Главным фаворитом 93-й церемонии вручения премии «Оскар» станет история бездомных. Фильм «Земля кочевников» претендует на награды в шести номинациях, в том числе за «Лучший фильм». А за «Оскар» для лучшей актрисы поборется Фрэнсис Макдорманд, сыгравшая в картине главную роль. «Известия» связались с ней накануне выхода «Земли кочевников» в российский прокат (на экранах с 25 марта).
— В «Земле кочевников» вы не только актриса, но и продюсер. Выходит, деньги вложены не зря?
— Когда мы с Питером (Питер Спирс, сопродюсер фильма. — «Известия») приобрели права на книгу Джессики Брудер «Земля кочевников: выжить в Америке XXI века», я думала снимать сама. Вот это было бы рискованно. К счастью, я увидела работу Хлои Чжао на одном из фестивалей -— и сразу поняла, что это должен быть ее фильм. Она не может снимать плохо.
— А как вы оказались партнерами с Питером Пирсом?
— Мы познакомились в конце 1990-х во время работы для «Улицы Сезам». С тех пор дружим. В Нью-Йорке жили по соседству.
— Ваша зажигательная речь на вручении «Оскара» в 2017 году за роль в фильме «Три билборда» дала толчок революционным изменениям в американском кинопроизводстве. До вас никто публично не поднимал вопрос о недопустимости разницы в оплате труда женщин и мужчин на съемочной площадке. Что вас подвигло на этот достаточно смелый и рискованный шаг? Вы же понимали, что, вынося сор из избы, наживаете могущественных врагов в Голливуде? Что мужчины-режиссеры могут на обидеться и перестать давать вам роли?
— Такой уж у меня характер. Я протестная личность, наглая пацанка. Со школьной скамьи нелюбимая одноклассниками и учителями. Делать вид, что несправедливости не существует, значит, изменить себя и себе. Я не умею ни того, ни другого. Я не могу и не стану играть в эти голливудские игры, где все всех любят и уважают и никакой критики не позволяется. Иначе тебя назовут «траблмэйкер» и вышвырнут за борт. Да, я траблмэйкер! Прошу любить и жаловать!
— А как вам стало известно про эту разницу? Ведь все рабочие контракты имеют требование секретности.
— Это произошло, когда меня впервые позвали сниматься у других режиссеров. Снимаясь у мужа с деверем, я даже не обращала внимания на свои контракты — я знала, что мы одна семья, и нет нужды вникать в финансовые тонкости. Получив контракт на стороне я вдруг обратила внимание, что мне, тогда уже получившей своего первого «Оскара», предлагают за съемочный день гонорар начинающего актера. Стала разбираться, в чем дело, и с удивлением обнаружила, что все наши голливудские контракты типовые, и не менялись с 1960-х годов, когда женский труд законно расценивался на порядки ниже мужского. Естественно, я тогда отказалась работать.
Потом получила приглашение от немецкой киностудии — и с еще большим удивлением обнаружила, что в европейском кинематографе такой разницы в оплате женского и мужского труда не существует. То есть, Голливуд, пользуясь секретностью контрактов, нахально лишал актрис заработка, а продюсеры благополучно наживались на нас. И я должна была об этом молчать? Да если б я промолчала, они бы и дальше продолжали издеваться над нами!
— Ваш протест совпал с подъемом движений me too, time’s up и показался некоторым демонстрацией феминизма.
— Глупости! Феминизм тут не при чем. Речь идет всего лишь об элементарной справедливости. Я выступаю за справедливость. Точка! Больше здесь ничего не прячется.
— Ваш протест ведь касался не только денег?
— Конечно. Где это видано, что в XXI веке, когда с расовой сегрегацией в мире, казалось бы, давно покончено, распределение ролей и гонораров всё еще зависит от цвета кожи актеров?
— В вашем с мужем новом проекте «Макбет» роли шотландских лордов Макбета и Макдуфа исполняют чернокожие актеры Дензел Вашингтон и Кори Хокинз. Невозможно не заметить демонстративность такого кастинга.
— Это и есть демонстрация. Раз Отелло могут играть белые актеры, то пусть Макбета играют черные. Или азиаты. Равенство во всем! Кто-то когда-то должен был поставить окончательно точку в этом вопросе, и я очень надеюсь, что нам в «Макбете» это удалось.
— Вы выросли у приемных родителей. Ваша родная мать бросила вас в роддоме. Вы, в свою очередь, усыновили ребенка из Парагвая, брошенного родителями при рождении. И так поступают многие голливудские звезды. Почему это вдруг стало модным?
— Речь идет опять же о справедливости. Некоторым из нас повезло, у нас есть деньги, и мы их заработали честным трудом. А кругом видишь бедных людей, которым зачастую просто повезло меньше, хотя они тоже честно трудились всю свою жизнь. Как помочь всем? Как сделать распределение более справедливым? Этого пока никто не придумал. Все успешные киноактеры обязательно переводят часть своих гонораров благотворительным фондам, но доходят ли эти средства до самих нуждающихся? Неизвестно.
А когда ты берешь в семью ребенка, рожденного где-то в трущобах, и тем самым спасаешь его от нищеты, а порой даже от смерти, ты по крайней мере гарантированно делаешь одно доброе дело. Это очень важно. Я жалею, что не смогла усыновить больше детей, но тому были свои причины. Я хотела, просто не получилось. Преклоняюсь перед своими коллегами, которые спасли таким образом много детских жизней.
— Кстати, о трущобах. Вы живете в удивительном месте — в ваш поселок на берегу Тихого океана не ведут дороги, на него нет указателей, и его даже нет на Гугл-картах. Вы и ваши соседи — литераторы, кинематографисты, а также фотограф Анне Лейбовиц — долго боролись с властями Калифорнии за такую исключительную приватность, которая даже для голливудских звезд не всегда бывает достижима. При этом большая часть страны живет в трущобах. Как этот факт уживается с вашим стремлением к всеобщей справедливости?
— Давайте рассмотрим ситуацию сначала: поселок, где я живу, — это полуостров в Калифорнии, куда в 1970-е годы стали переезжать обычные, далеко не самые успешные писатели и поэты из Нью-Йорка, чтобы иметь возможность творить в тишине. Болинас не был тогда ни дорогим, ни эксклюзивным. Он просто был отдаленным прибрежным поселком, где жили в основном бедные эмигранты из Мексики, чьим единственным питанием была океанская рыба и фрукты, растущие в Калифорнии повсюду. То есть, это и были трущобы.
То, во что Болинас превратился к 2000-м годам — люкс для богатых — было логическим следствием капитализации шоу-бизнеса. Омерзительной капитализации, на мой взгляд. Но расцвет Болинаса продолжался недолго. Теперь наши литераторы и поэты оказались никому не нужны, поток их гонораров иссяк. Хорошие сценарии и фильмы не приносят их создателям больших денег. Так что недалек тот миг, когда наш поселок снова превратится в трущобы, и справедливость будет восстановлена. (Смеется.) Правда, хотелось бы наоборот — чтобы трущобы превращались во дворцы, а не дворцы в трущобы. Может, когда-нибудь мир к этому и придет. Я надеюсь.
— Вы успешная театральная актриса, выпускница знаменитой Йельской драматической школы. Актеры, чьим домом многие годы был Бродвей, ностальгируют по нему всю жизнь?
— Ностальгируют — это правильное слово. У меня был 20-летний перерыв, я вышла замуж (муж актрисы режиссер Джоэль Коэн. — «Известия»), мы усыновили ребенка и переехали в Калифорнию. На Бродвее в центре Нью-Йорка, как известно, не самые лучшие условия для маленьких детей.
— И заодно стали сниматься в кино?
— Опять правильное слово. Я стала сниматься в кинолентах моего мужа именно «заодно». Кино никогда не было моей целью или мечтой. У меня даже мысли не было, что женщина с моей, прямо скажем, не совсем голливудской внешностью может оказаться на экране.
— А какой был ваш «первый раз» в кино, можете рассказать?
— Как и положено «первому разу», незабываемым. Будучи молодой бродвейской актрисой с копеечными контрактами, я не могла позволить себе собственное жилье, и мы с Холли Хантер снимали комнату на двоих. Холли тоже играла на Бродвее. Джоэль и Этан увидели ее на сцене и пригласили в свой первый фильм «Просто кровь» на роль Эбби. Но Холли как раз репетировала «Трамвай Желание» и сниматься не могла. Она в шутку предложила мне пойти на кастинг. Я тоже в шутку пошла. Ни наши мужчины, ни Холли, ни я сама даже и не думали о таком типаже, как мой. Но что-то зацепило Джоэля, позже он сказал, что сразу увидел во мне огромный драматический талант. Думаю, такое объяснение он уже потом придумал.
— И вы стали олицетворением его специфического стиля «неонуар»?
— На тот момент, я думаю, именно это его и привлекло. Мое лицо создано для хоррора. Плюс дает возможность неожиданных поворотов в сценарии, так как не сразу становится понятно, положительный я характер или отрицательный.
— Но позже, например, в «Фарго», уже нужна была не внешность, а именно актерское мастерство. Недаром же вы получили «Оскара» как лучшая актриса?
— Не совсем так. Внешность в кино важна всегда. И в «Фарго» тоже. Иначе зачем было делать меня еще и беременной? Более того, Джоэль с Этаном еще и настояли на том, чтобы накладной живот был сделан не из легкой синтетики, как это обычно бывает. Они придумали наполнять накладку зерном, которое используется для корма птиц. Получилось около десяти фунтов веса. И зерно всё время стремилось пересыпаться в сторону моего движения. То есть, это было не просто очень тяжело и неудобно. Я еще должна была постоянно контролировать, чтобы центр тяжести оставался на месте, и зерно не сдвигалось на сторону. И я недоумевала и возмущалась, зачем нужно так издеваться над актрисой? Неужели с моим-то сценическим опытом я не смогу сыграть беременность? Да мне для этого даже и накладки не нужны!
Потом, уже увидев фильм на экране, я поняла, как важен факт беременности главной героини для понимания идеи фильма, и как особенно важно, чтобы ей было тяжело и некомфортно. То, что я всё время должна была следить за центром тяжести, способствовало созданию совершенной иллюзии — ведь беременная женщина, что бы она ни делала и чем бы не занималась, ни на мгновенье не перестает быть внутренне сосредоточенной на своем животе.
— У вас с братьями Коэн вышло шесть фильмов. Еще в двух вы участвовали в озвучании. А дальше уже были другие режиссеры. Почему вы перестали работать вместе?
— Мы не переставали. Всё время работаем вместе, и надеюсь муж и дальше будет меня снимать, не смотря на мой преклонный возраст. (Смеется.) Просто не всем проектам суждено состояться, не всегда можно довести начатый фильм до зрителя. Это зависит от ситуации, от коллег, от удачи, от чего только не зависит.
Что касается других режиссеров, то они были всегда. Пока мой муж задумывает и осуществляет проект, я обычно успеваю сняться в двух-трех других фильмах. Бедные режиссеры! Сложнейшая профессия! К счастью, я всего лишь актриса, и ни за что не отвечаю. Меня пригласили на роль, я ее выучила, сыграла, получила гонорар и села у окна слушать океан. А что с фильмом происходит дальше, не моя проблема.
Фрэнсис Макдорманд в 1979 году получила степень бакалавра искусств в Бетани-колледже в Западной Вирджинии, а затем окончила драматическую школу Йельского университета. Играла в театрах на Бродвее, в кино дебютировала в фильме «Просто кровь» братьев Коэн. В фильмографии актрисы около 30 картин. Двукратный лауреат премии «Оскар».