Экс-воспитанница барнаульского детского дома обратилась в СМИ с заявлением, что ее младшего брата, оставшегося в воспитательном учреждении, часто бьют с одобрения воспитателя. Делом занялись полиция, прокуратура и Следственный комитет. Как раз и навсегда решить проблему с насилием в детдомах — выясняли «Известия».
Головой об пол
О проблеме в Барнаульском центре помощи детям, оставшимся без попечения родителей, № 4 сообщил портал amic.ru. Бывшая его воспитанница, которая попала туда вместе с братом около пяти лет назад, после окончания девятого класса уехала учиться. Теперь, по ее словам, за брата некому заступаться — его избивают. Она предоставила фото, подтверждающие факты физического насилия. Девушка утверждает, что бьют его дети, но якобы с одобрения одного из воспитателей. Однажды, заявила она, ему даже «связали руки скотчем и били головой о пол».
В прокуратуре Алтайского края, начавшей проверку, заявили, что указанный в публикации ребенок и другие воспитанники были опрошены, «телесных повреждений не обнаружено».
Следственное управление СК России по Алтайскому краю также организовало доследственную проверку.
В ГУ МВД по Алтайскому краю «Известиям» подтвердили, что заявления о возможных противоправных действиях в отношении воспитанника детского центра по оказанию помощи детям, оставшимся без попечения родителей, действительно поступили в ОМВД России по Новоалтайску от родственников несовершеннолетнего.
В самом Центре помощи детям «Известиям» сообщили, что сейчас правоохранительными органами проводится проверка по информации, изложенной в статье.
— В настоящее время ребенок прошел судебно-медицинскую экспертизу, — рассказали представители учреждения. — На теле и голове ребенка отсутствуют ссадины и синяки.
Руководство детдома подчеркивает, что все дети «ежедневно осматриваются медицинским работником на наличие ссадин, синяков и царапин». Сейчас мальчик находится в учреждении, «беспокойство и тревогу не проявляет».
— Воспитанник, о котором идет речь в публикации, имеет определенные поведенческие особенности и отклонение в здоровье, — отметили сотрудники Центра. — В этой связи, согласно рекомендациям и назначениям врачей, он проходит периодическое стационарное и амбулаторное лечение в соответствии с медицинскими показаниями.
Сестра, как утверждается, ранее не обращалась в учреждение с жалобами.
Всего в центре сейчас насчитывается 31 воспитанник. Проживание «организовано по принципам семейного воспитания в воспитательных группах, созданных по квартирному типу». Среди обитателей центра — дети разного возраста и с разным состоянием здоровья.
Уполномоченный при президенте России по правам ребенка Анна Кузнецова заявила «Известиям», что она также обратилась в прокуратуру Алтайского края для проверки сведений, изложенных в СМИ. В учреждении уже побывала детский омбудсмен Алтайского края.
Убрать заборы
К началу 2021 года в России насчитывается более 406 тыс. детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Из них около 365 тыс. воспитываются в замещающих семьях. Остальные живут в учреждениях стационарного типа, в которых остается ряд нерешенных проблем, в том числе физическое насилие.
— Проводя проверки в регионах, порой мы сталкиваемся с тем, что насилие в сиротских учреждениях наглухо скрыто за закрытыми дверями, — рассказала Кузнецова «Известиям». — Отсутствие чуткой системы выявления таких случаев приводит к тому, что многие факты насилия заминают. По данным МВД России, количество предварительно расследованных в 2020 году преступлений, которые совершили в отношении детей сотрудники организаций для детей-сирот, по сравнению с 2019 годом выросло почти в 2,5 раза. Количество преступлений против половой неприкосновенности детей, совершенных работниками сиротских учреждений, увеличилось в 13 раз.
По ее мнению, причины — не только в «непрофессионализме и халатности, черствости, но и в отсутствии должного контроля и координации».
— Чтобы изменить ситуацию, нужны системные шаги, превентивные меры, — сказала Кузнецова. — Среди них — единая координация всех сиротских учреждений как на региональном, так и на федеральном уровнях. Надеемся, что начатая работа по реформированию, созданию единого ведомства по вопросам защиты семьи произойдет и должным образом изменит ситуацию.
Кузнецова сообщила, что обратилась в Министерство науки и высшего образования России, провела переговоры с министром Валерием Фальковым. Была «достигнута договоренность не только о разработке методики проактивного выявления насилия, признаков деструктивных ситуаций в сиротских учреждениях, но и об обучении специалистов».
Председатель правления РБОО «Центр лечебной педагогики» Анна Битова отмечает, что должна быть нормальная система контроля — со стороны общественности, а не со стороны того ведомства, в котором ребенок находится. По словам Битовой, сейчас детям зачастую даже не позволяют пообщаться с проверяющими наедине, без надзора воспитателя. При нем он боится сказать что-то такое, за что его могут наказать.
— Нужно, чтобы группа детей была маленькая, чтобы все услуги были снаружи, чтобы ребенка видели в школе, — говорит она. — Если бы ребенок ходил в школу, досуговый центр или ездил на отдых с остальными детьми, синяки бы сразу увидели. Надо убрать заборы.
Директор по развитию программ благотворительной организации «Детские деревни — SOS» Юлия Бернова соглашается: «любая закрытая система провоцирует насилие».
— Должна быть открытость и доступность таких учреждений, в том числе для общественных организаций, для общественного контроля, — говорит она. — Этим нужно заниматься уже сейчас. И нужно создавать службы, куда ребенок мог бы обратиться, чтобы он не чувствовал себя беззащитным.
По ее словам, в регионах ключевую роль играет человеческий фактор — руководитель может сам выстроить систему, при которой появятся общественный контроль, профессиональные сотрудники и открытость системы.
— Самое страшное насилие происходит в учреждениях психоневрологического профиля, где люди не могут пожаловаться сами, — отмечает Анна Битова. — И там происходит всё что угодно, включая сексуальное насилие. Сейчас правительством внесено предложение о создании независимой службы защиты прав психически больного человека. Мы очень надеемся, что эта служба появится.
Психолог программы «Мое завтра» по сопровождению выпускников интернатных учреждений АНО родительский центр «Подсолнух» Елена Петрусенко отмечает, что проблема насилия над детьми в большей степени сохранилась в регионах — в Петербурге ее организация, работающая с центрами помощи детей, уже достаточно давно с ней не сталкивается.
— В каждом регионе есть свои нюансы. Для одного региона нормально, что у детдома есть автобус и детей вывозят куда-то только на нем, а в другом дети спокойно передвигаются сами на общественном транспорте — и никто не боится, не считает, что их надо возить отдельно от других людей, — сказала она «Известиям». — Какие-то регионы и организации вывозят детей в лагерь только с такими же детьми из детдомов, а другие — развозят в разные лагеря по их интересам. Это важно, потому что дети могут социализироваться.
Профессиональные семьи
Юлия Бернова отмечает, что самое лучшее разрешение ситуации с насилием в детских домах — это избавиться от самих детдомов.
— Хотя номинально их сейчас и нет — в 2015 году вступило в силу постановление № 481 о реорганизации учреждений для детей-сирот, они теперь называются по-другому, например, центры содействия семейному воспитанию, — рассказала она «Известиям». — Что-то меняется, но, к сожалению, суть остается, со всеми рисками и пороками учрежденческой системы опеки.
По ее словам, в такой организации сосредоточено много факторов риска. В первую очередь, туда попадают глубоко травмированные дети, которые пережили разрыв со своей кровной семьей, зачастую насилие и жестокое обращение, пренебрежение самыми базовыми потребностями, и эффект их психологических травм многократно усиливается. В такой ситуации, замечает Бернова, насилие становится зачастую единственной стратегией выживания.
Само постановление она называет важным с той точки зрения, что оно закрепило в законодательстве мысль: лучшее место для ребенка — это семья, а эти центры должны быть для ребенка временными.
— Внутри этих учреждений дети должны жить маленькими семейными группами, с ограниченным набором знакомых воспитателей, которые не меняются постоянно, — говорит она. — Но по факту в разных регионах эта работа идет совершенно по-разному.
Выполнение этого постановления во всех регионах, считает Бернова, является шагом к дальнейшему реформированию системы, которая должна работать на профилактику социального сиротства, на помощь кровным семьям детей, на развитие профессиональных замещающих семей, в том числе для временного размещения детей.
По словам Битовой, бороться с проблемой насилия в закрытых учреждениях — будь то детские психоневрологические интернаты или центры помощи детям — необходимо с помощью постепенного их закрытия и перевода их воспитанников на форму проживания в профессиональных семьях.
— Вопрос ставится в стране который год, пока профессиональные семьи не узаконены, — говорит Битова. — Без профессиональных семей мы не справимся. У нас очень хорошая динамика по попечительству, усыновлениям, меньше стало детей в детдомах. Но какая-то часть из них остается: это подростки, которых никто не хочет забирать, или несколько братьев и сестер из одной семьи, а также дети с психиатрическими и психоневрологическими диагнозами. Для того чтобы они попадали в семьи, как раз и нужны профессиональные семьи.
Сотрудники без механизмов
Глава фонда «Волонтеры в помощь детям» Елена Альшанская замечает, что, собирая по 50–100 детей с тяжелым травмирующим опытом, которые были либо участниками, либо свидетелями насилия, при этом не организуя реабилитации, реальной работы с психологическим состоянием ребенка, «мы получаем насилие практически гарантированно».
— Практически не готовится персонал, который работает с детьми, — сказала она «Известиям». — Это дети, которые пережили нечто ужасное, но сотрудники не умеют с ними работать, никак к этому не подготовлены, у них нет механизмов и инструментов для поддержки и реабилитации детей.
По ее словам, работа должна идти над тем, чтобы у ребенка было понимание, почему он оказался в таком учреждении, чтобы у него не было зашкаливающего чувства стресса, тревоги.
— С каждым ребенком надо работать, исходя из его индивидуальной ситуации, было ли насилие в отношении него или нет, насколько травматичен для него разрыв с кровной семьей, — говорит Альшанская. — Вся эта работа должна вестись специалистами. В детском доме количество специалистов по социальной работе, психологов должно быть в десятки раз больше, чем есть сейчас. А сами учреждения должны быть малокомплектными, с профессиональным персоналом.
Елена Петрусенко отмечает, что дети в таких учреждениях бьют друг друга не из-за того, что ненавидят, — это их защитная реакция. Проявляется она из-за отсутствия индивидуального подхода к каждому ребенку: например, некоторых из них не следовало бы вместе селить.
— И тут регионы не готовы к такому объему и тем задачам, которые стоят в процессе реабилитации, — говорит специалист. — В регионах меньше финансирование некоммерческого сектора, меньше специалистов, меньше федеральных возможностей для сопровождения специалистов и налаживания этого контакта. Нужно понимать, что не может быть один воспитатель на 20 человек. Когда персонал занят тем, чтобы обеспечивать базовые потребности и безопасность, ему уже невозможно откликаться на особые индивидуальные потребности ребенка.
Альшанская замечает, что сейчас в детдома персонал часто приходит просто из педагогических вузов, новые сотрудники не готовы к работе с такими детьми, с их проблемами.
— Они не могут работать так, чтобы избежать насилия, и, к сожалению, иногда становятся сами авторами насилия, потому что им кажется, что это некий способ, который работает, — говорит она. — А отбора, который позволял бы нам оценивать не просто сам факт наличия педагогического образования или отсутствия судимости, а реально понимать, что человек собой представляет, как он сам справляется с ситуациями стресса и тревоги, нет.
Насилие со стороны взрослых, отмечает Юлия Бернова, не демонстрирует, что в таких учреждениях работают исключительно жестокие люди. Дело в недостатке профессиональной подготовки.
— Люди должны понимать, с какими детьми имеют дело, и здесь должна быть выстроена огромная система профессиональной подготовки, — говорит она. — Кроме того, есть проблема профессиональной деформации и выгорания сотрудников: они перестают быть чувствительными к этой боли, начинают сами практиковать какие-то виды насилия, от собственного бессилия в том числе. Они не видят других рычагов воздействия.
Бернова отмечает, что в детдома стараются искать профессиональных людей, но это достаточно сложно. Тем более что пока нет обязательного психологического тестирования сотрудников, нет постоянного качественного повышения квалификации. В пример она приводит опыт работы организации «Детские деревни SOS», где каждый сотрудник, независимо от того, будет он работать непосредственно с детьми или нет, после приема на работу должен пройти обязательное обучение, где ему объяснят, что такое жестокое обращение, как его предотвращать, какие последствия для ребенка могут быть. По ее словам, необходимо проводить обучение и самих детей, чтобы они не выступали в роли агрессоров, понимали, куда обращаться, если сами пострадали.
— В каждой Детской деревне SOS есть служба по предотвращению жестокого обращения с детьми, которая должна собирать все сигналы, — говорит Бернова. — В службу может обратиться любой, кто стал свидетелем случая жестокого обращения с детьми или даже просто подозревает об этом. Любой случай отрабатывается, там где необходимо, оказывается помощь психологов и других специалистов, и не только жертве, но и агрессору. И важнейший принцип этой работы — открытость и подконтрольность, доступные каналы коммуникации, уважение и безопасность всех участников, и детей, и взрослых.