В правительстве Санкт-Петербурга принято решение о мемориальной доске, посвященной Ленинградскому рок-клубу (ЛРК), который в свое время не только предоставил молодым музыкантам-любителям возможность профессионально заниматься актуальной музыкой, но и подал пример другим городам в деле ее легализации. Об этом накануне 40-летнего юбилея ЛРК «Известиям» рассказал ветеран отечественного рок-движения, музыкант и историк Владимир Рекшан.
— Под своей крышей на улице Рубинштейна, дом 13, ЛРК собирал главные неформальные группы страны, среди которых «Аквариум», «Зоопарк», «Кино», «ДДТ», «Аукцыон», «Телевизор», «Ноль», «Колибри» и многие другие. В чем, на ваш взгляд, заключалась основная миссия и главная заслуга Ленинградского рок-клуба?
— Миссии у него никакой не было, а заслуги можно оценивать, а можно этого и не делать. Я бы сказал, что это, несомненно, яркая часть культуры Ленинграда и России, которая должна быть закреплена мемориальной доской и музеем. Процесс это долгий, но положительное решение комитета по мемориальным доскам при правительстве города принято. Не будет доски, не будет нашего музея, и рано или поздно всё это замечательное время и люди будут забыты. Постараемся этого не допустить.
— Существовали ли до появления ЛРК схожие по направленности организации и насколько рок-клуб стал квинтэссенцией накопленного ими опыта?
— Появление ЛРК скорее подвело черту под предыдущим периодом. Первой в 1971 году появилась так называемая «Поп-федерация». Один товарищ по фамилии Артемьев выдавал себя за комсомольского работника и, обещая музыкантам выход на большую сцену, стал проводить концерты. Делал он это под видом съемок фильма о бунтующей западной молодежи. Всё это продолжалось почти целый год, причем концерты были действительно яркие. Так что спасибо этому авантюристу.
К концу 1971 года всё накрылось. Музыкантов вызвали в следственный отдел, все были страшно напуганы, но стало ясно, как нужно проводить эти концерты, появилось определенное количество организаторов и зрителей. Ну а музыканты хотели двух вещей — аплодисментов и гонораров и уж точно не свергать советскую власть. Рок-клуб решением этих задач и занимался.
— Неужели все эти годы его задачи были неизменны?
— Тут важно понимать, что с 1981 до конца 1988 года рок-клуб был профсоюзной организацией, подразделением Дома народного творчества. У него была комнатка, где хранились какие-то бумаги, проходили собрания, и, главное, был зал, где можно было проводить концерты. К концу 1988-го пали все цензурные запреты, и рок-клуб был зарегистрирован как юридическое лицо. Это было нужно, чтобы заниматься коммерческой деятельностью.
Мы переехали в две комнаты, и нам казалось, что теперь слава будет бесконечной. На самом деле мы, наивные, рано радовались. Появление кооперативов привело к тому, что музыканты сами поехали с гастролями по стране и посредническая организация в виде рок-клуба исчезла. Тогдашние ее руководители не годились для новых задач.
— Тем не менее были ли какие-то предпосылки для появления рок-клуба?
— В 1977 году вышло постановление ЦК КПСС «О работе с творческой молодежью». Его писали старички из ЦК на основе, вероятно, предоставленной спецслужбами аналитики. Мол, в «рядах части молодежи копится недовольство». Важно, что появившиеся в 1981 году и рок-клуб, и Товарищество экспериментального изобразительного искусства стали попыткой и за всем этим присматривать, и дать отдушину. Другое дело, что вскоре началась перестройка и русскую рок-музыку уже стали рассматривать в контексте развития музыкального жанра и даже истории государства.
— То есть ЛРК выполнял скорее административную, а не творческую функцию — литовка текстов (официальное разрешение исполнять песни. — «Известия»), организация концертов, предоставление репетиционных баз и аппаратуры?
— Вначале речь про деньги особо не звучала. Гораздо проще было организовать «квартирники». Кто-то поет, кто-то приходит послушать, скидываясь по рублю — по три, из которых артист получал свой гонорар. Рок-клуб этого вначале не давал, но именно он начал движение в сторону зарабатывания денег. Те музыканты, кто добился успеха к 1987–1988 годам, уже начали играть концерты, ездить на гастроли и получать гонорары. Базу рок-клуб тоже не предоставлял. Для молодых людей самым главным было выйти на сцену со своими песнями.
— Вокруг возникновения рок-клуба циркулировал слух, что открыт он по инициативе КГБ. Это так?
— Лично я никакой госбезопасности там не видел, но, наверное, все-таки в СССР такие явления без ее участия были невозможны. Мне приходилось для одного фильма брать интервью, в котором один из героев говорил, что «мы, молодые сотрудники госбезопасности, не хотели душить музыку, которую сами любили». Ну смотрите сами — из кого состояла госбезопасность? Туда приглашали на работу студентов, которые хорошо учатся, ну а студенты были уже подпорчены рок-музыкой. Ходили слухи, что сотрудники КГБ ходили на концерты рок-клуба и вроде бы часть билетов откладывали для них.
— Насколько в работе ЛРК участвовал Андрей Тропилло — звукорежиссер всех главных самиздатовских магнитоальбомов ленинградских групп тех лет — от «Аквариума» и «Зоопарка» до «Кино и «Ноля»?
— Андрей Владимирович Тропилло, до недавнего времени мой близкий товарищ, конечно, в гробу видал все эти рок-клубы с их советами. Он, безусловно, великая личность, и без него история ленинградского рока сложилась бы совсем иначе. Так что в чем-то Тропилло куда более важное явление, чем весь Ленинградский рок-клуб, хотя он и часть его истории.
Интересно, что Тропилло был единственным, кого однажды исключили из ЛРК. Это произошло в 1988 году. Кажется, он, не согласовав с руководством, пригласил выступить на фестивале рок-клуба каких-то поляков, обладателей хорошей аппаратуры. После этого его исключили за волюнтаризм, и я был единственный, кто проголосовал против.
— В чем была причина конфликтов, возникавших между руководством и членами ЛРК?
— В совете было пять-шесть человек. Вначале председателем был Гена Зайцев: старый хиппи-бюрократ, как его называли. Это продлилось года полтора, после чего произошел дворцовый переворот, потом еще какие-то перестановки, и в итоге председателем оказался Николай Михайлов, а после того как ЛРК стал юридическим лицом, он был избран президентом. Шутили, что президент в рок-клубе появился до того, как эту должность утвердили на государственном уровне.
Все конфликты носили очень локальный характер. Ну, например, достать билеты было сложно, но они возникали на черном рынке. Музыкантам и группам давали по одному-два билета. Значит, у кого они оказывались?
— Распределялись среди членов совета ЛРК с целью получения личных доходов?
— Правильно! О чем честно могу сказать спустя десятилетия. Нужно было семью кормить, а денег не было. Так что я по бедности однажды тоже продал два билета по 10 рублей, а у кого-то на руках бывало побольше.
— Насколько активно совет вмешивался в творческую работу музыкантов?
— Не слишком сильно. Все-таки в состав совета входили люди, жившие той же музыкальной жизнью. Литовкой текстов в 1984–1985-м занималась замечательная Нина Барановская. Музыканты могли залитовать один текст, а на концерте спеть совсем другой. Никто этого не отслеживал.
— Тогда зачем вообще нужны были номинальные литовки?
— В столицах было попроще, а в провинции всё было жестко. Приезжают необычные люди, но у них листочки с текстами песен, на которых стоят печати. Это как-то снимало вопросы у местных руководителей. Возвращаясь к некоему противостоянию между музыкантами и советом рок-клуба. Кто-то считал, что его недопонимают, кого-то не взяли на фестиваль, или поставили не в тот день, или дали меньше времени, чтобы отстроить аппаратуру...
Самым острым был момент, когда власти по каким-то причинам пытались запретить фестиваль рок-клуба и лидер «Телевизора» (самой политически непримиримой группы ЛРК. — «Известия») Михаил Борзыкин взял мегафон и повел народ к Смольному. Борзыкин всегда был бунтарем по жизни.
— Считалось ли членство в рок-клубе компромиссом с властями?
— Движение по иерархической лестнице — всегда некий компромисс. Но если нет ситуации, когда официальное искусство, например ВИА, существует по одну сторону, а рок-музыка со своими подпольными концертами и тайными организаторами — по другую, речь о компромиссе не идет. С рок-клубом всё решило время, смывшее все эти тонкости.
— При рок-клубе существовали секции. В частности, вы вели литературную. Музыканты посещали такие «внеклассные» занятия?
— Это была идея любительницы театра Наташи Веселовой, которая предложила мне придумать что-то в данном направлении. Я уже начинал свое литературное движение и предложил делать что-то в таком контексте, но в произвольной форме. Пять сезонов даже зарплату за это получал. На семинары приходила молодежь. Вначале я перед ними играл — отчитывался в том, что умею, потом постепенно отрабатывалась форма общения. Из ныне известных приходили рок-бард Юрий Наумов, Олег Гаркуша и Леонид Федоров из «Аукцыона». Кому-то это было не нужно, а для кого-то стало ячейкой самореализации: приходишь, что-то показываешь.
— У ЛРК к концу 80-х имелся огромный концертно-организаторский опыт, наработанные связи во всех регионах СССР. Почему же в 1990-х, когда открылись огромные экономические возможности, он так и не стал мощной концертно-продюсерской организацией?
— «Кадры решают всё», — сказал кто-то из партийного руководства. Кадры совета ЛРК были заточены под принципиально другую общественную формацию. Они знали, как что-то решить с начальством, как договориться по ряду небольших бытовых и организационных вопросов, но в новых «буржуазных» условиях эти люди оказались не способны решать принципиально новые задачи. У нас же никто с насиженных мест просто так не уходит: как назначили, так и сидишь до гробовой доски.
Действительно, у рок-клуба было по-настоящему всероссийское имя, но за таким именем должны уже были стоять новые имена. Этого не случилось, а те, что остались, постепенно пропили и проели всё, включая легендарную японскую аппаратуру, которую рок-клубу подарила Джоанна Стингрей (американская энтузиастка, выпустившая в США альбом ленинградских рок-групп Red Wave. — «Известия»).
— Кто из музыкантов ЛРК стал, на ваш взгляд, фигурами, определяющими русскоязычную рок-музыку?
— Эти имена всем известны: Гребенщиков, Цой, Шевчук, Науменко и многие другие. Пусть это будет немного неожиданно, но я назову вам Севу Гаккеля (один из создателей группы «Аквариум». — «Известия»), открывшего позже клуб «Там-там», в котором он дал возможность играть молодым ребятам, определившем лицо рок-музыки 1990-х. «Клубные» Tequilajazzz, Markscheider Kunst и «стадионные» «Король и Шут» — все они выросли именно на этой площадке. Ленинградский рок-клуб был советской организацией советского же периода, а когда он закончился и началось клубное движение, то самым заметным в нем был именно «Там-там» (клуб просуществовал с 1991 по 1996 год. — «Известия»).
Справка «Известий»Владимир Рекшан родился в Ленинграде. Окончил исторический факультет Ленинградского государственного университета. Мастер спорта по легкой атлетике. В 1969 году организовал одну из первых русскоязычных групп «Санкт-Петербург» (не путать с коллективами-клонами, выступающими под этим названием). Ведущий литературной секции Ленинградского рок-клуба. С середины 1980-х годов выступает как прозаик, автор более чем трех десятков литературных произведений. Создатель музея «Реалии русского рока».