100 лет назад, 21 мая 1921 года, родился Андрей Сахаров — один из ярчайших ученых советской эпохи, вошедший в историю как борец с коммунистическим режимом. Как великий физик стал символом диссидентского движения — вспоминали «Известия».
Восторг перед всесилием
Первым его учителем стал отец — тоже физик, талантливый педагог. Сахаров вспоминал свои детские надежды на научное познание мира: «Меня очень волновала возможность свести все разнообразие явлений природы к сравнительно простым законам взаимодействия атомов, описываемым математическими формулами. Я еще не вполне понимал, что такое дифференциальные уравнения, но что-то уже угадывал и испытывал восторг перед их всесилием. Возможно, из этого волнения и родилось стремление стать физиком».
В 10-м классе он уже всерьез увлекся наукой. Потом физфак Московского университета, аспирантура Академического физического института, секретные разработки для армии. В годы войны его предложения помогли модернизировать работу Ульяновского патронного завода.
В 1948 году Сахаров предложил свою конструкцию водородной бомбы — РДС-6, «слойки», в которой атомный заряд был окружен несколькими слоями легких и тяжелых элементов. Сахаров и его учитель Игорь Тамм выдвинули идею магнитной термоизоляции плазмы для получения управляемой термоядерной реакции. Это был решающий толчок для создания «царь-бомбы». Довести до ума неслыханное оружие удалось к 1953 году. Американцы настоящим термоядерным оружием к тому времени не располагали. Их сравнимое по мощности устройство было размером с трехэтажный дом и очевидным образом не поддавалось транспортировке.
Возможно, именно это открытие советских ученых спасло мир от Третьей мировой: в Вашингтоне почувствовали силу Москвы и поняли, что с таким противником лучше договариваться, чем сражаться.
Когда Сахарова избрали академиком, ему исполнилось лишь 32 года. Он был на удивление равнодушен к материальным благам. Половину своих премий отдавал Красному Кресту, а позже на строительство онкологического центра. Физики восхищались его гениальной интуицией, его умением видеть каждую проблему «с чистого лица», без наслоений противоречивых гипотез — и совершать открытия.
Размышления об интеллектуальной свободе
Для физиков его поколения — что в нашей стране, что в Европе, что в Штатах — вольнодумство начиналось с вопросов экзистенциальных. Они сознавали, что создают смертоносное оружие, способное уничтожить все человечество. Многие утешались вполне резонной идеей, что атомная энергия и ракеты только помогают человечеству избежать большой самоубийственной войны. И все-таки крупные ученые острее других видели оборотную сторону технического прогресса.
Сахаров начал с пацифистских прожектов, которые вызывали раздражение Никиты Хрущева. Позже, в 1968 году, он написал «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» — статью, которая принесла ему сенсационную известность на Западе. Это действительно был мощный довод против Кремля в холодной войне: трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Сталинской премий выступает с критикой советской политики, осуждает ввод войск в Чехословакию, говорит о нарушениях прав человека в «стране победившего социализма». «Каждый физик, найдя новое красивое решение, сразу начинает искать, чему в природе это решение соответствует», — считал Сахаров. Думается, он переносил этот принцип и на общественную жизнь. Только в политике в те годы публичная дискуссия и эксперименты не допускались.
Сахаров стал крупнейшим популяризатором теории конвергенции. Он считал, что обеспечить мирное развитие человечества можно только, отбросив все худшее, что есть в социализме и капитализме, и смешав все лучшее, поставив во главе этого наднационального образования некое мировое правительство — технократическое, не претендующее на ограничение гуманитарных свобод. Утопия? Во многом да. Но, во-первых, кто из амбициозных мыслителей разных времен не мечтал о мировом правительстве в той или иной форме? А во-вторых, разве уклад современного Китая нельзя определить понятием «конвергенция»? Да, вряд ли Сахаров стал бы сторонником «китайского пути». Но идеи никогда не сбываются от и до, и далеко не всегда реализация замыслов приносит удовлетворение великим мечтателям.
«Орудие пропаганды»
В 1972 году он женился на Елене Боннэр, которая, по признанию академика, стала для него «мозговым центром» в общественных делах. Его выступления стали еще радикальнее, он напрямую общался с иностранными журналистами, давал импровизированные пресс-конференции в собственной квартире. В советской прессе началась кампания против мятежного физика. 40 коллег-академиков выступили с осуждением коллеги: «Сахаров фактически стал орудием враждебной пропаганды против Советского Союза». Высокий статус всемирно известного ученого исключал возможность его ареста. К тому же Сахаров, один из создателей водородной бомбы, имел допуск к секретной информации, и потому его нельзя было, как Солженицына, лишить советского гражданства и выдворить за рубеж.
Профессор Сергей Капица сетовал, что в те годы Сахарова втянули в своеобразный «политический бизнес», и он забросил науку. В воспоминаниях ведущего телепередачи «Очевидное — невероятное» есть любопытный эпизод, связанный со встречей двух великих ученых — его отца, Петра Капицы и Сахарова:
Автор цитаты
«Елена Боннэр обратилась к отцу с просьбой подписать письмо в защиту одного диссидента. Отец отказался, сказав, что он никогда не подписывает коллективных писем, а если это надо, пишет сам кому надо. Но чтобы как-то смягчить это дело, пригласил Сахаровых отобедать. Когда обед закончился, отец, как обычно, позвал Андрея Дмитриевича к себе в кабинет поговорить. Елена Боннэр моментально отреагировала: «Андрей Дмитриевич будет говорить только в моем присутствии». Действие было как в театре: длинная пауза, все молчали. Наконец отец сухо сказал: «Сергей, проводи, пожалуйста, гостей». Гости встали, попрощались, отец не вышел с ними в переднюю, там они оделись, и я проводил их до машины».
Нобелевскую премию выдающийся физик получил не за свои исследования, а, как сформулировали норвежские академики, «за бесстрашную поддержку фундаментальных принципов мира между людьми и мужественную борьбу со злоупотреблением властью и любыми формами подавления человеческого достоинства». И была это Нобелевская премия мира, а не научная награда.
Всегда несогласный
Особенно раздражало Леонида Брежнева и его соратников, что академик продолжал «бунтовать» и в годы разрядки. Надо признать, что американская сторона на переговорах в 1970-е не слишком напирала на притеснения Сахарова — и все-таки его деятельность оборачивалась для нашей дипломатии дополнительными потерями. Власть сперва пыталась бороться с ним сравнительно мягкими методами. Никто не ставил Кремль и Старую площадь в такое заведомо проигрышное положение. Академик, лауреат, трижды Герой Соцтруда и вдруг не просто вольнодумец, а бунтарь, активный диссидент, умело работающий и с отечественным самиздатом, и с зарубежной прессой.
На самом верху пытались найти способ усмирить бунтаря и в то же время не потерять его академические мозги. Лучше всех сформулировал это академик Пётр Капица в обстоятельном письме председателю КГБ Юрия Андропову:
Автор цитаты
«Сахаров и Орлов (Юрий Орлов — еще один выдающийся физик, близкий к диссидентскому движению. — «Известия») своей научной деятельностью приносят большую пользу, а их деятельность как инакомыслящих считается вредной. Сейчас они поставлены в такие условия, в которых они вовсе не могут заниматься никакой деятельностью. Таким образом, не приносить ни пользы, ни вреда. Спрашивается, выгодно ли это стране?.. Если спросить ученых, то они решительно скажут, что, когда такие крупные ученые, как Сахаров и Орлов, лишены возможности заниматься нормальной научной деятельностью, это приносит человечеству урон».
Капица замечательно формулировал: «Чтобы выиграть скачки, нужны рысаки. Однако призовых рысаков мало, и они обычно норовисты, и для них также нужны искусные наездники и хорошая забота. На обычной лошади ехать проще и спокойнее, но, конечно, скачек не выиграть». Увы, при всем уважении советской власти к науке, приносящей военную мощь, смириться с политической деятельностью Сахарова в ЦК и КГБ не могли. Слишком далеко он зашел, утверждая, что Советский Союз нуждается даже в давлении извне.
Семь лет ссылки
Сахарова отстранили от секретной работы, в советском обществе он превратился в изгоя. Противостояние академика с властью обострилось в конце 1979 года, когда «ограниченный контингент воинов-интернационалистов» перешел границу Афганистана. Сахаров назвал эту акцию «войной против афганского народа» — и его выступления на эту тему появились на первых полосах многих западных газет. В ответ с академиком поступили максимально жестко. Его как «духовного отщепенца, провокатора, который своими подрывными действиями давно поставил себя в положение предателя своего народа и государства» лишили всех государственных наград и сослали в Горький (ныне Нижний Новгород) — закрытый город, недоступный для иностранцев. Логика прозрачная: там выступления Сахарова потеряют мировой резонанс.
В Горьком академик находился, по существу, под домашним арестом. Он продолжал писать гневные письма советскому руководству, трижды держал длительную голодовку, требовал освобождения для супруги и для себя... Заграничные «радиоголоса» ежедневно сообщали о мытарствах академика. Академические регалии — единственное, чего государство не сумело отнять у выдающегося физика.
Ссылка продлилась почти семь лет. Наконец 16 декабря 1986 года в горьковской квартире академика раздался телефонный звонок. Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев счел необходимым в личном разговоре объявить Сахарову, что он может вернуться в Москву, а его гражданские права больше не будут ограничиваться. Cвои обещания Горбачев сдержал. Он вряд ли ожидал, что через несколько лет Сахаров станет настоящим лидером парламентской оппозиции, причем непримиримым. И сыграет важную роль в резком падении популярности самого Михаила Сергеевича...
Во главе оппозиции
Академика избрали депутатом I Съезда народных депутатов СССР, на который Горбачев делал большую ставку. Там Сахаров молниеносно стал негласным лидером межрегиональной группы, лучшие ораторы которой запомнились выступлениями, лишенными всякого пиетета к «партии и правительству».
Сам Сахаров выступал подолгу, с запинками, не обращая внимания на регламент, — просто говорил о том, что наболело. «Уважайте съезд», — перебивал академика Горбачев и был формально прав. Но перестроечная интеллигенция воспринимала эти диалоги болезненно. Сутулая фигура гонимого диссидента многих привлекала куда больше, чем номенклатурный облик реформатора из ЦК КПСС.
Однажды он ошеломил съезд заявлением, что на афганской войне наши вертолетчики бомбили попавших в окружение советских солдат, чтобы те не попали в плен. На вопрос, откуда академик получил эту очевидно лживую информацию, он простодушно ответил: «Из передач зарубежного радио». В своей борьбе против «шестой статьи», которая обеспечивала монополию на власть КПСС, Сахаров нередко проявлял удивительную для ученого такого калибра доверчивость и неразборчивость в средствах.
Непрочитанный
Смерть академика 14 декабря 1989 года в 68 лет в разгар парламентской борьбы против «шестой статьи» потрясла всю страну. От панихиды в Колонном зале Дома Союзов семья отказалась: с Сахаровым прощались во Дворце молодежи, в президиуме Академии наук и в Физическом институте имени Лебедева. Все закончилось манифестацией в «Лужниках», которая, несмотря на прохладную погоду, превратилась в грандиозный оппозиционный митинг. Проститься с ученым пришел и Горбачев — тогда еще не президент СССР, а председатель президиума Верховного Совета и генеральный секретарь ЦК нелюбимой Сахаровым КПСС.
После 1991 года Сахарова попытались было превратить в некий аналог «демократического Ленина», в образец гражданственности. Но, надо сказать, старания оказались напрасными. Авторитет Сахарова оказался высоким, но его труды почти не читали даже политологи и историки. Ему открывали памятники, но доходчиво объяснить школьникам, что это был за человек и чем он велик, «властители дум» ельцинской России не сумели. Скорее всего, их просто увлекали дела более суматошные, злободневные и доходные.
К тому же идеи Сахарова о конвергенции социализма и капитализма мало напоминали реальность «лихих девяностых» — власть криминала и «назначенных» сверху олигархов, помноженную на популизм политиков, щедрых на невыполнимые обещания. А уж для отечественной науки это были, несомненно, годы нищеты и депрессии. И, главное, после крушения СССР мир, как оказалось, не стал безопаснее, в особенности для бывших советских граждан.
Так и остался Сахаров по большому счету непонятым и непрочитанным.
Несмотря на монументы, музеи и центры, носящие его имя.
Но это, увы, удел многих крупных личностей.
Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»