Звонок Трампу и запоздалое (в Нью-Йорке к тому времени уже наступил вечер, в Москве — глубокая ночь) выступление перед сторонниками Камалы Харрис завершили, вероятно, самую бурную с точки зрения накала страстей и полную событий и неожиданных поворотов президентскую кампанию за долгие десятилетия. За это время наблюдатели словно посмотрели еще один сезон «Игры престолов», где нашлось время и попытке политического убийства, и дворцовому перевороту, и бегству представителя известного аристократического рода в стан противника (Роберт Кеннеди теперь может рассчитывать на должность в новой администрации) и еще многому другому. Можно перевести дух и попытаться понять, с какой Америкой нам придется иметь дело по крайней мере в ближайшие четыре года.
Результаты выборов оказались ошеломляющими для американского политического и идеологического мейнстрима, которым в последние годы считал себя и пытался убедить в этом других левоцентристский истеблишмент, представленный Демократической партией. Трамп сумел улучшить свои позиции практически повсеместно не только по сравнению с выборами 2020 года, но и относительно победоносной для себя кампании 2016-го. Он смог получить достаточно высокую поддержку даже во многих традиционно продемократических штатах, включая такие цитадели, как Нью-Йорк и Калифорния. Этих результатов не хватило, чтобы изменить сложившуюся с середины 1990-х годов (со времен так называемой революции Ньюта Грингрича) электоральную карту США, но они, безусловно, стали неприятным сигналом для демократов, очевидно рассчитывавших на гораздо большую поддержку. В январе следующего года республиканцы уверенно сформируют так называемое большое правительство (президент и большинство в сенате и палате представителей). Это серьезный карт-бланш Дональду Трампу для проведения реформ, которые он обещал в последние четыре года пребывания в оппозиции.
Впрочем, результаты этих выборов можно трактовать как нечто большее, чем простая победа консерваторов над прогрессивистами. Берусь предположить, что эти выборы имеют все шансы со временем войти в учебники по истории как поворотный момент в политическом развитии США.
С одной стороны, многие параметры кампании и ее результаты можно назвать вполне привычными для последних лет. Так, например, «большое правительство» было неотъемлемой частью избрания на первый срок всех президентов XXI века — контроль над обеими палатами получал Дж. Буш – младший, Барак Обама, сам Дональд Трамп и Джо Байден. Это уже стандартный карт-бланш, который американский избиратель дает новоизбранному лидеру, как правило забирая его уже через два года, на следующих промежуточных выборах. Специфика Трампа в том, что он пока единственный за долгое время президент, получивший большинство в обеих палатах в начале второго срока. Впрочем, он же и первый более чем за сто лет президент, вернувшийся в Белый дом после перерыва в четыре года (предшественником был демократ Гровер Кливленд аж в 1893 году). Принимая во внимание обстоятельства в виде четырехлетнего перерыва, «большое правительство» республиканцев вполне логично.
Нельзя назвать таким уж беспрецедентно разгромным и итоговый результат по голосам выборщиков. На момент написания этого материала Камала Харрис, по данным Associated Press, набрала их 226, всего на один меньше, чем Хиллари Клинтон в 2016 году. Надо признать, что в недавней политической истории США были результаты и поплоше. Например, республиканец Митт Ромни на выборах 2012 года проиграл Бараку Обаме в соотношении 206 против 332 голосов выборщиков у демократа.
Тем не менее целый ряд обстоятельств указывает на эти выборы как на возможный поворотный момент в американских политических пертурбациях последних лет.
Впервые с 2004-го (а до этого — с 1988-го) демократы получили меньше голосов в абсолютном исчислении. До этого, даже проигрывая по выборщикам, они почти всегда набирали большинство собственно в голосах избирателей — в 2000-м в противостоянии Буша и Гора этот перевес был символическим, на выборах 2016 года преимущество было уже существенным, превышая 3 млн голосов. Это позволяло демократам трактовать себя как партию большинства, если не абсолютного, то уверенного, отражающую интересы «большей Америки». Байден, набравший на выборах 2020 года свыше 80 млн голосов против 74 млн у Трампа, мог говорить об этом с уверенностью (и говорил). Резкое снижение поддержки демократов на нынешних выборах — голосов простых американцев Харрис набрала около 68 млн против 72 млн у Трампа — серьезный удар по престижу Демократической партии, который может иметь глубочайшие последствия для ее самоощущения и внешнего позиционирования. Получается, поддержка Трампа фактически осталась на пиковом уровне 2020 года, в то время как поддержка демократов упала к «низкоявочному» 2016-му. Харрис лишь немного опередила по голосам Клинтон.
Значит ли это, что Америка поправела? И да и нет.
По мере поступления социологических данных о прошедших выборах мы сможем получить гораздо больше информации о мотивах избирателей и общественных трендах, которые они воплощают. Обвал поддержки Демократической партии по сравнению с выборами 2020 года выглядит катастрофическим, но не выходит за пределы статистической нормы предыдущих кампаний. За Барака Обаму в 2012-м проголосовали всё те же 65 млн, на «эпохальных» выборах 2008 года — чуть менее 70 млн. Скорее результаты поддержки Байдена в 2020-м можно назвать аномалией. Но тогда демократических избирателей отмобилизовывали кампанией BLM, принявшей такой масштаб и глубину в плане общественной истории, что массовый приход на избирательные участки части продемократических избирателей, обычно остающихся дома, вполне объясним.
Тем не менее обвал поддержки демократов при стабильном одобрении Трампа представляется тревожным для левоцентристского идеологического мейнстрима. При том практически полном контроле информационного поля, который демократы продемонстрировали в ходе этой кампании, при огромных финансовых (почти 2 млрд долларов США) и административных (огромное количество селебрити и лидеров мнений) ресурсах, которые были брошены на поддержку Харрис, большая часть Америки либо отторгла, либо оказалась равнодушной к защите тех ценностей, которые демократы воплощают сегодня. Хотя нам еще предстоит получить большое количество данных по голосованию, по косвенным признакам и предварительной социологии можно сказать, что, судя по всему, и традиционная стратегия сбора меньшинств вокруг мозаичной идеологической платформы дала сбой. Во всяком случае Трамп существенно нарастил поддержку со стороны испаноязычного и черного населения по сравнению с обеими своими предыдущими кампаниями. Возможно, появление новых социологических данных по итогам выборов даст обновленную картину и по его отношениям с другими группами меньшинств.
Всё это говорит о некоем кризисе той политико-идеологической повестки, которая была путеводной звездой демократов и в целом мейнстримной национальной элиты (мейнстримна ли она теперь?) в последние 15 лет. Даже если Америка и не сдвинулась вправо, как об этом в панике пишут некоторые либеральные комментаторы, она подвергла серьезному сомнению то «лево», которое ей долгое время навязывали в качестве центра.
Этому есть, правда, и вполне приземленное объяснение, выходящее за рамки политико-идеологической повестки. Хотя сложившаяся в американском обществе ситуация выглядит сугубо полярной — половина за тех, другая за других, — действительность, разумеется, много сложнее. Как минимум нужно говорить о «третьей Америке» — условном «болоте», которое на самом деле не привечает ни одного из кандидатов и которое мало вовлечено в культурно-идеологические войны последних лет. Существование этой «третьей Америки» вполне понятно интуитивно, на бытовом уровне (должны же быть «нормальные», «обычные» люди) и подтверждается множеством социологических данных, косвенно свидетельствующих, что таких людей — что соответствует здравому смыслу — на самом деле большинство. Данные о рекордно низком за десятилетия доверии к федеральному правительству, социология об одинаковом и среди республиканцев, и среди демократов неприятии «возрастных» кандидатов и заинтересованности в переменах — всё это можно назвать социологическим описанием «третьей Америки».
Мотивы поддержки или неподдержки кандидатов этих избирателей предельно просты и кроются в рациональных экономических интересах. И здесь безусловную роль сыграла рекордная за долгое время для США инфляция (свыше 4% в предвыборном 2023 году) и сравнительно высокий уровень ключевой ставки (в том же 2023 году превысивший 5%), удорожавший кредиты. Хотя к концу 2024 года инфляция существенно замедлилась, а общие экономические показатели США оставались в целом неплохими на протяжении всего правления Байдена, сформировавшееся у многих ярко выраженное ощущение экономического кризиса, видимо, было сильнейшим мотивом — даже не столько поддерживать Трампа, сколько не идти голосовать за демократов. В итоге ставка Трампа на экономику сыграла — американцы в массе своей несерьезно отнеслись к его причудам и игнорировали морально-этические аспекты его личности, руководствуясь в своей поддержке простым экономическим рацио — при нем действительно жилось лучше.
Какой из этих факторов — усталость от навязываемого идеологического мейнстрима или простой экономический расчет — сыграл ключевую роль, станет понятно после получения большего количества социологических данных. В любом случае речь идет о комбинации этих аспектов. Однако статусом исторических эти выборы могут быть наделены не из-за предпосылок, а из-за вероятных долгосрочных результатов.
Нет почти никаких сомнений, что нынешнее поражение запустит процесс трансформации Демократической партии и с точки зрения обновления лидерства, и в плане политико-идеологической повестки. Куда она двинется, сказать непросто. Вариантов два: либо еще сильнее и радикальнее влево (по сути, по отвергнутому в свое время пути Берни Сандерса), либо в центр, в попытке стать обновленной партией единения. Первый путь будет способен обновить не только фасад, но внутреннее содержание партии, и, помотавшись по разным степеням левого спектра, демократы через пару политических циклов смогут выработать новую устойчивую программу и электоральное поле. Но он слишком рискован и неприемлем для многочисленных групп влияния и политических боссов, по-прежнему составляющих верхушку партийного айсберга.
Второй путь предполагает отстраивание левоцентристской партии «здорового человека» с глубоко обновленным контингентом руководителей и лидеров мнений, возможно комбинирующих левые идеи с центристско-технократической повесткой. Как это будет выглядеть, пока трудно сказать (знай автор этих строк ответ — пошел бы работать советником в национальный демократический комитет). Однако попытки экспериментировать с этим демонстрировала уже Харрис, играя с левыми лозунгами в ценностно-идеологическом спектре и сближаясь с республиканцами по ряду экономических вопросов.
В любом случае поражение демократов в 2024 году вполне способно сдвинуть с мертвой точки процесс обновления американской партийно-политической системы, живущей циклами по 25–30 лет. В этот раз процесс, начавшийся в 2016-м, серьезно затянулся, во многом из-за стремления (а главное, возможностей) Демократической партии сохранить статус-кво. Нынешний щелчок по носу должен способствовать сдвигу этого процесса с мертвой точки, в которую он, казалось, попал после победы Джо Байдена на предыдущих выборах.
Американскому народу в этой связи хочется пожелать удачи. И много терпения.
Автор — доцент, заведующий лабораторией политической географии и современной геополитики НИУ ВШЭ
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
