Число несовершеннолетних, принимающих участие в несанкционированных акциях, постепенно снижается из-за осознания последствий этих действий и усиления родительского контроля. О такой тенденции в интервью «Известиям» рассказала уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Анна Кузнецова. Она отметила, что в ходе протестных мероприятий можно было выделить несколько групп детей, многие из которых даже не знали о целях и замыслах незаконных акций. Также омбудсмен рассказала об имеющихся претензиях к молодежной политике, недооценке виртуальных угроз и приоритетах на 2021 год.
«Делали ставку на детей»
— Анна Юрьевна, несколько дней в этом году были отмечены массовыми акциями. Не говоря о целях и запросах митингующих, хотелось бы обсудить движущую силу этого протеста. Можно ли считать, что дети, молодое поколение стали основной силой несанкционированных митингов?
— Они стали участниками, ими пользовались, но у движущей силы немного иной состав. Изучая агитационные материалы, которые были разосланы детям, мы видим, что организаторы — как раз движущая сила этих мероприятий — делали ставку на детей. Насколько это удалось, давайте посмотрим. Мы видим, что дети вышли. Не во всех регионах, где были протестные акции, но дети были. Условно выделим нескольких категорий. Совсем маленькие дети с родителями, которые не понимали, куда пришли, зачем пришли — их привели туда родители. Вторая группа детей — это подростки около 16-17 лет, которые представляли, куда идут. Эти дети понимали те риски, которые за этим стоят.
Была третья группа — дети 9-13 лет. Им было просто интересно посмотреть, что там происходит. Мне один мальчик говорил: «Мне было интересно, а куда все пошли, и я пошел за ними посмотреть».
Для родителей стало вызовом, что к детям помимо их воли может кто-то прийти и позвать куда угодно. Родители обращались к уполномоченным, жаловались по этому поводу. На этот вызов отчасти ответ дан: с 1 февраля вступил в силу федеральный закон, который обязывает социальные сети мониторить свой контент.
— В каких в основном социальных сетях содержались эти призывы, есть информация?
— Самая активная массированная атака шла через TikTok, наблюдалось это и в других социальных сетях. Разными каналами, которые могут представлять для детей интерес.
— Сколько всего несовершеннолетних принимали участие в акциях? Можно ли обозначить процентное соотношение взрослых и детей на митингах?
— Могу сказать, что детей на акциях 31 января было меньше, чем 23 числа. Это значит, что вовремя спохватились все, кто мог повлиять на этот процесс. В день вынесения судебного решения также были несовершеннолетние. Среди них были и те, кто повторно пришел на подобного рода мероприятие. Около 30 несовершеннолетних, доставленных в отделение полиции, именно в Москве — у меня есть информация об этом. Что касается обобщенных данных, то они сейчас разнятся. По субъектам анализируя информацию, мы видим в таком соотношении: динамика была точно вниз.
— Вы сказали, что 31 января на акциях детей было меньше, чем 23-го. Что стало причиной — это страх перед правоохранителями, родительские призывы или, может быть, разочарование в идеях этих митингов?
— Та категория участников, кому было интересно, вероятно, поняли, что интересного там немного. Перспектива просидеть несколько часов в отделении полиции никому не понравилась. Это одна из причин. Безусловно, самая значимая — это подключение родителей, которые стали максимально внимательно следить за тем, что происходит с детьми в интернете.
— В больших городах мы увидели достаточно большое желание несовершеннолетних принять участие в этих протестных акциях, и здесь возникает вопрос к молодежной политике государства. Что необходимо делать для более эффективной работы с подрастающим поколением? Какие меры нужно принимать, чтобы не было желания ориентироваться на сомнительные источники информации?
— У меня тоже есть вопросы к молодежной политике. Я убеждена, что если у нас не будет системной программы по развитию созидательного позитивного контента для детей и подростков, мы каждый раз будем оказываться в роли догоняющих. Опередить это можно следующими путями. Первое, безусловно, не допускать деструктивную информацию разного толка. Мы понимаем, что сегодня один призыв, завтра другой. Важно, чтобы эти призывы, если они деструктивные, не доходили до детей, а были отсеяны.
Второе — это предложение альтернативы, формы занятости. Это мы наблюдали за время пандемии, когда молодежь была движущей силой волонтерских походов, помогала пожилым людям, носила продукты. Это, мне кажется, прекрасная история. Важно наполнять новыми смыслами эту активность и отвечать на запросы, которые сегодня есть у молодых людей.
Нужно также работать над фильмами для подростков. Это вызов современности, здесь простыми словами о патриотизме не отделаешься — нужно наполнять это реальными историями, жизнью, своим примером, в конце концов.
— То есть вы считаете, что такими мерами можно воспитать молодежь, научить ее более осмысленно подходить к пониманию окружающей действительности?
— Тема воспитания — сквозная тема прошлого года. Для нас — тема последних полутора лет такого боя за возрождение воспитательной компоненты в образовании. Результаты проверок показали жуткие, на мой взгляд, цифры — только 16% воспитательных программ образовательных организаций соответствуют необходимым требованиям сегодняшнего законодательства.
Свято место пусто не бывает, и эти пробелы наполняют какие-то другие темы, мотивы, которые стихийным образом ложатся на ежедневный быт ребенка. Если мы будем развивать полезные векторы активности, тогда будет меньше рисков, к чему бы наших детей ни призывали.
«Как по скайпу воспитаешь?»
— Мы начали говорить про образование, хотелось бы этот блок обширнее затронуть. Большинство вузов, подведомственных Минобру, возвращаются к очным занятиям. Многие студенты привыкли к онлайну и возвращаться в аудитории не хотят. Каково восприятие очного формата у школьников? Не отбила ли «дистанционка» желание детей посещать школу?
— Нежелание возвращаться к очным форматам может быть не только у студентов и школьников. Оно может быть и у взрослых людей, которым тоже неохота возвращаться на рабочее место, тратить время на дорогу, приезжать в холод, в метель, в дождь, в жару. Удобнее дома на диване решать важные вопросы по скайпу. Но человек — существо социальное, и нам нужна среда. Человек, выключаясь из этой среды, может потерять темп, ориентацию в последних событиях, векторах современных, которые сейчас направляют их деятельность. Для детей в школе еще одна важная проблема — как реализовывать компоненту воспитания. У образования две части — обучение и воспитание. Мы лишаем наших детей практически половины процесса. Как ты по скайпу воспитаешь?
— А если и ребенок, и его родители считают формат дистанционки для себя эффективным и выражают желание его сохранить, может ли это желание быть учтено?
— Представим, что есть такой родитель, который после той дистанционки, которой мы наелись с лихвой, хочет ее продолжать. В законодательстве есть ресурс, который позволит ему свое желание реализовать. Есть ситуации, в которых для родителей и их детей дистанционное обучение является наиболее приемлемым вариантом. К примеру, особенности развития ребенка и так далее, в которых предполагаются эти форматы.
— Какие системные проблемы возникли при организации дистанционной формы обучения? Что необходимо в ней менять, если вдруг нам придется снова к ней возвращаться, если и не из-за коронавируса, то по какой-то другой причине?
— Если говорить о трудностях дистанционного обучения, я бы выделила три группы проблем. Первая — это здоровье ребенка. Мы знаем, что у 83% детей неблагоприятные психические последствия были, около 42% — депрессия. Это данные опроса Национального медицинского исследовательского центра.
Вторая группа трудностей — это технические средства связи. Компьютеры, ноутбуки, интернет, наушники. Кто-то по телефону, кто-то еще как-то учился — это тяжело достаточно было, не у каждого был ноутбук. А если многодетная семья? А если есть ноутбук, но нет возможности в отдельной комнате находиться? Технических сложностей здесь масса.
Третья группа — сложности методического характера. Это подготовленные педагоги, методические материалы, информационные ресурсы, на которых располагались все обучающие материалы, каналы связи.
— К завершению этой пандемии можно сказать об улучшении всех трех компонентов?
— Конечно, были попытки улучшить ситуацию. Были попытки наладить и техническое обеспечение детей из многодетных семей, малообеспеченных семей — мы это знаем. Где-то системно решался вопрос в регионах, то есть были соответствующие закупки. Где-то волонтерскими, благотворительными силами все это решалось, но на 100% этот вопрос не закрыт. В третьей группе проблем, методических, наверное, больше всего сделано, серьезный стимул был для разработки в этом направлении новых методических материалов, обобщения их. Надеюсь, это все пошло на пользу тем, кто пользуется услугами дистанционного образования постоянно.
«На перекрестке без светофора»
— Пандемия в целом изменила жизнь каждого человека и природу взаимодействия между родителями и детьми — им пришлось гораздо больше времени проводить вместе. Выросло ли количество конфликтов и обращений к уполномоченному на их почве?
— В общем потоке статистики обращений не заметно скачка, причиной которого стали бы именно конфликтные ситуации между родителями и детьми, или между родителями. В целом — был рост числа обращений, связанных с семейными правоотношениями. Речь идет, в том числе, о неисполнении судебных решений, это серьезная проблема, но я бы точно не стала привязывать это к пандемии.
Увеличилось на 62% число обращений родителей по вопросам информационной безопасности детей за период пандемии. Возможно, это связано с тем, что родители сели вместе с детьми за гаджеты и пришли в ужас. Они увидели, с чем сталкиваются наши дети в сети Интернет.
— В целом перевод детей в онлайн-формат ставит достаточно большое количество рисков перед родителями и детьми. Дети чаще становятся жертвами кибербуллинга. Также они уязвимы и для мошенников, которые желают использовать детей в незаконных целях. Насколько эта проблема остро стоит, какие решения здесь необходимо принимать для того, чтобы обезопасить детей от деструктивных влияний?
— Первое и самое главное условие — мы, взрослые, пока еще недооцениваем реальность виртуальных угроз. Мы до сих пор думаем, что когда ты посадил ребенка дома, закрыл за ним дверь, он в безопасности. Все, нужно от этого отходить. Если у ребенка есть доступ в интернет, он рискует так же, как, к примеру, на перекрестке без светофора. У ребенка должен быть четкий навигатор безопасности. Если тебе пишет незнакомый человек, нельзя ни рассказывать, где ты живешь, ни как тебя зовут, ни дома ли родители. Самое верное — это разумное ограничение и предоставление альтернативы, офлайн активности.
Была очень болезненная история с призывами детей в интернете к суицидам. Эта тема легла в основу законодательных решений, многих методических рекомендаций, большой работы, которая школами была проведена. Вчера суициды, сегодня митинги, завтра еще что-то будет. Мы никогда не узнаем здесь, где подстелить соломку, если в целом не подойдем к решению вопроса комплексно.
— Жалобы по какой тематике поступают к вам сейчас чаще всего? Изменилась ли интенсивность обращений к уполномоченному с момента начала пандемии?
— Если оценивать за время пандемии и сейчас, у нас был резкий скачок обращений по вопросам социального обеспечения, в том числе связанных с получением льгот, выплат. Более ста пакетов мер было представлено, к нам приходили вопросы от их получателей. Какую-то меру нельзя было получить, еще какие-то возникли вопросы — получение инвалидности и так далее. Но это в начале, потом все выровнялось.
Выросло количество обращений, связанных с информационной безопасностью детей, с которыми мы разбирались, присылали ссылки на сайты, на видеоконтент ужасный, который требует блокировки. Мы направляли информацию уполномоченным структурам. Это самое главное, что именно характерно для пандемии, то, что изменилось по отношению с предыдущим годом.
Устойчиво растут обращения в отношении работы органов опеки и попечительства, по нарушениям, около 40% рост только в этом направлении. В целом у нас рост обращений на 7%, поэтому потихоньку многие показатели поднялись.
— Из каких регионов чаще всего поступают жалобы на нарушение прав ребенка?
— Мы проводили такой анализ в 2019 году, потому что мы получаем статистику детского населения весной, еще не получили за 2020-й. У нас в лидерах Москва и по числу обращений, и в пересчете на 100 тыс. детского населения. Начиная со второго места, уже есть различия. По количеству обращений на втором месте Московская область, потом Краснодарский край, Приморский край, Санкт-Петербург. Если пересчитывать на число детского населения, на втором месте окажется Приморье, затем — Московская область, Карелия, Курская область, Пензенская область — эти субъекты писали чаще в 2019 году по вопросам защиты прав детей.
— Какие приоритеты работы уполномоченного на 2021 год?
— На 2021 год приоритетным будет вопрос детской безопасности именно сегодня, в XXI веке. Эта парадигма нуждается в пересмотре. Организованный досуг, например, должен обязательно войти в систему безопасности. Мы видели, какое лето было — 885 погибших детей, в два раза больше, чем в прошлом году. Мы их берегли от коронавируса, но мы их не уберегли от утопления, от пожаров, от иных трагических событий, которые с ними произошли.
Уже три года при участии Совета отцов, молодежных организаций и при поддержке Института уполномоченных по правам ребенка в регионах проходит акция «Безопасность детства». За три летних месяца в 2020 году число детей, пострадавших на детских и спортивных площадках, снизилось на 48,7%, а погибших — на 71,4%.
В ближайшее время вы увидите в московском метро очень интересные вагоны, каждый из которых оформлен на тему безопасности детей. Принцип мы взяли такой: ребенок выходит из дома, и далее выстраиваем его безопасный маршрут на улице, в школе, в общественном транспорте и так далее. Мэрия Москвы поддержала, это была совместная инициатива, разработка уже есть. Я видела пока еще на бумаге эти вагоны, очень интересно получается.