Самолечение при COVID-19 может привести к куда большим проблемам, чем сам коронавирус. К примеру, уколы интерферона на дому могут повлечь за собой расстройство психики, а применение антибиотиков — вызвать всплеск бактериальных инфекций. Более того, преждевременно комментировать и результаты терапевтического применения «Ремдесивира», «Фавипиравира» и «Полиоксидония». О том, как не запутаться в научных публикациях, роликах на YouTube и советах по излечению от коронавируса, а также об эффективности популярных средств, применяемых при лечении этой инфекции, рассказал в интервью «Известиям» руководитель курса прикладной фармакологии и фармакотерапии факультета наук о здоровье университета OsloMet (Норвегия), глава международных проектов по безопасности пациентов и персонализированной медицине Юрий Киселев.
— Каковы самые популярные в мире комбинации и медикаменты, которые сейчас используют при лечении COVID-19?
— Противовирусная терапия, препараты для подавления избыточного воспаления, а также вспомогательное лечение, в первую очередь средства для профилактики тромбозов.
Коронавирусы известны давно, но против них до начала нынешней пандемии эффективных средств не существовало. Попробовали использовать несколько вариантов, включая препараты против малярии и ВИЧ-инфекции. Но исследования не подтвердили ни лечебную, ни профилактическую эффективность этих средств. Эти лекарства, особенно противомалярийные, не просто бесполезны, а еще и потенциально опасны.
— А почему до сих пор существует проблема создания действующего противовирусного препарата?
— Чтобы уничтожить болезнетворный микроорганизм, нужно «бить» в конкретную молекулу или механизм, свойственный только этому возбудителю, но отсутствующий у человека, иначе мы навредим пациенту. Например, у бактерий пенициллины действуют на определенный белок клеточной стенки, которого нет у наших клеток. Вирусы же — паразиты, они существуют и размножаются за счет хозяина. Собственных уникальных «мишеней», по которым можно «бить» лекарствами, не опасаясь мощных побочных эффектов, у них очень мало. Отсюда и сложности с разработкой любых противовирусных препаратов.
— Недавно французские ученые объявили, что выявлен главный характерный признак у пациентов с тяжелым течением COVID-19 — усиленное воспаление и дефицит интерферона. Возможно ли проводить профилактику введением этих веществ?
— Интерфероны — один из элементов противовирусной защиты в организме. До сих пор неизвестно, может ли их дефицит быть причиной или последствием тяжелого COVID-19. Некоторые эксперты не согласны с выводами французов и приводят противоположные данные.
Одно можно сказать точно: нельзя самостоятельно использовать инъекционные формы интерферона. Это препараты с частыми и тяжелыми побочными эффектами. Например, может резко снизиться количество лейкоцитов — тех клеток крови, которые защищают нас от инфекций. Возможны выраженная слабость, выпадение волос и кожные высыпания, желудочно-кишечные и даже психиатрические нарушения. К последним относятся депрессивные состояния и нарушения сна, реже проявляются мании и суицидальные мысли. К тому же введение интерферона-бета очень часто вызывает симптомы, схожие с ОРВИ, и врачу отличить их от истинных проявлений болезни сложно.
— На днях британская компания Synairgen выпустила пресс-релиз о первых результатах исследования ингаляционного интерферона в лечении госпитализированных пациентов с COVID-19. Это тоже опасно?
— Идея была в том, чтобы доставить молекулы интерферона сразу в легкие — очаг заболевания с бурным размножением вируса. В плане побочных эффектов это лучше: в кровоток попадет меньше препарата, чем при инъекции. Но в исследование был включен всего 101 пациент, а это совсем немного. Риск оказаться на ИВЛ или умереть оказался на 79% ниже при лечении интерфероном в сравнении с плацебо. В случае, если эти данные подтвердятся, это станет революцией в лечении.
— В течении COVID-19 отмечают избыточное, гиперактивное воспаление. Какие средства работают тут?
— Из наиболее доказанных на сегодня подходов хочу отметить использование хорошо известного стероидного гормона «Дексаметазон», применяемого, например, при жизнеугрожающих аллергических реакциях. В Великобритании этот препарат показал снижение смертности у тяжелых госпитализированных больных. Но не все больные с COVID-19 одинаковы: в том же самом исследовании «Дексаметазон» не давал преимуществ пациентам, дышавшим самостоятельно и без кислородной маски. Национальные институты здоровья США высказались против его использования у больных с легкими формами COVID-19. Это связано с большим спектром побочных эффектов этого препарата: подъем давления, нарушение функции надпочечников, повышение сахара крови, риск инфекций. То есть тотальное назначение таких препаратов всем больным не рекомендовано и опасно.
— Как вы относитесь к практике применения антибиотиков против коронавирусной инфекции?
— Уже, кажется, дошкольники знают, что антибиотики не действуют на вирусы. Однако в реальной российской практике лечения COVID-19 их применяют очень широко. Резона тут два: для «Азитромицина» существуют лабораторные данные о его иммуномодулирующем эффекте, а другие антибиотики назначают на тот случай, если у пациента сочетанная вирусно-бактериальная пневмония.
Антибиотики нужно применять обдуманно, выборочно, ведь их повальное назначение при коронавирусной инфекции только способствует дальнейшему распространению более опасной проблемы — устойчивости бактерий к ним. Чрезмерное применение антибиотиков в COVID-стационарах приведет к усугублению уже и так очень неблагополучной ситуации с внутрибольничными резистентными инфекциями, а избавиться от один раз укоренившейся в отделении флоры чрезвычайно трудно.
— Правительства разных стран делают ставку на различные препараты. Так, в США на первый план вышел «Ремдесивир». Каковы последние данные о его эффективности?
— Американские рекомендации поддерживают назначение «Ремдесивира» госпитализированным пациентам с коронавирусом при снижении сатурации (насыщения гемоглобина кислородом. — «Известия») ниже 95% и больным, у кого есть потребность в кислородотерапии. Его эффект у больных на ИВЛ пока не ясен. Европейское агентство по лекарственным средствам обращает внимание на возможный риск почечной токсичности. Этот препарат также не следует применять вместе с еще популярным в России гидроксихлорохином.
— В России роль хедлайнера среди средств от коронавируса выполняет «Фавипиравир». Насколько он перспективен?
— Недавно пришли сообщения из Японии о маловпечатляющих первых результатах рандомизированного исследования «Фавипиравира» при COVID-19. В России же высказываются более оптимистично и указывают на преимущества отечественного исследования. Ни в том, ни в другом случаях пока нет доступа к полноценному описанию результатов, а потому что-то прокомментировать невозможно. По крайней мере у амбулаторных больных с легким течением болезни его применение мне кажется рискованным, так как эффективность препарата пока не доказана, да и к безопасности есть вопросы.
Хочу напомнить: женщины детородного возраста должны быть протестированы на возможную беременность перед назначением препарата либо получать эффективную контрацепцию, так как он может привести к патологии плода.
— А что скажете об «Арбидоле»?
— Меня настораживает, что этот препарат зарегистрирован в очень небольшом числе стран. Но применяют его, насколько я знаю, только в России и Китае. Возникает логичный вопрос: почему он еще не захватил мир, раз так эффективен?
Лабораторно по нему опубликованы некоторые данные. Его рассматривали как одну из молекул, которая потенциально может пригодиться и при коронавирусе. Но это было на уровне доклиники. В Китае его исследовали в клинике на пациентах. Но сами эти исследования невысокого качества. Например, в одном из них «Арбидол» сравнивали с препаратом от ВИЧ, который сам оказался неэффективен. Сейчас в публикациях много мусора, и нужно подходить к ним критично. В общем, эффективность этого препарата при COVID-19 пока не доказана.
— Недавно российский иммуномодулятор «Полиоксидоний» также прошел первую часть испытаний в контексте коронавируса. Что скажете о нем?
— С точки зрения фармакологии мне тут комментировать нечего. В научной литературе не описан конкретный молекулярный механизм его действия, нет исследований на пациентах с COVID-19. Да и вообще, иммунитет не автомобиль, тут нельзя взять и прибавить газу. Это очень сложная система сдержек и противовесов, ее одной таблеткой не укрепить.
— Есть и альтернативные подходы к лечению коронавируса — с помощью витаминов, природных соединений и так далее. Что думаете о них?
— В отношении COVID-19 в последние месяцы много говорилось о трех вещах — витамине С, цинке и витамине Д. Для аскорбиновой кислоты, которую мы привыкли применять при простуде и гриппе, новости не очень позитивные. Даже при обычных ОРВИ дополнительный прием витамина С не показал эффективности. Он может быть оправдан при тяжелой форме, когда развивается окислительный стресс и антиоксидантные свойства аскорбиновой кислоты могут быть полезными.
Британские исследования не показали связи между уровнем витамина Д и риском коронавируса. Кстати сказать, ежедневный прием высоких доз витамина Д (от 4000 МЕ и выше) может привести к снижению плотности костной ткани и другим побочным эффектам, что показано в исследованиях.
Как бы заманчиво ни выглядели лабораторные результаты, для цинка доказательств лечебной или профилактической эффективности против COVID-19 также нет.
— Что бы вы посоветовали обычным людям для профилактики COVID-19?
— Сегодня наблюдается то, что, по выражению одной моей коллеги, можно назвать «фармакологической вакханалией». Хотел бы повторить известное правило: не принимайте рецептурные препараты без назначения врача. Не вводите себе оставшиеся у бабушки после операции кроверазжижающие препараты, не просите соседку-медсестру прокапать дома «Дексаметазон», не упрашивайте фармацевта продать четыре разных антибиотика и не принимайте их горстями — все это примеры из жизни. И, самое главное, помните, что более 98% заболевших коронавирусом поправляются, причем большинство без какого-либо лечения, кроме банальных жаропонижающих. У нас есть надежный союзник — наш иммунитет, и не стоит его недооценивать. Но и враг у нас тоже есть — это паника, которой порой трудно не поддаться, но она опасна и для пациента, и для врача.