Актеры должны всю жизнь воровать у партнеров: подсматривать, подслушивать и перерабатывать. Только таким образом можно совершенствоваться в мастерстве, считает Александр Клюквин. Народный артист верит в традиции Малого театра, где до сих пор к спектаклю гладят чулки. А также считает трусом своего коллегу Михаила Ефремова и не знает, что такое звездная болезнь. Об этом актер Малого театра рассказал «Известиям» после премьеры спектакля «Физики».
«Малый — заповедник»
— Малый театр представил премьеру спектакля «Физики» по пьесе Дюрренматта. Не кажется ли вам, что его драматургия сложна для современного зрителя?
— Да. К ней надо подходить аккуратно. Во-первых, понимать, что ты хочешь. Во-вторых, не бояться ее менять. В-третьих, не стесняться искать и находить в сложном материале юмор. Мне кажется, нам это удалось. Нельзя играть трагедию трагично. Так ты вгоняешь зрителя в тоску. Человек не живет без улыбки, без смеха и веселья. Жизнь полна парадоксов, нестандартных ситуаций. Если играть только драматично, зрители махнут рукой на театр и пойдут в кино.
— В спектакле вы играете с Никитой Панфиловым. Юрий Соломин пригласил его, увидев в сериале «Пёс». Комфортно работалось с новым артистом Малого театра?
— В Малом театре приглашают в спектакль актеров, хорошо знающих друг друга. И тогда складывается ансамбль. Клюквин, Невзоров, Носик — артисты узнаваемые, народные. За годы работы мы уже притерлись. А Никита Панфилов — известный, популярный, о нем много пишут — в нашем театре человек новый. И, оказавшись в коллективе ему незнакомом, он поступил, как великие старухи Малого Татьяна Панкова и Елена Гоголева. А они всю свою жизнь до самой смерти не стеснялись учиться. Я был молодым актером, а Татьяна Петровна советовалась: «Саша, как вы думаете, это правильно? Не мешаю ли я вам здесь, когда говорю вот это?»
Несмотря на свою звездность, Никита стал учеником. В итоге вошел в ансамбль и стал нашим партнером. Не у всех это получается. Некоторые воспринимают замечания и предложения как вмешательство во внутренние дела суверенной страны. Зря. Актеры должны всю жизнь воровать у партнеров.
— Воровать?
— Да, воровать талант, подсматривать, подслушивать, перерабатывать. «О, как он сделал! Интересно. А ну-ка, дай я попробую!» Человек работает над собой и таким образом совершенствуется. Когда я преподавал во ВГИКе в мастерской Виталия Мефодьевича Соломина, учился у студентов.
— Чему же у них можно научиться?
— Многое можно подметить, если уметь и хотеть это делать. Например, реакции, интонации, нестандартное отношение к роли. Актерское мастерство можно совершенствовать бесконечно.
— Только мастерством зрителя не возьмешь. Теперь его надо увлечь чем-то технологичным.
— Когда я 10 лет назад ставил спектакль «Дон Жуан», Малый театр специально купил огромный экран. Он был необходим для видеоряда, создающего атмосферу спектакля. Думаю, в то время редко в каком театре играли с экраном. Малый следит за тенденциями и привносит все хорошее, что можно использовать. А почему нет?
— Не запираетесь в собственном академизме?
— Нет, конечно. Если театр решит запереться, не будет замечать прогресс и новации, — это его смерть.
— Вам не кажется, что среди столичных театров Малый воспринимается как некий заповедник?
— Кажется. Малый театр — заповедник русской культуры. У нас традиции, мне до сих пор приносят костюмеры к спектаклю чулки, и они глаженые.
— Мужские чулки? Еще и глаженые?
— Да. А если воротничок рубашки нужен стоечкой, его крахмалят обязательно. А в карман кладут отпаренный платочек. И это только маленький штрих. Скажите, в каком театре вы видели суфлеров? Они исчезли. А в Малом — шесть суфлеров. Здесь никогда не было понтов, понятие «звезда» не прививалось. Внутренние разборки никогда не выходили за дверь. Биографию свою, уважение зарабатывали на протяжении всей творческой жизни. А сейчас главное — накачать губы, поскандалить, в телевизор попасть. За это теперь становятся звездами. Вы что на завтрак ели, товарищи?
Вседозволенность, заносчивость, пьянство, а потом — бац, и отойди в сторонку. Тебе нашли замену. Примеров, как жизнь коллег заканчивается трагедией, масса.
«Произошла закономерность»
— Одна из них произошла на Садовом кольце с Михаилом Ефремовым.
— Я Мишу Ефремова осуждать не хочу. Мне в принципе он не очень интересен. Я бы его уважал, если бы он действовал так, как начал. Сел на табуретку и сказал: «Простите меня, я всех вас предал. Я и себя предал. Простите». Это был мужской поступок, человеческий, правильный. Но потом началось шоу: друзья, желающие отмазать, хитрый адвокат.
Некоторым кажется, что они серьезнее защищены законом, чем все остальные. Вполне возможно. Но когда кто-то защищается деньгами или связями, это подло. И вдвойне подло, когда ты про это знаешь и беззастенчиво пользуешься. Закон есть закон.
— Может, Михаил доверился адвокату, который пользовался этим и вел свою игру?
— Нет. Он просто трус. Хотя, на его месте любой испугался бы, потому что это крушение карьеры. Выпивают многие. Но заметнее других пьющие артисты. Ну как же — им цветы, аплодисменты, рестораны. Я тоже выпиваю: дома, после работы, с друзьями в выходной. Но никогда перед спектаклем и если за руль.
— Если бы в вашем театре случилась беда, неужели Юрий Мефодьевич не подключил бы свои связи, чтобы помочь?
— Что вы называете словом «беда»? С кем случилась большая беда на Садовом кольце — с Мишей Ефремовым или с Сергеем Захаровым? С артистом произошла закономерность. А у семьи погибшего — горе.
Словом «беда» очень многие сейчас спекулируют, рассуждая о Ефремове. Но он всю жизнь пил. Какая с ним, нафиг, беда!? Распущенность плюс гены. Папа — талантливый актер и великий режиссер — тоже пьющий был.
А насчет Юрия Мефодьевича, вступился бы он... Соломин не такой человек, чтобы отмазывать, он этого никогда не делал и делать не будет. В отличие от многих людей у него сохранилось очень точное понятие чести. И против этого он не пойдет. Тратить ресурс, обаяние и мощь своего авторитета он не станет.
— В спектакле «Ялта-45» умирающего Рузвельта должен был сыграть народный артист Борис Клюев. Он начал репетировать. Согласиться на такую роль после нескольких курсов химиотерапии — мужественно. Каким был ваш коллега?
— Есть люди, исповедующие принцип, с которым очень нелегко идти по жизни, — делай что должен, и будь что будет. Если до конца понять, что это такое, становится страшно. Потому что многих вещей делать не хочется: будет плохо тебе, твоей семье, кошельку. Но надо всё отбросить и двигаться вперед. Борис Клюев так и жил. Я тоже придерживаюсь этого принципа. Всё время стараюсь ощущать шпагу на боку.
— Это как?
— Шпага на боку — очень неудобная вещь. Ею можно защищаться, но заходить с ней в метро, ездить в машине, локтями орудовать — неудобно. Мешает. Я и не расталкиваю никого. Просто представляю, что при шпаге. И тогда тебе хочется держать прямой спину и вести себя соответственно.
Боря Клюев был мужчиной, и этим всё сказано. Цельный, настоящий. Он почти никого не допускал до сердца близко, но всегда готов был помочь и сделать всё, что в его силах. Он не раз меня очень выручал. Без него моя жизнь сейчас была бы гораздо хуже.
— Говорят, сцена лечит. Может быть, он надеялся, что театр спасет?
— Сцена лечит не очень серьезные болезни. Насморк, радикулит — на раз. На рак это лекарство не действует. Конечно, Борис надеялся. Ему было очень сложно, тяжело, больно. Он уже плохо запоминал текст. Но не показывал слабости.
Високосный год всегда плох для России. Санкции, коронавирус, проблемы в приграничных государствах — все эти переживания на людей серьезно влияют.
— В пандемию, когда ваши коллеги скучали без театра и кино, вы много работали. Как вам это удалось?
— Господь дал голос, который всю жизнь меня кормит. Не было ни театра, ни кино, ни концертов, ни антреприз, ни встреч со зрителями — ничего. А у меня было телевидение, озвучание. Еще записывал книги, прочитал у микрофона «Двенадцать стульев», «Золотой теленок», Акунина, Пратчетта, сказки «Тысяча и одна ночь».
Соблюдая меры предосторожности, ездил в студию. Руки мыл по десять раз в день плюс маска, оксолиновая мазь в нос. А вот идиотские перчатки никогда не носил и носить не буду, это бред. Кто это придумал, пусть сам и ходит в них.
— Как реагируют на ваш голос незнакомые люди?
— Таксисты говорят: «Я же вас возил». — «Нет». — «Я же вас слышу каждый день!» А как-то остановил меня гаишник, молодой, суровый такой. «Ваши права, пожалуйста». — «Я что-то нарушил?» — «Скажите, это не вы Альфа озвучивали?» — «Я. А что?» И тут же человек в форме заулыбался: «Ой, а скажите еще что-нибудь голосом Альфа».
Альф всемогущий
— В кино вы говорите за Аль Пачино, Роберта де Ниро и лейтенанта Коломбо, а любят вас за мохнатого пришельца Альфа. Он вам не надоел?
— Да что вы. Альф (герой одноименного американского комедийного сериала. — «Известия») — одна из самых больших удач в моей жизни. Кто-то из моих друзей сказал: «Если ты не попадешь в ад, то только из-за Альфа». У пришельца идеальный юмор — озорной, без пошлости. В этом огромная заслуга переводчика.
Лет 30 назад кино у нас если и снималось, то фигня полная. Пытались подражать боевикам, а поскольку денег не было, получалось «по рублю и на плотах». Я же с начала 1990-х начал зарабатывать дубляжем. Тогда же и Альф появился.
— Ходят слухи, что будет продолжение саги про Альфа. Вас не предупреждали об этом?
— Нет. Боятся, наверное. Потому что попрошу гонорар раз в 50 больше (смеется). У меня же эксклюзив на озвучание этого персонажа.Когда мне предлагают поработать голосом, интересуюсь, сколько платят. Называют сумму. «Деньги хорошие, но пусть ваш продюсер сам озвучит. Вы хотите купить «Мерседес» по цене «Жигулей»? Нет, так не бывает». Я — «Мерседес» последней модели, супермашина, потому что не останавливаюсь.
— Вас не назвать скромным.
— В этом есть доля шутки. Я очень дорогой артист для озвучания, потому что если текст плохой, правлю его на ходу. Неправильное слово меняю сразу. Когда читаю книгу, у человека, который меня слушает, в голове возникает кино. А кому-то кажется — ну что такого в озвучании? Человек сел к микрофону, читает книгу, и за это ему еще и деньги платят. Не смешно ли? Нет. Пожалуйста, читайте сами и пытайтесь продать это.
— Как вы относитесь к новым веяниям в искусстве?
— Это выпендреж и желание срубить бабла. Вот и выставляют трех сестер лесбиянками, а офицеров — педиками. Но тогда при чем тут Чехов? Напишите свою пьесу. Слабо? Поэтому берут хорошую драматургию и что-нибудь там перевинчивают, химичат. Думают, что на секс зрители повалят. А большинству это непотребно. То-то эти «экспериментаторы» с такими спектаклями не ездят на гастроли в Челябинск, в Тагил.
— Не поймут?
— Поймут, потом поймают и еще раз поймут. А здесь... Москва — город терпимый. К сожалению, столица становится всё более толерантной.
— Это плохо?
— Ужасно. Посмотрите, что происходит в Европе, в Америке. Лет 20 назад мы отправились на гастроли в Марсель. Это был красивейший город. А сейчас — беда. Что говорить про Париж, Амстердам, Мюнхен. Там теперь странное население. Оно никогда не ассимилируется.
Так называемые беженцы не становятся немцами, голландцами, французами. Они превращают районы европейских городов в гетто, где живут по своим законам. И их становится всё больше. Это всё плоды толерантности.
— Культура может что-то поменять, ну хотя бы в нашей стране?
— Для этого надо культурой заниматься, а у нас чиновники набивают свои карманы и пишут отчеты. А в культуре что изменилось? Ничего.
Я не очень часто хожу в другие театры, времени мало. Но почти всегда после чужого спектакля говорю: «Господи, какое счастье, что я работаю в Малом театре». Хотя есть некоторые постановки, которым я завидую. Хочу быть там с ними, играть и наслаждаться, как это классно сделано. Но такого очень мало. А может, я слишком требователен, выпендриваюсь и звездю по-своему, по-малотеатровски.
— Вы не боитесь, что однажды кто-нибудь скажет вам: «Клюквин, помалкивай»?
— Нет. Потому что знают, что я говорю правду.
Справка «Известий»Александр Клюквин — народный артист России, лауреат Премии правительства России. В 1978 году окончил Театральное училище им. М.С. Щепкина (курс Михаила Царёва) и был зачислен в труппу Малого театра. С 2000-го — преподаватель ВГИКа. С 2000-го — официальный голос канала «Россия». В 2011 году дебютировал на сцене Малого театра в качестве режиссера. Артист проодублировал свыше тысячи фильмов и сериалов. Его голосом говорят Жерар Депардье, Пьер Ришар, Бен Кингсли, Кристофер Уокен, Джефф Бриджес, Курт Рассел и Патрик Суэйзи. Записал более 500 аудиокниг. Снимался более чем в 150 фильмах, в том числе в «Адмирале», «Изменах», «Долгом прощании», «Домашнем аресте» и др.