, но вряд ли».
При подвозе гуманитарки из домов и подземелий выбираются взрослые, старики, дети.
— Не ждали, не надеялись, а тут вдруг! — смеются люди.
Кто-то делится, что вчера первый раз переночевал в доме: окон нет, зябко, но хочется выбраться на воздух. «А у меня первый день, когда дочки при солнечном свете карандашами порисовали», — делится радостью еще кто-то.
Один из мужчин при разговоре вдруг взрывается:
— Отлично живем! — губы его дрожат, а глаза белые от злости. — Вчера выбрались сюда, а завтра обратно пойдем. Продукты, воду понесем оставшимся, — он срывается на крик. — А ты что думал, здесь будем отсиживаться? Обратно пойдем! Как жили, запомните, так и будем жить!
Боевой дух
Среди расквартированных в домах бойцов — мобилизованные из Донецка, Макеевки, Горловки, те, кто еще вчера жил обычной мирной жизнью. Один из них — Сергей, слесарь. Делится, что их подразделение заходит на занятые позиции после штурмовых групп из России и держат их. Задача простая — ни шагу назад. «Привык ли я происходящему? — размышляет Сергей. — Отчасти. Очень тяжело всё это видеть, конечно…»
Медик местной санчасти — студент четвертого курса Донецкого медуниверситета Богдан. Рассказывает, что 24 февраля его с отправили на обучение на три дня, и вот оно растянулось на месяц и одну неделю.
Первый раз понюхал пороха, когда двигался в роте фельдшеров через поле, и вдруг по ним прицельно ударили минометы. «Танк спас, — говорит 20-летний Богдан. — Заглушил на время минометную атаку, и мы успели добежать до укрытий». И добавляет, что донецкие резервисты, многие из которых вчера в первый раз взяли в руки автомат, — конечно, самая уязвимая категория на фронте. Но и у них («у нас») появился уже тот самый настоящий боевой дух. «На одном из направлений у «Азовстали» наши ребята вперед прорвались и стоят одними из первых на этой линии», — говорит он.
Неподалеку на блокпосту дежурят солдаты военной комендатуры — тоже мобилизованные. Их задача — проверять проходящих-проезжающих. И выявлять в том числе бойцов ВСУ или националистической группировки «Азов» (запрещена в РФ).
— Задерживали таких? — спрашиваю.— Да, — объясняет боец Олег. — В гражданскую одежду переодеваются.— Не бывало эксцессов при задержании?— Они не сопротивляются.— Совсем?— А смысл? Многие измотаны и готовы сдаться. Да и знают, что на передовой их не пожалеют, а тут — оставят жить.
По 1,3 литра
Один из ключевых адресов сегодня — четыре многоэтажки на улице Олимпийской. Пять дней назад сюда было не проехать — перекресток простреливал снайпер, убил водителя «Волги», обычного мирного мужчину (возможно, вот таким бесчеловечным способом пытался перегородить улицу, делятся военные). Машину два дня назад оттащили в сторону, тело убрали.
А вот сразу за поворотом лежит тело, которое убрать пока некому. Кто он, имя? Очередной неизвестный, которого зароют в братской могиле…
Четыре дома на Олимпийской — это несколько сотен человек. В школе рядом еще отдельно содержатся старики и лежачие.
К воде и продуктам люди бегут. Кто-то плачет, кто-то обнимается. «Первая чистая вода за 40 дней!», — приговаривает одна старушка. Другие спрашивают: «Это теперь постоянно будет?» (приходится признаться, что нет, в следующий раз, вероятно, путь пойдет в другие кварталы).
— Ручьи ищем, — объясняет мне один из жителей, дядя Володя. — Хотя и опасно, растяжки кругом еще, рвутся люди. Или вот в подвале с трубы немного водички сцедили, вскипятили и выпили. А теперь спасибо дождю и добрым людям!
Жена Володи Лариса сидит на скамеечке. Вокруг стоит грохот артиллерии, но она даже не вздрагивает. И просит присесть, выслушать ее. Рассказывает про самый первый обстрел, когда снаряд попал в дом, а в квартире взорвалась газовая труба. И о том, как закончились лекарства. И еще о том, что в самые страшные минуты она вспоминала старые советские фильмы — «Девчата», «Весна на Заречной улице», пела песни из них и они поддерживали, радовали и успокаивали, как будто кто-то родной гладил по голове.
Дядя Володя ведет меня к дворовому кладбищу — такие погосты теперь у каждого дома. Воронка от тяжелого снаряда, и кресты во взрытой земле.
— Убивает, а мы закапываем, — вздыхает дядя Володя.— А имена на крестах есть? — не могу понять.— Нет. Не всех знаешь. Да и не до того…— Приезжайте еще, — просит на прощание Лариса. И еще объясняет, что они с соседями уже посчитали, как разделить воду. — У нас 15 литров и 11 человек. Получается, по 1,3 литра на человека.
И просит опять: «Приезжайте еще…»
Сергей Прудников, Мариуполь