Шведская писательница Агнета Плейель использует в качестве сюжета известную из биографической литературы историю. В 1970 году великий австрийский экспрессионист Оскар Кокошка получил заказ на портрет «королевы детектива» Агаты Кристи, без особого восторга относившейся к этой затее своих родственников. Встреча двух столпов культуры ХХ века вполне потянула на роман, который и представляет как книгу недели критик Лидия Маслова, — специально для «Известий».
Агнета Плейель
Двойной портрет
М.: ИД «Городец», 2021. — Пер. со шведского. — 176 с.
О том, как насыщенно проводили время за созданием полотна изрядно пожившие (80+) художник и модель, красноречивей всего свидетельствует сам портрет, написанный с добрым юмором в жанре дружеского шаржа. На нем Агата Кристи сильно смахивает на соотечественника Агнеты Плейель, прославившего распространенную шведскую фамилию Карлсон. Остроумия и веселья, которым искрится портрет, к сожалению, немного не хватает в книжке, в основном уводящей диалог между героями в психоаналитическую плоскость. В результате их общение часто обрастает той звериной серьезностью, с которой люди исповедуются дипломированному специалисту о самых болезненных душевных травмах.
В «Двойном портрете» Кокошка и Кристи вынужденно выступают специалистами-мозгоправами друг для друга, не испытывая поначалу особого взаимного расположения и доверия: просто надо же им о чем-то говорить во время сеансов позирования. В книге таких сеансов шесть, обрамленных вступлением-«прелюдией» и заключением, которое называется «Вернисаж и краткий эпилог». Краткость, пожалуй, действительно самое похвальное качество писательницы Агнеты Плейель, вкладывающей в голову Кокошки справедливые соображения об ограниченности речи и языка как инструмента познания человеческой души:
Автор цитаты
«Выразить в словах правду невозможно. Психоанализ — тоже язык и ходит кругами. Тупики. Объясняется только самое банальное и тривиальное, то, что уже известно. За пределы пробивается одно лишь чувство.
Бессловесное. Живопись. И музыка»
Если бы не эта пафосная и многозначительная манера автора веско выделять абзацами наиболее важные фразы, как торжественные смысловые аккорды, компактный «Двойной портрет» вообще получился бы ненамного толще рекламного буклета. В каком-то смысле он и действует по маркетинговому принципу, заманивающему потребителя громкими именами: не будь Оскар Кокошка и Агата Кристи знаменитостями и культурными авторитетами, их диалоги автоматически утратили бы в глазах читателя значительную часть увлекательности.
Кроме существенной для ортодоксального психоанализа темы фекалий (связанной у фрейдистов с богатством, а за работу над портретом Агаты Кристи Кокошка запросил солидный гонорар) много внимания в «Двойном портрете» уделяется детским травмам. Кокошка проницательно зрит в самый фрейдистский корень, когда перед началом работы требует детскую фотографию писательницы, на которой уже прочитывается неординарность героини и ее мировоззрения: «Взгляд обращен вовнутрь и вместе с тем почти мучительно наблюдающий. От него ничто не укроется. Будто девочка смотрела в себя и одновременно держала внешний мир под немилосердным наблюдением».
С этой детской фотографией эффектно зарифмован один из финальных эпизодов романа, рассказывающий о последних днях жизни 86-летней Агаты Кристи, незадолго до смерти попытавшейся войти в зеркало в поместье Уинтербрук и расколовшей стекло лбом: «Она увидела себя в зеркале лет в пять или шесть. Изображение было очень отчетливым. Она вошла в стекло, чтобы пообщаться с этой девочкой. Объяснить произошедшее каким-либо более удовлетворительным образом она не могла».
Зато очень хорошо объяснимым итогом общения художника и писательницы, на протяжении книги рассказывающих друг другу «о некоторых событиях своей жизни», становится не портрет сам по себе (никому особенно не нужный), а психотерапевтическое возвращение в детство: «Он — мальчик с пролетарской окраины Вены, который оплакивает умершую белку. Она — девочка, которую в четыре года поразила молния любви, отчего ей пришлось бежать». Что же касается портрета, то в описании уже готовой картины наконец прорываются юмористические нотки, которые в процессе работы были приглушены взаимным недовольством Кокошки и Кристи. Родственники писательницы разглядывают получившуюся картину с плохо скрытым удивлением:
Автор цитаты
«Не полное сходство с мамой, замечает миссис Хикс. Заостренная голова и мощный подбородок больше напоминают вас самого, не так ли, мистер Кокошка? Миссис Хикс слышала, что художники в основном изображают самих себя, наверное, вы так и поступили?»
Дочь Агаты Кристи, не улавливающая банального портретного сходства, немного упрощает механизм творчества и не понимает хитрой диалектики, которую на протяжении романа выстраивает Агнета Плейель, сама женщина очень взрослая и, видимо, отлично знающая, как может человек надоесть самому себе, слишком плотно общаясь сам с собой на протяжении долгой жизни. Эта усталость от самих себя и становится главным психологическим сюжетом между героями романа, глядящимися друг в друга, как в зеркало, и испытывающими парадоксальную гремучую смесь отвращения и любопытства.