В России надо создавать свои бренды синтезаторов, отечественная песня погибает, а в академической музыке XXI века на первый план выходит мелодия. Об этом «Известиям» рассказал композитор, дирижер и художественный руководитель Академического Большого концертного оркестра им. Ю.В. Силантьева Александр Клевицкий. Беседа состоялась в преддверии его авторского концерта в Большом зале консерватории (8 июня). Вечер открывает музыкальный фестиваль «Рожденные Россией».
— На вашем авторском концерте прозвучат три мировые премьеры — симфония и два концерта. Насколько эти жанры актуальны сегодня?
— Актуальность любого сочинения оценивается с двух позиций — коммерческой и художественной. На мой концерт проданы почти все билеты. Значит, интерес к крупным академическим жанрам у публики есть. Сегодня музыкальная эстетика постоянно меняется, ежедневно возникают тысячи сочинений в разных жанрах. И пока композиторы ищут новые подходы к симфонии и концерту, они остаются актуальными. Как для авторов, так и для слушателей.
Современный человек теряется в потоке музыкальной информации. Молодежь поглощена, в основном, рэпом. Но я человек звуков и стараюсь не делить музыку на жанры и стили. Есть хорошая музыка и плохая, талантливая и безвкусная. И в рэпе можно найти какое-то ценное зерно. Не всё так плохо.
Что касается академической музыки, то в XX веке на первом плане в ней был ритм, а мелодизму уделялось меньше внимания. Сегодня вновь появляется заинтересованность и композитора, и слушателя в прекрасной мелодии, которая, как известно, царица музыки.
— Ваша симфония «XXI век. Борьба продолжается» была написана до пандемии, но при этом она абсолютно созвучна нынешним событиям. Вы предчувствовали 2020-й год?
— Я действительно что-то предчувствовал. Любой музыкант в какой-то степени обладает экстрансенсорными способностями.
— А почему «борьба продолжается»? Что означает название?
— Живя в XX веке, мы надеялись, что в XXI мы полюбим друг друга, объединимся в борьбе со стихией, бюрократией и другими бедами. К сожалению, получилось наоборот. Произведение начинается со звуков вибрафона, которые к концу симфонии преобразуются в удары колокола. Как у Хэмингуэя: «По ком звонит колокол?» По каждому из нас.
— Это ваша первая симфония. Вы написали ее в 65 лет, а прежде много работали в сфере популярной музыки. Почему, будучи состоявшимся автором, вы решили обратиться к крупным академическим жанрам?
— Симфонию можно сравнить с романом. Нужно созреть, чтобы ее написать. И здесь мне помогло то, что я дирижер и уже 15 лет возглавляю оркестр, каждый день работаю с ним. За это время я, конечно, успел глубоко изучить его возможности, потенциал.
А насчет поворота от популярной музыки к академической — дело в том, что на каком-то этапе я понял, что в жанре песни мне тесно. Современная популярная песня — удел молодых. Смешно будет, если я напишу рэп. Я могу, конечно, если мне что-то в голову взбредет, для меня нет запрещенных направлений. Но сейчас мне интереснее в академической сфере. Очень жалею, что не писал в этих серьезных жанрах раньше. Но вообще я не сторонник делить всё на стили. Да, жанровые особенности существуют, но для меня важнее неделимое богатство звуков.
— Вы много лет работали в Союзе композиторов СССР заместителем председателя комиссии по джазово-эстрадной и песенной музыке. Каков, на ваш взгляд, был статус песни тогда и сейчас?
— Тогда песня была замечательным явлением — сплавом больших направлений. Советская песня вобрала в себя очень много, это синтетический жанр. К тому же в нем работали большие композиторы и поэты. Поэтому появлялись шедевры. Скажу так: раньше писали стихи, сейчас пишут слова. Кстати, люди ведь праздновали какие-то события в основном дома. И почти всегда пели. Это можно назвать советской традицией, национальным явлением. И те песни, которые создавались профессиональными композиторами, знали все. Мелодии были как бриллианты. Я уж не говорю об огромном замечательном пласте музыки военных лет. Это настоящее искусство!
На сломе эпох, когда все разрушилось, стали вместо настоящих песен писать нелепые поделки с дурацкими словами. Каждый решил, что он теперь может быть композитором и поэтом. В результате из потрясающего искусства мы получили то, что видим сейчас. Все радиостанции 24 часа в сутки стали транслировать иностранные песни на английском языке. Я всегда был поклонником The Beatles, Deep Purple, Queen, но мне было очень жаль, что такая огромная часть культуры, как отечественная песня, погибает.
— Делает ли Союз композиторов что-то для сохранения песенных традиций?
— Конечно, в Союзе композиторов есть песенная комиссия. Мы стараемся сохранить традиции. Но все зависит от конъюнктуры. А она такова, что молодежь сегодня тянется к другому.
К счастью, в академическом жанре мы на высоте, русская композиторская школа существует и по-прежнему очень сильная. Почему же в популярной музыке иначе? Почему мы должны обязательно петь на английском языке, заказывать песни иностранным авторам? У нас есть прекрасные композиторы, которые могут написать модную музыку. А иначе мы станем страной третьего мира. Нам нужно хорошее свое, а не навязанные чужие приемчики.
Вообще нам надо в целом развивать свою эстрадно-музыкальную индустрию. Например, было бы здорово, если бы наша промышленность начала создавать современные музыкальные инструменты. Мы пользуемся иностранными синтезаторами, гитарами. Неужели не можем создать свои бренды, которые пользовались бы популярностью в мире? Потому что наши программисты, которые создают музыкальный софт, уезжают на запад. Очень бы хотелось это изменить.
— Как вы относитесь к современным тенденциям в популярной музыке? Как смотрите на Моргенштерна, например?
— Со слезами на глазах. Как еще профессиональный музыкант может относиться к такому? Моргенштерн — эпатажный, искусственно созданный образ. Но, к сожалению, если на одном телеканале будет играть выдающийся скрипач, а на другом — безумец покажет голую попу, народ предпочтет второе. Задействовать низменные чувства — самый простой способ привлечь внимание.
Можно ругать советскую власть за то, что там были худсоветы. Но такие явления они бы точно не пропустили. При этом Моргернштерн в СССР мог бы существовать, но как представитель андерграунда. Почему бы и нет? Андеграунд тоже нужен, молодежь должна ходить в клубы и там под что-то танцевать. Поэтому если Моргенштерн кому-то нравится, я не против. Но это не должно быть на центральных каналах телевидения.
— Тем не менее вы говорите, что и в рэпе можно услышать что-то хорошее.
— Да, подчас я слышу симпатичную мелодию. Выбросили бы дребедень, которую они читают, и оставили бы музыку!
— Известно, что вы весьма тяжело переболели коронавирусом. Как это сказалось на вашей музыке?
— Я лежал в реанимации, у меня было 87% поражения легких. Но даже когда мне было очень плохо, я оставался оптимистом. У меня с собой был планшет с музыкальной программой. Я туда записывал какие-то идеи, и как только вышел из реанимации, за десять дней написал фортепианный концерт, не подходя к инструменту. Когда сочинял, думал о Екатерине Мечетиной (пианистка, солистка Московской филармонии — «Известия»). Выйдя из больницы, позвонил ей, по электронной почте отправил ноты. Музыка ей понравилась, и теперь она ее играет в Большом зале консерватории.
А вдогонку к фортепианному концерту создал еще концерт для валторны «Зимняя сказка». Зима была снежная, красивая. Я жил за городом. Ели стояли в снегу — красота! Вот и родилась такая музыка. Она начинается с колыбельной, затем прилетают злые силы, идет борьба, но в конце всё успокаивается и завершается умиротворенно. Я склонен к созданию светлых образов. И эта ситуация с тяжелой болезнью только укрепила во мне стремление к свету.
— Будете ли вы вакцинироваться?
— Из-за тяжелого течения болезни у меня еще сохраняется много антител к вирусу. Когда они упадут, сразу побегу вакцинироваться — врагу не пожелаю пережить то, что я, когда болел ковидом.
— Владимир Путин поручил правительству внести предложения по системной поддержке композиторов в России. Как, на ваш взгляд, это стоит делать?
— Я рад, что президент обратил внимание на проблему. Мне кажется, нам стоит вспомнить о советском опыте. В СССР был отработанный замечательный механизм: работала закупочная комиссия, которая на конкурсной основе выбирала опубликованные сочинения. Существовала шкала ставок, и комиссия решала, какую цену присудить тому или иному сочинению. Каждый год делались эти закупки. За счет этого создавалось много новой музыки. Конечно, академические композиторы не были богатыми, но эта система поддерживала композиторскую школу на плаву.
— Леонид Десятников считает, что конец времени композиторов, который предрекал Владимир Мартынов, уже настал. Вы согласны?
— В корне не согласен. Когда говорят о конце времени композиторов, имеют в виду, что все великие вещи уже написаны. Но то же самое мог сказать и Петр Ильич Чайковский, ведь до него были Моцарт, Бетховен, Глинка. Всегда есть багаж искусства прошлого. Но это не должно тебе самому мешать творить. Надо просто сидеть и писать музыку. Желательно — хорошую.
Справка «Известий»Александр Клевицкий — композитор, автор симфонических, хоровых и камерных произведений, мюзиклов «Джельсомино в стране лжецов» и «Корабль дураков», а также песен из репертуара Иосифа Кобзона, Тамары Гвердцители, Михаила Боярского и других исполнителей. Вместе с Юрием Николаевым создал телевизионный музыкальный конкурс «Утренняя звезда». Первый зампред Совета Союза композиторов России, генеральный директор Российского музыкального союза, художественный руководитель и главный дирижер Академического Большого концертного оркестра им. Ю.В. Силантьева. Заслуженный деятель искусств РФ.