Языческие идолы оживают, знаменитый кинорежиссер раскрывает закулисье своей работы, а чахотка обретает культурную биографию. Литературные новинки февраля поднимают самые разные темы, но какой жанр ни возьми, всё это увлекательное чтение для самой широкой аудитории. «Известия» выбрали лучшее.
«Человек из красного дерева»
Андрей Рубанов
После триумфа романа «Финист Ясный сокол» Андрей Рубанов продолжает исследовать русскую корневую культуру и делает это в увлекательной детективной форме, слитой с научной фантастикой. Вот только если традиционная фантастика обращена в будущее, Рубанову интереснее прошлое. Главный герой новой книги Антип Ильин — человек из дерева. Когда-то он был языческим идолом, после Крещения Руси его превратили в изображение православного святого, а из-за реформы Никона изгнали из храма и закопали. Но другие представители деревянного рода откопали Антипа и вернули к жизни. С петровских времен и до наших дней он живет ради того, чтобы находить, реставрировать и оживлять товарищей по судьбе. И лучшего мастера по резьбе не сыскать. Но жизнь его стремительно меняется после громкого происшествия — похищения у профессора-исследователя старинной головы Параскевы. Она же — языческая богиня Макош...
Заведомо нереалистичную фабулу — будто среди нас живут бессмертные изваяния, на вид неотличимые от людей — можно воспринимать как метафору избранности и тяжелого призвания гениев, а можно просто как необычную основу для путешествия по эпохам, верованиям и народной культуре. Хотя основная часть действия развивается в наши дни, здесь не обошлось без экскурсов и в петровские времена, и в XIX век, и в революционные годы. Заодно читатель узнает историю деревянной скульптуры на Руси, вникает в нюансы работы краснодеревщиков и задумывается о причудливых религиозных поворотах в нашей истории. Мысль автора, в общем-то, не нова: копни глубже в наши православные традиции (вспомним Масленицу, Святки) — и увидишь язычество. Одно с другим сосуществует по сей день. Но заслуга Рубанова в том, что он облек это в конкретный образ и придумал историю, оторваться от которой невозможно.
«Неприятные тексты»
Александр Артемов, Настасья Хрущева, Дмитрий Юшков
Театр ТРУ уже несколько лет считается одним из самых неординарных явлений петербургской сцены. Постановки этого объединения, основанного Александром Артемовым и Дмитрием Юшковым, а ныне представляемого Артемовым и Настасьей Хрущевой, неоднократно номинировались на «Золотую маску», с успехом гастролировали по стране, но главное — сформировали свой узнаваемый стиль. С одной стороны, в его основе — эксцентрика, постирония и минимализм во всем, с другой — бесконечное повторение одного и того же приема, мотива, сюжетного или речевого «паттерна», который превращается в подобие мантры, рождает гипнотическое ощущение дежавю.
В книге-манифесте «Метамодерн в музыке и вокруг нее» Настасья Хрущева предложила культурологическое обоснование своей и Артемова эстетики и получила за этот труд Премию Курехина. Теперь же в свет вышли сами пьесы, в их числе относительно новые работы пары «Последний ветер Дикого Запада», «Молодость жива», «Это было со мной», «Горемычные танцы», а также пять более ранних текстов Артемова в соавторстве с Юшковым.
Надо признать, что на книжных страницах это не производит такого впечатления, как на сцене. Здесь, например, нет одного из ключевых компонентов постановок Театра ТРУ — музыки Хрущевой, которая прежде всего крупный композитор и только во вторую очередь драматург. И можно лишь догадываться, не видя оригинала, как будет работать эта мантра бесконечных повторений и реприз. Но зато крайне увлекательно угадывать облик произведения по его литературному скелету, оживляя его в своем воображении, тем более что витальность, «трушность» этого загадочного явления чувствуется в каждой строчке.
«За спинами наших картин»
Люк Дарденн
Дневниковые заметки одного из двух братьев Дарденнов — Люка — ранее уже выходили на русском. Та книга, впрочем, давно раскуплена и стала библиографической редкостью. Поэтому переиздание весьма актуально. К тому же оно дополнено вступительной статьей Антона Долина и его же большим интервью (30 с лишним страниц) с обоими братьями, где они рассказывают и о книге, и, конечно, о фильмах.
Но всё же самое ценное — записи самого Дарденна, предельно честные, откровенные и со всей наглядностью иллюстрирующие творческие принципы тандема. «Никакого позерства, маньеризма, царящего повсюду, только бедные, простые, голые мысли. Не хотеть делать кино, поворачиваться спиной ко всему, что может затянуть нас в мир кинематографа», — требует от себя самого Дарденн, парадоксально дистанцируясь от того вида искусства, которым он с братом и занимается всю жизнь. Хотя, конечно, он дистанцируется не от кинематографа как такового, а от его понимания как огромной развлекательной претенциозной иллюзии. «Я задыхаюсь от кадров и музыки того кинематографа, что может творить, лишь подавляя любое дыхание реальности. Фантазии — да, но не метафоры».
Листая эти дневниковые записи, лучше понимаешь, почему Дарденны снимают именно так — предельно просто, бесхитростно, используя минимальный арсенал выразительных средств и фокусируя внимание на жизни маленького человека. Но заметки ценны и сами по себе. В них тонкие наблюдения и неизвестные детали кинопроизводства, а еще благодаря этим будто случайно выброшенным на бумагу мыслям и эмоциям мы видим портрет самого автора, который всю жизнь провел за кадром и спинами своих героев.
«Дрессировщик жуков. Владислав Старевич создает анимацию»
Владислава Старевича — пионера мировой анимации родом из России — действительно поначалу считали дрессировщиком жуков. Насекомые в его мультфильмах настолько правдоподобно двигались и даже по-актерски «играли», что неискушенные зрители не могли разгадать, в чем же трюк. Объемная анимация в начале XX века делала первые шаги, и версия с дрессировкой казалась правдоподобнее оживленных марионеток. Старевич и сам умело подогревал ажиотаж и напускал туману — даже придумал себе альтер эго профессора Ложкина и с наклеенной бородой дал от его имени интервью английскому журналу, в котором поделился успехами в деле приручения жуков: те будто бы охотно идут на голос «дрессировщика» и даже отзываются на свои имена.
Издания об истории отечественной анимации — всегда большая редкость, но этот сборник — и вовсе первая книга о Старевиче на русском языке. Каркас 800-страничного тома составляет перевод фундаментальной монографии польского биографа Владислава Евсевицкого, дополненный иллюстрациями, подробным комментарием, фрагментами статей, воспоминаний и отзывов (например, Александра Куприна и Герберта Уэллса), а также статьями исследователей самого различного профиля: кроме киноведов есть историк спецэффектов, философ и даже профессиональный энтомолог. На обложке — категоричная цитата Терри Гиллиама. По его мнению, в мультфильмах Старевича «уже есть всё, что впоследствии сделают Ян Шванкмайер, Валериан Боровчик и братья Куэй».
«Чахотка: другая история немецкого общества»
Ульрике Мозер
Есть биографии великих личностей, есть биографии идей и понятий, а книга немецкого историка Ульрике Мозер — это биография чахотки. Биография в широком социокультурном контексте. И можно смело утверждать: такой насыщенной, полной перипетий и головокружительных поворотов «карьеры» не знает никакая другая болезнь. Как остроумно заметил один немецкий писатель (его цитируют в книге): «У каждой эпохи та эпидемия, какую эта эпоха заслуживает». Чахотка (туберкулез легких) всегда была спутником человечества, но ее «звездный час» пробил в XIX–XX веке, когда она попала в фокус внимания литераторов, медиков, предпринимателей (!) и политиков. Иными словами, ее «культурная биография» уложилась примерно в полтора-два века.
Романтики облагородили чахотку и превратили в недуг утонченных натур и ангелоподобных дев. В угоду моде ее физические проявления даже имитировали, чтобы казаться интереснее. На смену романтикам пришли бизнесмены. Лучшие курорты обросли санаториями для лечения высших и состоятельных слоев общества (самый известный санаторий воспел Томас Манн в «Волшебной горе»). Но вскоре под влиянием индустриализации и стремительной урбанизации чахотка лишилась романтического флера, «демократизировалась» и стала «пролетарской болезнью». А при нацистах больные туберкулезом и вовсе оказались объектом бесчеловечных экспериментов. Открытие лекарства в середине прошлого века не покончило с болезнью навсегда, но поставило точку в ее культурной биографии.
Несмотря на немецкую локализацию в названии книги, на самом деле место действия — вся Западная Европа, а среди героев и итальянец Паганини, и норвежец Мунк, и русская парижанка Мария Башкирцева.
«Эзотерическое подполье Британии. Как Coil, Current 93, Nurse With Wound и другие гениальные сумасброды перепридумали музыку»
Дэвид Кинан
Нойз и индастриал — музыка, принципиально далекая от мейнстрима. Логично, что и повествование об этой музыке, как обычно говорится в таких случаях, явно не для всех. Но если вы фанат групп Throbbing Gristle, Coil, Current 93 и Nurse With Wound, то 400-страничный труд музыкального журналиста и писателя Дэвида Кинана, безусловно, станет для вас настольной книгой. На основе многочасовых интервью с непосредственными участниками автор написал чрезвычайно подробную летопись встреч, знакомств, альбомов, концертов альтернативной британской сцены 1980–1990-х годов.
Автор хорроров и режиссер Клайв Баркер говорил про Coil (они написали саундтрек для его фильма «Восставшие из ада», который в итоге в картину не вошел), что это единственная группа, чью музыку он иногда не может дослушать до конца. Потому что ему, мастеру ужасов, становится «не по себе». Такое же ощущение порой оставляет и книга, сознательно пропитанная «черным романтизмом» и панк-романтикой. Во мраке поблескивают призраки и кошачьи глаза, музыканты кидают со сцены стулья и распыляют слезоточивый газ, а в качестве временного жилья используют забытый на улице автобус.
Отдавая должное всем конвенциям жанра музыкального нон-фикшена, Кинан развивает параллельный сюжет об эзотерической преемственности: как поколение фанатов комиксов и фантастики смогло переплавить увлечение Алистером Кроули и Уильямом Блейком в невиданную, оскорбляющую слух и общественный вкус музыку.
«Русская эмиграция в наградах и знаках»
Александр Окороков
Увесистый труд Александра Окорокова «Русская эмиграция в наградах и знаках» будет интересен не только фалеристам и нумизматам, но и любителям истории. В нем наиболее полно описана символика русских эмигрантских организаций 1920–2000 годов. Выход книги приурочен к 100-летнему юбилею Русского исхода, когда после разгрома армии Врангеля в Крыму осенью 1920 года десятки тысяч офицеров отправились на чужбину. Уже в 1921 году беженцы начали создавать офицерские объединения и союзы. Каждое из них учреждало свои награды, знаки или значки отличия. Они были не просто знаком принадлежности к той или иной организации, в них была сформулирована философия этих обществ. Награды и знаки отличия считали символами утраченной России. Они не позволяли эмигрантам раствориться в западном мире.
Помимо самих наград в книге представлены и образцы членских книжек, и удостоверения на право ношения знаков отличия, и редкие фотографии представителей эмигрантских организаций.