Своим новым романом «Тени тевтонов» Алексей Иванов успешно восполняет такое досадное упущение в отечественной приключенческой литературе для юношества, как отсутствие автохтонного, непереводного рыцарского романа. Раньше о тамплиерах пытливый школьник мог узнать разве что из эпопеи Мориса Дрюона о «проклятых королях», а тевтонцы навсегда скомпрометированы учебниками истории как «псы-рыцари», потонувшие во время Ледового побоища из-за чрезмерного пристрастия к железным доспехам. Теперь же точки над i и акценты расставлены с большей благосклонностью — критик Лидия Маслова представляет книгу недели.
Алексей Иванов
Тени тевтонов
М.: РИПОЛ классик, 2021. — 384 с.
В предпринятом Ивановым рыцарском «импортозамещении» никак было не обойтись без заграничного сырья, но главный артефакт, который разыскивают несколько персонажей и вокруг которого закручивается сюжет, всё-таки выдумка русского писателя. Артефакт достойный: «тевтонская версия Святого Грааля» — меч Сатаны, Лигуэт, которым отрубили голову Иоанну Предтече и который оказывается в Восточной Пруссии, обреченной на превращение в Калининградскую область. Действие «Теней тевтонов» переключается между двумя временами: 1457 годом, когда происходит осада замка Мариенбург — столицы Тевтонского ордена, и 1945-м, когда советская армия занимает прусский город Пиллау (ныне Балтийск).
Основная тема «Теней тевтонов» — как сквозь одну историческую реальность проступает другая, один событийный узор ложится на другой по принципу сворачивающегося ковра, одна констелляция персонажей повторяется много веков спустя и тень далекого предка маячит за спиной потомка («В обыденном и ничем не примечательном настоящем беззвучно, как вода, проступало прошлое»).
Для тех, кто сам вдруг не заметил этот эффект никогда не прекращающегося «коловращения судьбы», ближе к финалу Иванов открытым текстом вносит окончательную ясность — кто из персонажей в раскладе 1945 года какому историческому предшественнику соответствует: «Сигельда была с армариусом Рето, как Хельга — с дядюшкой, а Сигельд — с Каетаном, как русский солдат — с тобой. Червонка воспылал страстью к Сигельде, как русская контрразведчица — к солдату Володе».
Удобочитаемость, простота и гладкость восприятия стоят в «Тенях тевтонов» во главе угла, вежливо потеснив авторское самовыражение в списке приоритетов. Иванов даже не пользуется возможностью поиграть в стилистические переключения с возвышенного языка рыцарской баллады на бытовой реализм советской военной прозы и обратно. «Тени тевтонов» написаны ровным простым языком, в котором разные временные пласты смонтированы заподлицо и слиты в однородный текст. Словесное своеобразие тут проявляется прежде всего в использовании звучной терминологии, описывающей те или иные архитектурные подробности (гипокауст, клуатр, фирмарий, дормиторий), а также предметов рыцарского снаряжения и одежды. Их названия не расшифровываются, но и без того всё выглядит понятно и логично: в чем еще ходить юберменшам, как не в юбервурфах.
В «Тенях тевтонов» заметна похвальная привычка всякого хорошо экранизируемого автора, который уже машинально, на автопилоте, некоторые сцены пишет так, чтобы самому же потом было легче со сценарием (чтобы два раза не вставать, а в данном случае даже три, поскольку сам автор признался, что писал роман изначально как аудиосериал). Вот, например, сцена поцелуя, в которой заранее заключена будущая раскадровка: «Губы сошлись с губами с той абсолютной законченностью движения, с какой завершается ход затвора в штурмовой винтовке, сочетание линий в архитектуре, вращение созвездий в зодиаке» (на экране крупно смонтированы: губы–затвор — башенка замка — звездное небо).
Отлично дополняет подобные сценки музыкальный лейтмотив — звучащая то из патефона, то из губной гармошки знаменитая «Лили Марлен», про мертвого жениха, восставшего из-под земли. Этот макабрический оттенок смысла особенно подчеркнут в контексте ивановского романа, наполненного сверхъестественными явлениями и потусторонней нежитью, как страшные сказки братьев Гримм.
Любовных линий в «Тенях тевтонов» несколько, но все они какие-то сомнительные и опасные, поскольку каждая симпатичная девушка тут в любой момент может оказаться в лучшем случае суккубом, а в худшем — контрразведчицей из Смерша. Такая со своими карьерными амбициями куда опаснее любой инфернальной марионетки, у которой, в общем-то, своих личных устремлений нету, а есть лишь вложенная дьяволом программа.
Сам хозяин меча, который никак не может заполучить его обратно в свои руки/лапы/копыта, тоже несколько раз появляется во плоти под разными обличьями и именем тамплиерского козлообразного идола Бафомета. Иногда, что греха таить, враг рода человеческого вызывает чуть ли не сочувствие в своих многовековых попытках воссоединиться с любимым артефактом, которые то и дело проваливаются ввиду несчастливого стечения обстоятельств, а главное — неуклюжести и непрофессионализма завербованных дьяволом помощников (это прежде всего проклятый в нескольких поколениях поляк-историк). Недаром на последней странице романа расстроенный Бафомет не только продвигает прогрессистскую концепцию, с которой можно поспорить («Когда вы идете вперед, идете к Нему. Когда назад — ко мне»), но и прозрачно намекает на бесспорную истину: настоящее проклятие человека — его собственная глупость, а не козни дьявола.
Не слишком помогает в поисках меча даже занимавшийся вывозом культурных ценностей гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох — самый известный исторический персонаж романа. Фоном в книге проходит множество подлинных событий и реально существовавших личностей разного калибра, от литовского профессора истории Пакарклиса до Гитлера, подводившего под нацистскую идеологию увесистый тевтонский фундамент. В «Тенях тевтонов» речь идет среди прочего и о планах создания на территории Восточной Пруссии особого новотевтонского государства, хотя циничный Кох рассуждает о тяге «мистика и психопата» Гитлера к рыцарской романтике крайне скептически: «Фюреру, конечно, понравятся рыцари с железными ведрами на башках, а он, Эрих Кох, с помощью рыцарей приберет к рукам новые ресурсы».
Ведро — далеко не единственная аналогия, которые вызывает головной убор тевтонского воина, вынужденного говорить «как из бочки» в своем «топфгельме» (по-русски говоря, «кастрюлешлеме»), а в одной из батальных сцен есть меткое сравнение строя тевтонцев с «железными пнями». Так что любитель остроумного словоупотребления, иронических метафор и лингвистических кунштюков тоже все-таки найдет чем поживиться в «Тенях тевтонов» и не закроет книгу обиженным.