Американец Дэниел Киз вошел в историю литературы ХХ века прежде всего благодаря «Цветам для Алджернона» (в варианте рассказа или романа — мнения разнятся). Однако большая часть наследия писателя долгое время оставалась недоступной для русскоязычного читателя. Впрочем, сочинения Киза, и художественные, и находящиеся где-то между fiction и non-fiction, потихоньку переводят. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели — специально для «Известий».
Дэниел Киз
Разоблачение Клаудии
Москва: Эксмо, 2021. — Перевод с англ. Е. Парахневич. — 384 с.
Впервые переведенный на русский язык документальный роман 1986 года «Разоблачение Клаудии» Дэниела Киза вдохновлен знакомством с необычной и не совсем нормальной женщиной исключительной красоты, Клаудией Элейн Яско, проходившей в качестве обвиняемой по громкому и запутанному делу о нескольких убийствах с целью ограбления в Огайо в 1977–1978 годах. Судя по всему, это был один из самых изнурительных опытов для писателя, несмотря на то, что Клаудия, оправданная после поимки настоящих убийц, сама пришла к нему с предложением написать ее историю. Поначалу всё выглядело чрезвычайно заманчиво и даже эротично:
Автор цитаты
«Клаудия села на стул, скрестила длинные ноги и сложила на коленях руки. Ногти у нее были ярко-красные и идеально подпиленные; все пальцы — унизаны кольцами— Я весьма рада, что вы согласились встретиться, — произнесла она низким тягучим голосом.
— Некоторые друзья считают, что из моей жизни получится интересная книга. Вы готовы записать мой рассказ?»
Тут-то Киз, немедленно предложивший звать его просто Дэниел, и попался в ловушку. Однако выяснилось это гораздо позже, когда работа над книгой, занявшая два года, была уже в разгаре:
Автор цитаты
«Мне стоило бы сразу прислушаться к ее словам и понять, что интервью с человеком, страдающим дефицитом внимания, станет мучением для нас обоих. Но Клаудия чем-то меня очаровала — может, тем, как причудливым образом сочетала в себе роковую чувственность и робость? — в общем, я почуял, что история и впрямь выйдет стоящей»
Синонимом использованного в оригинальном названии слова unveiling между строк отчетливо прочитывается «раздевание». Киз, пытающийся сдернуть с личности и жизни Клаудии многослойный и цветастый покров лжи, неоднократно подчеркивает привлекательность героини. Думается, если бы к Кизу обратилась за помощью страхолюдина, он вряд ли бы стал терпеть такие выходки, которые позволяет себе непредсказуемая красотка, почти каждое интервью с которой оборачивается для писателя фрустрацией, несмотря на его степень бакалавра психологии и богатый опыт общения с психически нездоровыми людьми.
Самым известным результатом такого общения стал в 1982 году роман «Множественные умы Билли Маллигана» о знаменитом грабителе и насильнике, первом преступнике в американской истории, оправданном на том основании, что это всё натворил не он, а кто-то из 24 личностей, уживающихся в его голове под диагнозом «диссоциативное расстройство идентичности».
Возможно, Клаудия (в романе удачно сочетающая не только чувственность с напускной робостью, но и простодушие с расчетливостью) мечтала, что книга Киза сделает ее такой же знаменитостью, как Билли Миллиган. Правда, диагноз у нее был поскромнее — «общая шизофрения латентной формы», и убедительно изобразить 24 внутренних обитателей ей вряд ли бы удалось. Однако она сильно рассчитывала на свои актерские способности в той хитрой игре, которая так до самого конца и остается неразгаданной, оставляя впечатление недоговоренности, даже когда истинная роль Клаудии в убийствах и грабежах вроде бы разъяснилась. «Она как паук, плетущий паутину из реальности и фантазий...» — говорит о ней лечащий врач, и чем ближе Киз знакомится с героиней, тем больше он напоминает запутавшуюся в паутине муху, которая много жужжит и дергается, но вырваться никак не может.
Роман разделен на две книги, и собственно «разоблачению» посвящена вторая. Она воспринимается как более захватывающий психологический триллер, чем первая — «Клаудия и убийца с 22-м калибром». В первой книге, помимо страданий бедняжки Клаудии, попавшей в тюрьму из-за сочетания нескольких факторов (психического расстройства, желания изобличить убийц, прославиться и еще бог весть чего), изрядное место занимают материалы пухлого уголовного дела. В нем многочисленные жертвы, подозреваемые, следователи, адвокаты и прочие процессуальные фигуры появляются, как грибы после дождя, в какой-то момент заслоняя собой заглавную героиню.
Тут возможность сохранить интерес к повествованию зависит от того, насколько читатель вообще любит читать про «тайны следствия» и интересуется устройством американской системы правосудия. Немного раскрашивают суховатое документальное повествование в ярко-желтый цвет обильные цитаты из местной прессы («тела, изрешеченные пулями», «бойня в соседних округах», «кровавый азарт»), которые вносят дополнительную неразбериху своими гипотезами и непроверенными фактами, находя виновных раньше, чем это сделают полиция и суд.
В начале романа Клаудия вызывает искреннее сочувствие, когда сама приходит с чистосердечным признанием в убийстве, а потом в тюрьме ведет себя, как блаженная юродивая, искренне уверенная, что снимается в голливудском фильме, который сделает ее звездой. Но ближе к финалу больше переживаешь за душевное состояние писателя, надрывающегося, чтобы вытянуть из своей героини хоть слово правды, пусть даже частичной и относительной. В тексте всё чаще попадаются отчаянные обороты: «мне стало так обидно, что к глазам подступили слезы», «нервы и так были ни к черту, не стоило лишний раз их стимулировать», «я находился на грани нервного срыва», «я по натуре всегда был человеком спокойным, но сейчас боялся, что разнесу к чертям всю комнату».
Впрочем, при этом автор не забывает с удовольствием отмечать кроваво-красный маникюр и ярко-зеленые глаза своей мучительницы. А она, похоже, откровенно над ним издевается и водит за нос, с невинным видом сваливая отсутствие внятных показаний на неполадки в голове и вызывая в памяти у русского читателя фразу из записных книжек Ильи Ильфа: «Рассказ шофера о непостоянстве женской души. «Как паук», — сказал он в заключение».