«Фабрика проектного финансирования» ВЭБа выбрала уже 170 млрд из 300 млрд рублей лимита по госгарантиям на кредитование проектов и в следующем году намерена запросить еще 300 млрд. Об этом в интервью «Известиям» рассказал зампред госкорпорации Юрий Корсун. Также он сообщил о диалоге с ЦБ по поводу послабления требований к коммерческим банкам, участвующим в совместных с ВЭБом инициативах, планах выйти на биржевой рынок облигаций и о формате взаимодействия с другими институтами развития.
«Правильно попросить около 300 млрд»
— «Фабрика» существует 2,5 года. Сколько проектов уже запустились и начали генерировать денежные потоки?
— Реализация крупных инвестиционных проектов — это достаточно длительный процесс от идеи до запуска. Если говорить о «фабричных» проектах, то за это время мы одобрили 16 сделок, 11 из них уже получают финансирование. И уже есть три проекта, которые дошли до окончания инвестиционной фазы. Это проект «КуйбышевАзот», где осенью прошлого года состоялся запуск производства, порт Ванино в Хабаровском крае, а также проект финансирования системы маркировки и прослеживаемости товаров компании «Центр развития перспективных технологий» — она уже запущена по нескольким товарным группам, включая, к примеру, цифровую маркировку вакцин от COVID-19.
— При этом в портфеле у вас находится 40 проектов на 3,5 трлн рублей.
— Да, у нас есть большой набор потенциальных сделок, которые мы активно прорабатываем в моменте. Но они дойдут до одобрения не сразу: некоторые в этом году, какие-то в следующем или вообще в 2023-м. Будут и те, которые не дойдут. Например, из 14 утвержденных сделок на 2020 год с началом пандемии одна была перенесена инвестором на неопределенный срок — впрочем, мы уверены, что еще к нему вернемся.
— Какой у вас план по сделкам на 2021 год?
— У нас на ближайшем рассмотрении восемь проектов на сумму 600 млрд рублей — проекты в промышленности, инфраструктуре, городской экономике. Что интересно, уже не первый инициатор, который опробовал «фабрику», приходит к нам со своим следующим проектом. Возможно, в 2021 году мы будем закрывать сделки по финансированию вторых очередей тех проектов, которые уже оценили преимущества «фабрики».
При этом надо понимать, что «фабрика» — это всегда синдикат. У ВЭБа нет задачи выдавать много денег самому. В среднем наша доля составляет 1/4 проекта — остальное приходится на банки-партнеры и собственные средства инвестора. Объем программы фабрики ограничен размером правительственной гарантии в размере 294 млрд рублей в пользу специализированного дочернего общества ВЭБа (СОПФ) (фактически фондируется через выпуск облигаций под госгарантии. — «Известия»).
Сейчас из установленного лимита в 294 млрд рублей использовано практически 170 млрд, то есть мы приближаемся к тому, чтобы 2/3 «фабрики» выбрать. Это значит, что в следующем году будем обсуждать с правительством увеличение лимита: была договоренность, что как только сумма превышает 200 млрд, начинается дискуссия о будущем.
— Какой объем лимита вы бы хотели получить?
— Как раз внутри обсуждаем, какой путь правильный. Один вариант — действительно увеличить сумму гарантии. Тогда правильно попросить около 300 млрд — столько же, сколько нам дали при запуске «фабрики». На такой объем мы точно имеем набор проектов и видим интерес инвесторов. Другой вариант — изменить правила и позволить использовать баланс самого ВЭБа без изменений в сумме гарантии. Или же будут новые идеи и начнем работу по созданию другого инструмента — может быть, более привлекательного для коммерческих банков и бизнеса.
— Насколько вам комфортно опираться по большей части на государство в поисках источников фондирования, есть ли возможность снизить эту зависимость?
— У ВЭБа два основных источника — государство и рынок. В этом году, например, мы активно занимаем суммы в сотни миллиардов рублей. В части СОПФа у нас к ЦБ есть несколько вопросов, которые касаются наших облигаций. Несмотря на госгарантии, регулятор не классифицирует бумаги как высоколиквидные активы, то есть фактически они имеют ограниченный интерес для участников рынка. Решение вопроса сразу же расширит для нас рынок потенциальных инвесторов. Если кто-то покупает облигацию, он точно хочет понимать, что для него это, как говорят англичане, нечто «приближенное к деньгам».
«Дефолтов у нас не было»
— Под кураторство ВЭБа передали другие институты развития. Вы уже нашли какие-то возможности для кооперации с ними, возможны ли совместные проекты?
— Мы на это смотрим немного по-другому — не с точки зрения совместного участия в одном и том же проекте, а стараемся понять, как наши планы увязаны со всем остальным, что происходит на территории реализации инициативы. Например, за счет ресурсов «фабрики» мы строим большой завод. Одновременно с этим анализируем, каким будет влияние на город. У нас есть большой проект в Усть-Луге, который сгенерит тысячи рабочих мест. Тогда мы зовем коллег из Корпорации МСП, которые изучают, какие возможности для роста малого бизнеса создаются благодаря строительству крупного предприятия.
Увидеть внутри одной сделки МСП, «Роснано» и ВЭБ, наверное, тяжело, но сотрудничать во взаимосвязанной экономической системе или территории — совершенно другое дело.
— Как пандемия повлияла на запуск проектов?
— Ряд инициаторов проектов изначально думали найти на них финансирование извне — рассчитывали на деньги иностранных банков или экспортные кредиты. Закрытые границы осложнили заключение таких сделок, при этом все понимают, что переносить проект на несколько лет — фактически отказаться от него. В итоге люди пошли в «фабрику», и с этой точки зрения мы показали, что российская банковская система смогла лучше адаптироваться под потребности крупных инициаторов в этот период.
— Тем не менее с какими проблемами пришлось столкнуться в рамках «фабрики» за период коронакризиса?
— Худшее, что у нас происходило, — по паре проектов на месяц-полтора были сдвиги по плановым срокам строительства на фоне пандемии, так как надо было завезти рабочую силу, ее протестировать и т.д. Финансовых проблем, в частности дефолтов, у нас не было: по большинству проектов мы еще находимся в инвестиционной стадии, когда надо оплачивать только проценты. А в структуре «фабрики» есть специальный так называемый Транш В, который может быть использован на уплату процентов на ранних стадиях проекта, пока они сами еще не генерят денежный поток. Иными словами, мы фактически финансируем уплату процентов самим себе и пулу кредиторов.
Кроме того, по проектам вне «фабрики» мы, как институт развития, иногда принимаем на себя больше рисков. Есть сделки, где мы признаем долг коммерческих банков старшим, а долг ВЭБа — младшим. Другой пример: мы изначально внутрь кредитного договора закладываем, что деньги ВЭБа гасятся позднее денег частных кредитных организаций. Если на рынке плохая ситуация, то платежи идут только в сторону коммерческих банков, если ситуация хорошая, включается механизм cash sweep, и тогда излишки денежного потока идут и в погашения ВЭБа. У нас для этого появилось даже такое выражение — «контрциклическое хеджирование».
— Сколько банков сегодня участвуют в «фабрике» из 24, заключивших соглашение?
— Пока только четыре банка, но, надеюсь, что скоро будет пять. Активнее всех сделки заключают ВТБ, Газпромбанк и «Сбер». В последней паре проектов поучаствовал банк «Открытие», несколько сделок сейчас обсуждаются с Совкомбанком и банком «Санкт-Петербург», недавно интерес проявляли «ДОМ.РФ» и ряд других банков. Мы стараемся банковское сообщество вовлечь как можно больше, но кроме пяти-десяти банков остальным тяжело делать проектное финансирование, тяжело давать «длинные» деньги.
— Что необходимо сделать, чтобы повысить популярность проектного финансирования среди банков?
— Мы ведем дискуссию с ЦБ о том, что «фабрика» предусматривает поддержку государства и сниженные риски, а значит, можно было бы смягчить требования к нашим партнерам-банкам по капиталу и резервам в совместных с нами проектах. Фактически это как раз отдельное регулирование под проектное финансирование.
Другой вопрос, что ЦБ следует общемировому тренду: Базель III считает такие сделки более рискованными. Некоторые исключения для «фабрики» были сделаны, но они действуют только до конца 2021 года, и мы рассчитываем, что их пролонгируют.
— Работаете ли вы с зарубежными кредитными организациями?
— Как правило, у всех дочек зарубежных банков страновые лимиты имеют ограниченный срок — три или пять лет. Поэтому «длинные» деньги от иностранцев получить трудно за исключением кредитов под покрытие экспортно-кредитных агентств, которые как раз и снимают страновые риски. У нас есть полуиностранный — в хорошем смысле этого слова — Евразийский банк развития (ЕАБР). В «фабричных» сделках он не участвует, но у нас с ним есть интересные совместные синдикаты.
С рядом организаций — российскими дочками иностранных банков, такими как «Райффайзен», мы обсуждаем возможное участие, они вроде бы как готовы идти в квазисуверенный риск, например, концессии, где есть какая-то федеральная поддержка.
В целом иностранные банки можно было бы привлекать в проекты параллельно с российскими банками или через фронтующую организацию, которая получала бы от них средства и инвестировала в проект. Например, ЕАБР мог бы выдавать больше денег, чем может себе позволить, но позади него была бы целая череда банков, которые не могут зайти в сделку напрямую из-за каких-то ограничений. Мы видели ситуации, когда даже факт использования российского права являлся ограничением для иностранного финансового института. Само российское право тоже не стоит на месте. В нашем законодательстве по синдикатам недавно появилось новое понятие, регламентирующее подобные конструкции, — финансирование участия в кредите (аналог английского субучастия). Будем его изучать и пытаться написать первый договор. У нас есть «дочка» в Белоруссии, где мы планируем протестировать многие новшества для себя, чтобы понять, как всё работает.
«Важное изменение — возможность объединять несколько проектов в один»
— В мае правительство скорректировало условия «Фабрики проектного финансирования», в частности снизило долю собственных средств заемщика с 20 до 10% на операционной стадии. С чем связаны такие изменения?
— Доля собственных средств — пожалуй, наиболее чувствительный параметр программы, поэтому сразу уточню: снижение относится только к операционной стадии проекта, когда строительство закончено, предприятие заработало и у него появился денежный поток. В этот момент начинается погашение кредита и сильно сокращаются риски, поэтому по решению банков кредиторов доля участия инвестора может быть уменьшена. Такое послабление позволит ему возвращать свои деньги более активно и вкладывать их в новые проекты. Кроме того, благодаря корректировке тем предпринимателям, которые еще сомневаются, будет легче принять решение зайти в проектное финансирование. Но пока мы строим, пропорция 20 на 80 соблюдается.
— Еще одно изменение — увеличение максимального срока окупаемости проектов с 20 до 30 лет. Для чего это нужно?
— В 90% случаев наши проекты окупаются за 7–15 лет. Но крупные инфраструктурные стройки, как правило, возвращают инвестиции от 20 лет и даже дольше, если помимо «фабрики» используются другие источники финансирования. Поэтому мы разрешили рассматривать более длительные проекты, но при этом не увеличили срок «фабричного» кредита — он остается 20-летним, как и раньше. Так что эта правка скорее техническая.
Намного более важное изменение — возможность объединять несколько проектов в один. ВЭБ давно имел амбицию заниматься городской экономикой, но большинство инициатив в этой сфере недостаточно масштабные, чтобы выполнить условие по минимальной сумме кредита в рамках «фабрики» (3 млрд рублей. — «Известия»). То есть это не строительство большого завода, а, например, возведение маленькой ТЭЦ, регионального аэропорта и так далее. Раньше такие стройки не попадали в «фабрику», несмотря на то что были инициаторы, готовые взять на себя сразу несколько мини-проектов. Теперь мы можем их профинансировать, дав деньги одной холдинговой компании, которая самостоятельно распределит средства по нескольким аналогичным стройкам. Это очень полезно для проектов в сфере ЖКХ, водоснабжения, аэропортовой инфраструктуры.
И очень важное с практической точки зрения изменение позволяет совмещать «фабрику» с другими мерами поддержки. «Фабрика» всегда хорошо сочеталась и с концессиями, и с СЗПК и льготами ТОРов, и потенциально со средствами ФНБ, как параллельным источником средств для крупных значимых историй и т.д. Но для многих наших экспортно-ориентированных проектов была важна и программа КППК, дающая существенные субсидии на процентную ставку. Теперь эти программы отлично работают в рамках одного и того же проекта.