Рогнеда на картине Антона Лосенко теперь словно восклицает: «Ах, он без маски», потому что приблизившийся Владимир пренебрег санитарными требованиями. А надпись под васнецовским витязем на распутье призывает: «Куда бы вы ни пошли, соблюдайте дистанцию!» Это Русский музей с юмором обыгрывает жемчужины из своей коллекции на репродукциях во входной зоне. Главная петербургская галерея отечественного искусства открыла после карантина свою постоянную экспозицию наряду с новой выставкой — «Память! К 75-летию Победы в Великой Отечественной войне».
Маршрут наоборот
Запускают в музей теперь по электронным билетам и по сеансам, на каждом может быть максимум 10 человек, поэтому важно не опоздать. И это не единственная противоэпидемиологическая мера. Еще измерение температуры при входе, обработка рук санитайзером, посетители в масках, смотрители в прозрачных касках, закрывающих лицо... Экскурсант должен прийти со своей маской, если не взял — можно купить в автомате за 55 рублей.
Коронавирус не сказался на составе постоянной экспозиции, ее не стали как-то специально ужимать, но теперь посетителям рекомендован новый маршрут — вопреки хронологии. Традиционно знакомство с экспонатами начиналось на втором этаже — с залов древнерусского искусства, потом шел XVIII век и так далее. Сейчас же зрителей направляют сначала в залы первого этажа, где расположена живопись второй половины XIX столетия. Правда, находиться в музее можно неограниченное время, так что никто не будет препятствовать, если вы захотите повторить маршрут.
Вместе с музеем в корпусе Бенуа открылась выставка «Память! К 75-летию Победы в Великой Отечественной войне», старт которой задержался из-за карантина. Специально для этого проекта освободили три зала постоянной экспозиции. Идея в том, чтобы представить не мгновенный отклик, не документ с места событий, но более позднее художественное осмысление событий военной поры. Из фондов Русского музея отобрано полсотни живописных работ и скульптур — немного, но временной охват получился широким.
Самые ранние вещи созданы по горячим следам войны или даже на пороге ее окончания, как картина соцреалиста Дмитрия Налбандяна «На Крымской конференции» 1945 года, живописующая встречу «великой тройки». Черчилль задумчиво курит, Рузвельт сидит в довольно искусственной позе, и только Сталин здесь как рыба в воде — он улыбается, победа близка. Из свежих работ — пятилетней давности «Праздник победы» Сергея Игнатенко, это портрет слепого баяниста во дворе-колодце.
— Работа Игнатенко совсем недавно поступила в дар Русскому музею, — рассказал «Известиям» Егор Могилевский, научный сотрудник отдела живописи конца XIX–начала XX веков, куратор выставки. — По словам художника, он написал слепого, который каждый День Победы выходил во двор и играл. Еще даже не успевшая пройти бюрократические этапы дарения картина очень подошла нам, поскольку эта выставка исследует феномен памяти. Работы именно военного времени остры в плане восприятия реальности, они непосредственно эмоциональны. В более поздние десятилетия художники стремились к философскому, историческому осмыслению войны.
Недалеко от выставки находится зал № 81, где пусть и очень сжато представлено искусство собственно военной поры, в том числе шедевр Александра Дейнеки «Оборона Севастополя». На выставке есть картина того же автора «Народ в Великой Отечественной войне», но больше всего притягивают работы 1960-х годов, в том числе продолжателя дейнековской «монтажной» традиции Евсея Моисеенко. «Матери, сестры» — поэтический коллективный портрет женщин в отсутствие мужчин. Или «Победа», которую называют «солдатской Пьетой»: последние часы войны, в здании Рейхстага два солдата, один держит другого — погибшего, вся композиция пронизана удивительной экспрессией.
Следы войны
Закономерно крупно выделены на выставке и полотна Гелия Коржева. «Следы войны» — огромный фронтальный портрет рыжего солдата, словно увеличенная фотокарточка. Одним голубым глазом он смело смотрит вперед, другой навсегда закрыт. Или картина Коржева «Раны войны», где изображен бодрствующий старик в своей постели. Возможно, какое-то воспоминание не дает ему заснуть?
Эта выставка выглядит старомодно. Здесь нет современного дизайна, особого решения пространства, как нет и заведомо шокирующих, провокативных вещей. Акцент сделан на самом отборе работ, которые в обычное время нельзя увидеть, и на том, как они сочетаются друг с другом, объединены по темам.
Каждый из трех залов носит символическое название. «Война»: это проводы на фронт, осиротевшие семьи, блокада. «Победа» — не только соцреалистические портреты победителей, Героев Советского Союза, но и мотив возвращения, то радостный, то щемящий. Пахари ликуют, вновь увидев родное поле. А солдат замер спиной к нам перед отчим домом, не ожидая увидеть его заколоченным. Третий зал называется «Память», и здесь заострено внимание на том, как война отзывается в поколениях. Вот, скажем, маленькая и очень выразительная картина Виктора Попкова «Девочка и памятник»: в светлом размытом мазке можно опознать ребенка, прыгающего на скакалке — на фоне монумента на Мамаевом кургане. Девочка парадоксально срифмована с этим монументом, и очевидна огромная дистанция между поколением, которое только входит в жизнь, и теми, кто отдал ее на этом месте.
У всех художников своя драматургия отношений с войной. Скажем, Борис Неменский, автор полотна «Дыхание весны», пошел на фронт добровольцем и дошел до Берлина. Скульптор Любовь Холина, известняковые «Ленинградки» которой своего рода вариация трех граций (памятник Достоевскому у метро «Владимирская» — ее работа), знала о блокаде не понаслышке. А кто-то из мастеров родился уже после войны, что не отменяет глубины погружения в тему.
Считается, что слово «память» связано в нашем сознании с глаголом «помять». Если ты мысленно мнешь, щупаешь что-то, ты это помнишь. Выставка дает богатый материал для того, чтобы «помять» в себе то, свидетелем чего ты, к счастью, не был. И символично, что открывается она в таком «полувоенном» режиме, заставляющем особенно ценить спокойные времена, которые, хочется верить, уже не за горами.