В Донецк ежедневно прибывают сотни беженцев из Мариуполя. Размещают их в пунктах временного содержания, оборудованных в обычных средних школах. На директорах и учителях всё: создание условий, питание, одежда, решение любых вопросов — пункты полностью на самообеспечении. В каждом учебном заведении примерно по 50 беженцев, но цифра эта, вероятно, будет расти: в перевалочных центрах в Безыменном и Володарском очереди из тысяч человек. О том, как справляются донецкие учителя с непривычной для себя задачей и как происходит возвращение к нормальной жизни тех, кто вырвался из горящего города, — в материале «Известий».
Своими силами
Школа № 17 — это центр Донецка. В ее стенах сегодня параллельно идут два процесса. Дистанционное обучение, возобновленное неделю назад, и налаживание быта для 56 мариупольцев, прибывших сюда 25 марта.
В холле на первом этаже привычная для нынешнего времени картина — коробки с одеждой и обувью, которые несут неравнодушные люди, в данном случае — родители учеников, с просьбой о помощи выступила директор Елена Евгеньевна Горохова. Тут же — импровизированный продуктовый склад. Главный штаб — в кабинете директора: акцент в работе за последние дни переместился с учебного процесса на новую задачу — обустроить дом для полсотни человек. Разместили прибывших в столовой: там вода, бойлер, кухня и выход во внутренний дворик для прогулок.
Об организации пристанища директор рассказывает, что сотрудники достали из закромов детские раскладушки, матрасы, постельное белье — при школе когда-то был пионерский лагерь. Принесли из библиотеки книги, поставили телевизор. Три раза в день выдают продукты, готовят пищу беженцы себе самостоятельно. «Принцип организации тут — что-то вроде коммуны, — объясняет Елена Горохова. — Мы не можем всё тянуть своими силами».
— А выходить на улицу, в магазины они могут самостоятельно? — интересуюсь.— Пока только со мной или с кем-то из коллег. Вот только что мы пришли из аптеки и ветеринарной клиники, у нас ведь тут еще три собаки, ставили прививки, — отвечает Елена Евгеньевна. — Всем прибывшим еще нужно пройти фильтрацию (проверку личности) и регистрацию. Когда — непонятно, ждем.
В качестве медика для ежедневного дежурства Елена Евгеньевна привлекла одну из своих бывших выпускниц — Марину. Другая выпускница — Женя — приходит на добровольных началах позаниматься с беженцами в качестве психолога. Еще один — Юра — привез вчера два мешка картошки. Каждой школе приходится налаживать процесс функционирования пункта самостоятельно, без помощи извне, исходя из собственного понимания — что нужно, а что нет.
— А чем бы вы кормили, если бы не откликнулись родители? И ведь впереди еще много дней, — задаю я волнующий меня вопрос.— Не спрашивайте! Сама стараюсь об этом не думать.
Нас бы всех похоронило
Помещение столовой компактное, раскладушки стоят впритык друг к другу. Обращает на себя внимание несвежий запах — из-за скученности людей. И тишина: ни шума, ни гомона, еле слышно жужжит телевизор, каждый или в себе, или в телефоне. Кто-то сидит, кто-то гладит собаку, кто-то стирает в раковине белье, кто-то лежит, отвернувшись к стене. Общее впечатление довольно тягостное: люди вырвались из кошмара, но непонятно, что дальше.
На кухне замешивают жидкое тесто Марина и Иван — тетя и племянник. Вчера они сварили кастрюлю борща. Сегодня утром — овсяную кашу. Сейчас вот решили приготовить оладьи — на всех, конечно.
Моложавая и симпатичная Марина — машинист крана с 30-летним стажем. Работала на заводе «Азовсталь», где сейчас идут наиболее ожесточенные бои.
— Чудом остались живы, — рассказывает она. — Один раз сидели в комнате, и вдруг снаряд влетел в дом, от кухни даже стен не осталось, потолок упал на холодильник. Еще бы метр — и нас бы всех похоронило… А сколько тех, кто остался под завалами! Сейчас холодно. Что же будет, когда тепло наступит?
И добавляет:
— Брат у меня пропал без вести. Коробицын Вадим Анатольевич. Напишите, пожалуйста, в газете, может быть, кто-то что-то знает!
На мою просьбу сделать несколько фото Марина закрывается:
— А если Украина вернется? — и видно, что она по-настоящему боится.— Не вернется, — отзывается из-за соседнего стола племянник Иван.
Откопали соседи
Пожилой дядя Саша Мамонов — один. Тем, кто один, тяжелее. У него сломано ребро и повреждена нога — завалило стеной.
В Мариуполе он жил на первом этаже девятиэтажки. Там же и завалило — решил спрятаться во время обстрела за простенком. Откопали соседи. После перебрался в подвал, но места внутри не хватало, ютился у двери.
В руках у дяди Саши наушники.
— Музыку слушаете?— Радио. Новости. Месяц в информационном вакууме.— А телевизор?— Тоже, российские каналы. Украинских мне хватило.
Пока мы беседуем, снаружи то и дело слышны неприятные и непрекращающиеся звуки разрывов — бьют по соседнему Киевскому району.
— Беспокоит или уже не обращаете внимания? — спрашиваю.— Очень беспокоит. Прислушиваюсь. Потому что с такого начинались все наши беды.
Поднимать с колен
Около полудня в столовую-общежитие приходит психолог Женя Шевченко. Она приносит с собой краски, кисти, бумагу. Краска в принесенных тюбиках только черная.
— Скажу честно: мы не знаем, как в таких ситуациях работать, — делится она со мной. — Мы никогда с таким не сталкивались, даже в 2014-м. Я стараюсь подбирать методики из арт-терапии, задача — чтобы человек выплеснул негативные эмоции на бумагу.
Сегодня, по ее словам, будет использована методика «16 листов черного». Задача — просто зарисовать белый лист черной краской, один за другим, 16 раз. И высвободить тем самым мозг от того страшного, что пришлось пережить.
В пункте появляется также медик Марина. Она осматривает лежащих, беседует с пожилыми. Принимает решение — госпитализировать одного из мужчин, у него осколочное ранение спины.
Мужчину зовут Олег. Он выслушивает решение и не соглашается:
— У меня здесь мать неходячая. Я не могу ее оставить.
Медик совещается с директором Еленой Евгеньевной.
— Попробуем отправить вас вдвоем. Маме тоже надо подлечиться.
В Мариуполе Олег работал инженером-электриком на заводе. Ранение получил во время одного из обстрелов. Квартиру на своем третьем этаже он не покидал до последнего, спустить вниз мать было невозможно, оставался с ней. Эвакуироваться помогли российские военные. «Самое главное для меня было — уберечь мать», — говорит Олег, и челюсть его дрожит.
Мама — 81-летняя Людмила Михайловна, лежит тут же на постели. Она очень истощена, четыре недели, по словам сына, ничего не ела, только пила кипяток с медом.
— А куда дальше, потом? — спрашиваю, и мне очень хочется услышать что-то обнадеживающее из уст этого человека.— Обратно. Кто Мариуполь с колен поднимать будет?
Мы свои!
Для детей сегодня открыли спортзал, они вместе с учителем физкультуры играют в мяч. Среди девочек — две сестры: девятилетняя Саша и трехлетняя Милена Потаповы. История их похожа на истории взрослых, которые рядом: подвалы, обстрелы, страх. Взгляд на произошедшее у старшей сестры, кажется, тоже взрослый.
Прятались в убежище многоэтажного дома в отдельном отсеке. Мама готовила на костре еду. Воду топили из снега, часто в такой воде плавало стекло. Варила мама в основном пшеничную кашу, но есть не хотелось: старшая одолевала одну-две ложки, а младшая отворачивалась и не притрагивалась совсем.
Саша всё время старалась как-то отвлечь Милену, рассказывала про фейерверки на улице. Младшая кивала и почти не плакала. Правда, потом перестала разговаривать.
Выходили на восток они вереницей — девять человек, Саша шла замыкающей. В руках несла два тяжелых рюкзака и сумку с памперсами и всё время отставала. Мама махала белым полотенцем, означающим: «Мы свои!».
— Как здесь живется?— Очень хорошо. Отдыхаем. Я слышала, что в Донецке стреляют, и думала, что здесь тоже одни развалины, как в Мариуполе. Оказалось — нет, и это очень успокоило, — отвечает Саша.— А что бы ты рассказала сестре об этих днях, когда вырастете? — спрашиваю.— Что мы выжили. Это главное. Больше бы ничего говорить не стала.
Во время нашей беседы со стороны ВСУ была обстреляна северная окраина Донецка — сожжено несколько домов. Ночью после обстрела два человека погибли в Горловке. Рано утром, около 6:30, на западе Донецка, в районе Текстильщик, из реактивной системы «Ураган» прямым попаданием поражен девятиэтажный дом: снесло три верхних этажа целиком. По предварительной информации, двое погибли, семь человек числятся ранеными, включая полуторагодовалого ребенка.
Сергей Прудников, Донецк